– Неужели? – В его голосе звучало удивление. – А мне он нравится.

– По-моему, еще слишком рано отправляться спать, не правда ли?

Порошин продолжал с улыбкой:

– Может, вы предпочитаете немного водки? – Он открыл ящик стола, вынул бутылку, затем стакан и поставил их передо мной на стол.

Я налил себе полный стакан. Краем глаза я увидел, как татарин с вожделением взглянул на мой стакан и сглотнул. Порошин тоже это заметил. Он наполнил другой стакан и поставил его на картотечный шкаф – прямо над головой солдата.

– Это казачье отродье нужно дрессировать, как собак, – объяснил он. – Для них пьянство – почти религиозный обряд. Не так ли, Ерошка?

– Так точно, – тупо произнес тот.

– На днях он устроил погром в баре, оскорбил официантку, ударил сержанта. Я бы за это его расстрелял. А может, это сделать сейчас, а, Ерошка? Как только ты дотронешься до этого стакана без разрешения. Ты понял?

– Так точно.

Порошин достал большой тяжелый револьвер и положил его на стол, тем самым подчеркивая серьезность своего намерения. Затем снова сел.

– Думаю, вы довольно хорошо осведомлены об армейской дисциплине, господин Гюнтер. Где, вы говорили, служили во время войны?

– Я не говорил об этом.

Он откинулся на спинку стула и положил обутые в сапоги ноги на край стола. Водка в моем стакане задрожала и перелилась через край, когда он задел книгу для записей.

– Ах да, действительно не говорили. Но могу себе представить, что с вашей квалификацией вы, должно быть, служили в органах разведки.

– Какую квалификацию вы имеете в виду?

– Бросьте, уж очень вы скромный. Хорошо говорите по-русски, работали в криминальной полиции. Как сказал адвокат Эмиля, вы вместе с Беккером работали в Берлинской комиссии по расследованию убийств, причем вы были комиссаром. Это довольно высокий пост, не так ли?

Я сделал изрядный глоток водки и постарался сохранить спокойствие, ведь подспудно ожидал чего-либо в этом роде.

– Я служил рядовым солдатом и даже не состоял в партии.

– Как теперь выясняется, членами партии были считанные единицы. Удивительно, не правда ли? – Он улыбнулся и приветственно поднял указательный палец. – Оставайтесь таким же скромным, если вам это нравится, господин Гюнтер, но я наведу о вас справки, запомните мои слова, причем исключительно ради собственного любопытства.

– Иногда любопытство похоже на Ерошкину жажду, – сказал я, – лучше оставить его неудовлетворенным. За исключением бескорыстного интеллектуального любопытства, которым обладают лишь философы. Ответы, знаете ли, иногда разочаровывают. – Я допил водку и поставил стакан на книгу записей рядом с его сапогами. – Но я пришел сюда без шифра в носках и лишь для того, чтобы поговорить об изложенном вами деле, полковник. Не лучше ли угостить меня сигаретой из тех, которые вы курили утром, и удовлетворить мое любопытство, сообщив по крайней мере один или два факта по этому делу?

Порошин наклонился вперед и стукнул о стол открытым серебряным портсигаром.

– Угощайтесь, – сказал он.

Я взял сигарету и прикурил от причудливой серебряной зажигалки, отлитой в виде артиллерийского орудия, затем осмотрел ее критически, будто оценщик из ломбарда. Порошин раздражал меня, хотелось как-то отыграться на нем.

– Хорошая добыча, – сказал я. – Это немецкое полевое орудие. Вы купили эту вещицу или никого не оказалось дома, когда вы позвонили в дверь?

Порошин прикрыл глаза, фыркнул, затем встал и направился к окну. Он открыл раму и расстегнул ширинку.

– Одни неприятности с этим овальтином, – сказал он, по-видимому ничуть не смущенный моей попыткой оскорбить его, – и мочегонит же, скажу я вам. – Начав мочиться, он оглянулся через плечо на татарина, который так и стоял перед шкафом со стаканом водки на нем. – Пей и убирайся, свинья.

Солдат, не раздумывая, одним глотком опустошил стакан и быстро вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.

– Если бы вы видели, в каком виде такая деревенщина, как он, оставляет после себя туалет, поняли бы, почему я предпочитаю мочиться в окно, – объяснил Порошин, застегиваясь. Он закрыл раму и вернулся на свое место. Его сапоги опять оказались на столе. – Мои русские парни временами делают жизнь в этом секторе несносной. Благодарю Бога за таких людей, как Эмиль. Он умеет развлечь при случае, и к тому же очень состоятельный. Он мог достать практически все. Забыл, как называют таких типов на черном рынке?

– Оборотистые Хайни.

– Да, так. Если хотелось развлечься, Эмиль тотчас все организовывал. – Он засмеялся своим воспоминаниям, что меня здорово покоробило. – Я никогда не встречал мужчины, у которого было столько знакомых девушек. Конечно, все они проститутки, впрочем, это не слишком серьезное преступление в наши дни, не так ли? Зато какие красотки, скажу я вам!

– Это красотки его любят.

– Эмиль был также весьма изобретательным, переправляя товар через границу. Вы называете ее зеленым кордоном, не так ли?

Я кивнул:

– Да, если вы имеете в виду леса.

– Ловкий контрабандист и зарабатывал большие деньги. Пока он не вляпался в эту историю, прекрасно жил в Вене: большой дом, шикарный автомобиль и хорошенькая подруга.

– Вы когда-нибудь пользовались его услугами? Я имею в виду не красоток.

Порошин повторил:

– Эмиль мог достать все.

– Его услуги включали поставку информации?

Он пожал плечами:

– Время от времени. Но Эмиль делал все исключительно ради денег. Сомневаюсь, что он не занимался тем же самым в пользу американцев. Однако в этом случае он получал работу от австрийца по имени Кениг, который занимался рекламным бизнесом. Его компания называлась «Рекло и Вербе Централе», он имел офисы здесь, в Берлине, и в Вене. Кенигу было нужно, чтобы Эмиль регулярно брал образцы товаров из офиса в Вене и перевозил их в Берлин. Как он говорил, эта работа слишком важная, чтобы доверить ее почте или курьеру. Сам же Кениг ездить не решался, так как, по его словам, боялся денацификации. Эмиль, конечно, подозревал: посылки содержат кое-что еще помимо рекламируемых товаров, но оплата была достаточно хорошей, чтобы не задавать вопросов. Он многократно приезжал в Берлин, и каждый раз без каких-либо особых проблем, во всяком случае он так думал.

Какое-то время дела с поставками Эмиля шли без сучка, без задоринки. Привозив сигареты или какой-либо другой контрабандный товар в Берлин, он прихватывал и посылки от Кенига, вручал их человеку по имени Эдди Холл и получал деньги. Проще не придумаешь.

Так вот, приехав в Берлин в очередной раз, Эмиль как-то вечером отправился в ночной клуб «Веселый остров» в Шенеберге. Там он случайно встретил этого Эдди Холла, причем изрядно подгулявшего. Он познакомил Эмиля с американским армейским капитаном по имени Линден, Эдди представил Беккера как «венского курьера их фирмы». На следующий день Эдди позвонил Эмилю и извинился за то, что был пьян, а также посоветовал ради собственной безопасности забыть о встрече с капитаном Линденом.

Несколько недель спустя – Эмиль уже вернулся в Вену – ему позвонил этот капитан Линден и назначил встречу в каком-то баре. Американец интересовался рекламной фирмой «Рекло и Вербе». Эмиль мало что мог ему рассказать, но то, что Линден оказался в Вене, его насторожило. Он решил, если Линден здесь, то в его услугах, возможно, уже нет нужды и пришел конец легкой наживе. Некоторое время он скрытно ходил за Линденом по Вене. Через пару дней Линден встретился с каким-то мужчиной, и Эмиль проследил их до заброшенной киностудии. Спустя несколько минут внутри раздался выстрел, и мужчина вышел один. Эмиль подождал, когда он уйдет, затем вошел в здание и обнаружил мертвое тело капитана Линдена и большую партию краденого табака. Он конечно же ничего не сообщил в полицию, так как старался иметь с ней как можно меньше дел.

На следующий день Кениг и еще один человек – не спрашивайте его имени, я не знаю, – навестили его. Они сказали, что пропал их американский друг и они беспокоятся, уж не случилось ли с ним чего. И, зная о службе Эмиля в криминальной полиции, попросили его заняться этим делом за солидное вознаграждение. Эмиль согласился, клюнув на легкий способ заработать деньги, да еще, вероятно, и разжиться тем даровым табаком.