В это время большое спортивно-рыболовецкое судно обогнуло мыс, и О'Брайан поднял свой бинокль.

– Полтора миллиона баксов, – прикинул он, следя в бинокль за тем, как судно поднимается против течения к яхт-клубу. – Братец Марко – в действительности сводный брат – сын матери от умершего первого мужа. Рокко усыновил мальчика – поэтому у него та же фамилия. Ходят слухи, что он великолепный любовник – пользуется большим успехом у богатых дам из светского общества восточного побережья. А у их мужей работает как матрос-любитель, но ему платят за это, вероятно, наличными – владельцы яхт могут себе это позволить, а финансовому управлению установить это не по зубам. К тому же у него слава искусного рулевого в гонках вокруг буев. В общем на его счету в банке несколько тысяч долларов, кредитных карточек у него нет, куча штрафных квитанций за стоянку в неустановленных местах, три старых штрафа за превышение скорости, но давнишних, когда он еще учился; Рокко оплатил их, И с тех пор больше ничего. Я проверил также англичан – сын Хьюитта чист, как ангел, о его отце также ничего плохого не известно.

О'Брайан поднял к глазам бинокль и стал рассматривать пару, сходившую со спортивного судна в яхт-клуб.

– Это что – профессиональный интерес? – спросил Трент.

– Нет, просто завидую. Это хирург по пластическим операциям из Майами. Загреб в прошлом году восемьсот тысяч баксов – косметические операции груди. Господи Боже мой! Восемьсот тысяч, а я рискую своей жизнью за четыре тысячи двести.

О'Брайан положил бинокль и снова повернулся к Тренту.

– Проверьте Аурию Рокко еще раз. Она выложила двести тысяч долларов за фрахтовку «Золотой девушки», – попросил Трент.

У О'Брайана высоко поднялась бровь, видно, он давно так не удивлялся:

– А я-то принимал вас за странствующего рыцаря, мистер Трент, а вы оказывается все это время работали мозгами. Назовите мне банк и адвоката, и я сразу примусь за дело.

Приветливый официант принес им крабов и пару холодного пива на подносе. О'Брайан поблагодарил его с присущей ему вежливостью.

– Вы любите чернокожих, мистер Трент? – спросил он.

Трент чистосердечно признался, что никогда не задавал себе подобного вопроса. Действуя в подполье, он всегда судил о людях по тому, в какой мере они могут поставить его в опасное положение, а совсем не по тому, нравятся они ему или нет.

– Прекрасно, значит вы сможете приспособиться, а это важно, если вы намереваетесь здесь жить, – заключил О'Брайан. – Я спросил вас об этом потому, что некоторые из новичков, поступающих в наше ведомство, не доверяют туземцам, а это сразу бросается в глаза. Дело в том, что коррупция здесь совершенно такая же, как в Вашингтоне. Но здесь, среди всеобщей нищеты, для этого больше причин. За долгие годы я нашел здесь немало близких друзей – людей, дружбой с которыми я горжусь. Никто из них никогда не предавал меня, и я не предал никого из них. Как я уже говорил однажды в доме мисс Мэри, я понимаю, что вы, после того что вам пришлось пережить, не сможете сразу довериться мне, да я и не жду. Мне еще предстоит заслужить ваше доверие. Но в данном случае я назову вам имя человека – и это совсем другое дело. Вы отвечаете за него собственной жизнью. Нам предстоит работать вместе, прошу иметь это в виду.

– Спасибо, – откликнулся Трент. О'Брайан тихонько рассмеялся.

– Мы с вами заключаем нечто вроде брачного союза, мистер Трент, а брак – это трудное дело.

В три часа пополудни, отменно закусив, Трент плыл на надувной лодке «Зодиак» вдоль береговой линии и искал глазами красную рыбацкую лодку. О'Брайан поручил ему встретиться с человеком, у которого есть магнитометр. Встреча должна была состояться на десять морских миль южнее бухты Фреш Крик.

– Вы выставили себя в качестве приманки, а он – местный полицейский, мистер Трент. Поэтому вас не должны видеть вместе – это может кое-кого спугнуть.

Вскоре Трент заметил на песке у берега красную плоскодонку. Вытащив свою надувную лодку на берег, он увидел лежащего в тени пальмы туземца. Лицо его было закрыто широкополой шляпой с обмохрившимися краями. Поношенные хлопчатобумажные шорты – они были бы тесны и для мальчишки, на багамце висели мешком. Тренту еще никогда не доводилось видеть такого тощего и абсолютно черного человека. От высохшей морской соли на ребрах образовались разводы, как на контурной карте, а длинные пальцы напоминали высохшие водоросли. Он с любопытством разглядывал Трента большими, глубоко посаженными темными глазами.

– Мистер Трент? Я – Скелли. Меня так все называют, – сверкнул он белозубой улыбкой и заговорил по-английски с местным акцентом, чуть смягчая гласные. Когда он отгонял муху шляпой, Трент увидел его лысую, а возможно, бритую наголо голову. Что касается возраста, то ему можно было дать от восемнадцати до восьмидесяти.

Упершись ладонями в песок, Скелли сел, подтянув колени. Постепенно выпрямляясь, он поднимался все выше и выше, как джин, выпущенный из бутылки, и, наконец, выпрямился во весь свой двухметровый рост.

– Как видите, меня нетрудно опознать, мистер Трент, – сказал он с улыбкой, и в глазах его засветилась мягкая ирония… – Поэтому мистер О'Брайан и настаивал, чтобы мы встретились за городом. Мистер О'Брайан – прекрасный человек и большой мой друг. Он показал мне несколько выдержек из вашего досье – это чтение не для слабонервных. Мистер Трент, мы здесь живем туризмом, и было бы крайне нежелательно, чтобы на пляже обнаружили слишком много выброшенных морем трупов.

– Я буду нырять в кубинских водах.

– Да, мистер О'Брайан говорил. У меня есть карта, хотите взглянуть? – Сделав несколько шагов – по полтора метра каждый, – Скелли подошел к своей лодке и, откинув парусину, вытащил оборудование. – Вы когда-нибудь пользовались магнитометром, мистер Трент?

– Нет, – отозвался тот.

Скелли открыл крышку большого металлического футляра, что-то вроде коробки для сандвичей. В правой трети прибора находился автомагический самописец, а слева в два ряда – сенсорные переключатели, сначала четыре, а затем еще двенадцать, и, наконец, маленький, на жидких кристаллах, дисплей. Такое количество переключателей повергло Трента в ужас. Разрушение стало его профессией, поэтому он мог с завязанными глазами разобрать и собрать пистолет или автоматическую винтовку, мог соорудить детонатор и запальное устройство, используя содержимое кухонного шкафа, но пасовал, когда речь шла о ремонте лодочного подвесного мотора.

– Все очень просто, только не запутайтесь в инструкциях, – предостерег Скелли. – Этот аппарат модели G-866 регистрирует интенсивность магнитного поля под датчиком, а если проще, то это детектор черных металлов. Фон магнитного поля в этих водах – примерно 56,8 килограмм. Я зафиксировал это значение, и теперь вам остается только включить прибор и следить за дисплеем. Когда датчик проходит над скоплением металла, показатели сразу же изменяются. Вот диаграмма – на ней показаны отклонения, вызываемые различной массой железа при глубине более тридцати метров. Прибор стоит примерно шестнадцать тысяч долларов, и таких приборов не так уж много. Поэтому, увидев, что кубинцы намереваются схватить вас, постарайтесь избавиться от него, чтобы не навести их на мою контору.

Прибор вместе с мотком присоединенного к датчику кабеля в плавучей оболочке перекочевал в надувную лодку Трента, и они отплыли от берега. Трент травил кабель с кормы, а Скелли в это время подключил магнитометр к двенадцативольтному аккумулятору двигателя при помощи зажимов-"крокодильчиков". Небольшой парусиновый буек на конце датчика держал кабель натянутым.

– Сохраняйте скорость в пять узлов, – продолжал Скелли. – Поставьте глубомер рядом с магнитометром, чтобы все время видеть его показания; в одной руке держите навигационный прибор, в другой – отметочный буй, и будьте всегда готовы бросить его за борт в нужный момент.

Взявшись за руль, Скелли повел лодку параллельно плавающему в воде деревянному бруску, и Трент увидел, что стрелка на приборе вдруг подскочила на 3,7 деления. Скелли повернул обратно и прошел с левой стороны от бруска – магнитометр показал отклонение в 8,7 гамм. Лодка сделала еще круг, пройдя подальше, и показатель отклонения вновь упал до 3. Скелли показал на диаграмму и пояснил: