В углу инфоцентра Баймурзин устроил себе чайное гнездышко. На деревянном столе (пластиковом, на самом деле, но очень под дерево) располагалась у него дорогая фаянсовая чаеварка, расписанная египтянами, пакеты с чайными и табачными листьями висели над столом в льняных мешочках на проволочках с "крокодильчиками", роль сахарницы играл старинный кувшинчик с крышечкой, ложки, чашки – в самой последней модели посудомойке. Любил Баймурзин Сагат Варфоломеевич чайку попить. Он заправил чаеварку, включил ее и стал ждать, стоя над столом, в облаке чайных запахов нарастающей интенсивности, он смотрел в стеганную ромбами стену перед собой… о чем думает гений, когда он думает? Неизвестно. Положим, он вспоминал – просто от нечего делать.

Воспоминания начались с пришедшей вдруг на ум мысли о мухах – последней настоящей страсти Сагата Баймурзина. Как они там? Во дворце? Баймурзин построил себе дворец, совсем недавно завершили работы по внутренней отделке. Он выпросил у Ларкин три километра прибрежья на Геродотовом Мысе Аякса и построил там себе дворец-лабораторию и гигантские крытые плантации для привольного и безопасного житья миллиона мух… Баймурзин засмеялся. Угрохал чертовы деньги, а зачем? Давно я уже обхожусь без мух… давно я про вас, любимые мои, не вспоминал, подумал Баймурзин с усмешкой, пробуя ладонью горячесть чаеварки. Вылечился. Он засмеялся. Да, с Ларкин и не захочешь – вылечишься… Как английской соли под черепушку… – вспомнил он. – А ведь я ввязался в войну, во всю эту невероятную историю – только из-за мух. Точнее, из-за пауков, которые мух едят…

Ныне – уже довольно давно – Баймурзин сполна отдавал себе отчет в своей отступившей под напором личности Ларкин душевной болезни, и его теперь даже коробило от воспоминания, как он казнил пауков, съедая их живьем и сладострастно переваривая… одного тетрафесталу съедено – полтонны… Угораздило же вас, НК мои любезные, в один прекрасный сон явиться в обличье тарантула… с надписью "СМЕРТЬ ГАЛАКТИКЕ" на головогруди…

Баймурзин родился ровно семьдесят лет назад на планете Чапанка-1 (ЕН-1131) в большой семье технарей. Его отец был прикладным математиком и его со-отец был прикладным математиком, а мать была статистиком, и Сагатику с определенной неизбежностью светило то же поприще, хотя врожденные способности его были замечательно средними… Зеленый мир под желтым солнцем, Чапанка, был мир колонизируемый медленно. Он был очень богат разными полезностями и обещал стать в будущем крупнейшим на Западе торговым центром, но пока, из-за естественного сопротивления весьма насыщенной биосферы, имел статус перспективного, развивающегося… Впрочем, по оценке экспертного совета Академии Обстоятельств Перспектив, вложения стоили свеч, и финансирование по линии Государственного Банка СМГ шло непрерывно и по крупному, а краткосрочную автономию Чапанке обеспечивал экспорт обогащенной воды на Питтсбург и Лапландию с платформ "Blanching Water", установленных в Лесистом Океане. Под жилым куполом одной из этих платформ-фабрик-космодромов и родился Сагат Баймурзин, превзошел курс образовательных начал, получил специальность (начетчика третьей ступени) и счастливо жил до сорока почти лет. Однажды, во время отпуска, (уже со-женатый, отец и со-отец) во время пикника с семьей на пляже его укусила местная цеце. Родственники не растерялись, реанимация прошла успешно, но реабилитацию главврач платформы рекомендовал пройти где-нибудь на спокойной планете – родственники выбрали Питтсбург, а дирекция, считая Баймурзина весьма полезной рабочей и общественной единицей, взяла расходы на счет профкома. Бредящего в ядовитом тумане Баймурзина вывезли с Чапанки и поместили в Центральный Клинический Питтсбурга. К счастью, в коме он пробыл еще десять месяцев и потому был лишен возможности пережить гибель своего мира в реальном времени, вместе со всей Галактикой. Западная война была еще молодой войной, тревожные сигналы поступали медленно, и флот ППС не успел даже в кормовую дюзу арьергардному кораблю НК заглянуть, с ходу влетев в стылую минеральную кашу, оставшуюся на месте Чапанки после кавитации…

И затем двадцать пять лет, до 348 года Сагат Баймурзин считался и был душевнобольным, проживая на территории Психиатрического Центра Питтсбурга, разводя в себя в домике мух, нежно им любимых, и уничтожая пауков путем съедания… История болезни Сагата Баймурзина не сохранилась в библиотеке Центра, изъятая, по всей видимости, им самим… Легенда гласит, что однажды, во время ночного кошмара, слились у него в единое целое обидчики мух и убийцы семьи, и проснулся Баймурзин вполне сложившимся гением, с готовым математическим описанием орудия "баймурза", каковое он отослал по сети в адрес личной канцелярии Хи Джей Ларкин, Большого Шефа Запада. Текущую почту разбирал не кто иной как секретарь Ларкин Ксавериус, таким образом, письмо Баймурзино не пропало, а, наоборот, вызвало в Ксавериусе сенсацию, немедленно переданную им по команде, то есть, непосредственно Хелен Джей. Зная Хелен Джей, нетрудно понять, почему спустя всего несколько дней было резко урезано финансирование Плутону-2, а освободившиеся средства ушли на таинственный счет "Псих", а через два года армада НК в секторе RX-5 на своей шкуре поняла, что нечего в дурных компаниях по снам несчастных сумасшедших шляться…

Я здоров, подумал Баймурзин, макая в чашку сухую баранку. Я, наконец, здоров, мне плевать на мух, мне плевать даже на людей, страсть моя иссякла, высохла, я отравлен, и мне нравится вкус яда, отравившего меня, и я, не дурак и не псих, готов во имя чего угодно противостоять кому угодно, – лишь бы на стороне этой старой кошелки с неправильными чертами лица, с невозможной, убийственной для военного политика морально-этической системой, похерившей карьеру и погибшей во имя своих странных убеждений… как это называлось? любовь. Баймурзин засмеялся. У него вдруг возникла странная аналогия. Коровообразное животное, описание и изображение которого вывезли со Странной Какалов и Маллиган. Животное с умиротворяющим биополем, и при том весьма плотоядное и агрессивное… Да, вот уж коровой Ларкин еще никто не называл…