— Осторожнее! — предупредил Санди. — Сам не вляпайся.

Их руки сомкнулись. Райан потянул, все больше отклоняясь назад, заставляя работать не только свои мускулы, но и весь свой вес. Он так сосредоточен был на вытягивании Санди из трясины, что очень испугался, когда по их соединенным рукам быстрой трусцой что-то пробежало.

— Меня, надеюсь, простят, — виновато сказал Земляничка, устраиваясь на плече Райана, — но тут безопаснее и суше.

— Будешь мешать — выброшу в топь и оставлю, — прохрипел Райан.

Трясина крепко держала свою жертву, но Райан был сильнее. Потихоньку, по дюйму, но он вытаскивал Санди из черной бездонной глотки. Чпок! Она сдалась, и оба путника и Земляничка повалились на тропу.

Несколько минут они пытались отдышаться. Земляничка покинул опасное соседство Райана и, цепляясь за одежду, вновь вскарабкался на плечо Санди. Было очень мокро и холодно, юноши смертельно устали. И вообще, похоже было на то, что они забрались в гиблое место. Самое время кому-нибудь на них напасть.

— И меня! — простонал кто-то внизу, у самых сапог Райана. — И меня вытащи! Вытащи!

Райан бросил оторопелый взгляд в направлении голоса, и тут же что-то твердое сомкнулось вокруг его щиколотки. Он попытался выдернуть ногу и отскочить, но не тут-то было. Он глянул вниз — его крепко держала тянувшаяся из топи белая опухшая рука.

— Утопленник-вампир! Упырь!

— Ага! Я!..

Не раздумывая, рефлекторным жестом он рванул меч из ножен, заранее зная, что это не поможет. Он одним ударом отделил кисть от руки, но та продолжала сжимать его ногу сквозь сапог, а из трясины — толстый, раскисший, слегка фосфоресцирующий, белый, абсолютно голый, распространяющий вокруг себя гнилостный тошнотворный запах — продолжал неторопливо выбираться ее обладатель. Кисть освободила, наконец, ногу Райана и, опираясь на пальцы, как жуткий паук, вернулась к телу и приросла на прежнее место. Крови никакой не было, как будто Райан не человека, а тесто рубил. Санди смотрел на все эти страшненькие чудеса круглыми глазами и совсем не порывался вмешаться. Райан очумело махал мечом, не давая упырю приблизиться и рубя каждую тянущуюся к нему конечность. Бежать они никуда не могли: вокруг стояла кромешная тьма, и сослепу они в два счета угодили бы в ту же ловушку, из которой Райан только что извлек Санди. Один раз Райану удалось снести упырю голову, но он страшно пожалел об этом. Голова обрадованно покатилась к нему, щелкая зубами и норовя укусить за ногу. Он отбросил ее пинком, и она, разобиженная, вернулась на прежнее место, где и приросла.

— Только не зубами! — бормотал Райан, кроша противника. — Дотронется хоть одним зубом — и станешь таким же. Этого только осиновым колом и возьмешь. Эй, где твоя благодетельница?

— Не дал бы я рубить благодетельницу на колья!

— Я сказал — выброшу в топь! — заорал Райан, почувствовав, что по его штанам кто-то ползет вверх, и безошибочно узнав в этом повадки Землянички.

— Да погоди ты! — рявкнул тот в ответ. — Я ж помочь хочу. Вот этим попробуй.

Он сунул Райану в руку какой-то небольшой острый предмет. Недолго думая, принц Черного трона вонзил эту загадочную штуку упырю в глаз. Глаз лопнул, из него наружу хлынула желтая каша мозгов. Болото огласилось диким утробным воем: упырю, по-видимому, впервые стало больно. Воодушевленный, Райан принялся наносить удары расчетливо и жестоко: в живот, в горло, в сердце… Вскоре вздрагивающая вздутая масса трепыхающейся плоти горой опала на тропу возле его ног. Райан спихнул труп в трясину и машинально сунул чудо-оружие в карман. Земляничка что-то протестующе пискнул, но понял, что момент неудачный, и замолчал. Последние вопли упыря, подхваченные сиплым болотным эхом, унеслись куда-то в ночь.

— Этим дело не кончится, — заметил Райан. — Еще, наверное, и полуночи нет. Знаешь, нам надо выбираться отсюда, иначе еще кто-нибудь такой же веселенький на нас выбредет.

Выбираться — но как? Ах, если бы он был один! Тогда он рискнул бы применить Могущество и сделать для себя дорогу, но он должен таиться, и особенно — от своего талисмана. И даже если бы он был один… Колдовать в чужих владениях считается большим нахальством, за это можно жестоко поплатиться, и в небезвыходном положении он ни за что на это не решился бы, но… В конце концов, придется колдовать, а потом попытаться убедить Санди, что это была мелочь, пустяк, доступный любому магу-недоучке.

Он сосредоточился, набрал в грудь воздуха, открыл рот. Трах! С соседнего дерева обломилась сухая ветка и обрушилась на голову Санди. Положительно, сегодня дар везения ему изменил. С тихим стоном талисман свалился лицом в тину.

— Проклятье! — завопил Райан. — Мы так не договаривались! Кто кого, в конце концов, должен вытаскивать? На кой дьявол мне талисман, от которого с самого начала больше хлопот, чем пользы? Подымайся!

Бесполезно. Похоже было на то, что Санди потерял сознание всерьез и надолго. Скрипя зубами от бешенства, Райан взвалил его на плечо. В любом случае он не собирался здесь оставаться. В его голову закралась предательская мысль о том, что вся затея с Черным мечом, возможно, не так уж умна, как казалось ему раньше. Он был так зол, что даже не заметил, как тихой сапой карабкается на его спину Земляничка — тому болото тоже не приглянулось.

Райан взмахнул рукой и нараспев произнес заклинание, отыскивающее дорогу. По болоту разлился блеклый мертвенный свет: множество блуждающих огоньков замерли на месте, и Райан несколько минут пытался найти смысл в кажущемся беспорядке их расположения. Потом, разобравшись в схеме, он двинулся в путь, пошатываясь под тяжестью ноши.

— Кошка-кошка, сколько у тебя осталось жизней? — поинтересовался Райан, заметив, что ресницы Санди затрепетали.

— Не так уж много, если судить по величине этой шишки, — слабым голосом отозвался тот. — Я пропустил что-то интересное?

— Битых два часа пытаюсь привести тебя в чувство, Спящий Красавец, — сообщил Райан. — Солнце встало, болото позади, страшные сказки, будем надеяться, кончились. Предлагаю сделать дневку и как следует отдохнуть перед дальнейшим путем.

— Ты два раза спас мне жизнь, — сказал Санди.

— Три, — уточнил Райан, — если считать упыря. Упыря…

Он осекся и принялся лихорадочно рыться в кармане.

— Куда я это дел? А, вот…

Он вытащил волшебное оружие Землянички на свет божий и громко расхохотался. Он хохотал так, что ему пришлось сесть и прислониться спиной к дереву. В руках его была самая обыкновенная серебряная вилка, ставшая смертоносным оружием против нечисти.

— Эй, ты! — крикнул он в сторону дымившегося на берегу чистой веселой речки костерка. — Как ты догадался?

— Не бойся ножа, а бойся вилки, один удар — четыре дырки, — пропел в ответ благодушествующий Земляничка. — Мне совсем не хотелось пускаться в опасное путешествие безоружным, и я долго пытался найти себе снаряжение по росту.

— Ты стащил серебряный прибор с праздничного стола Лесного Царя!

— ужаснулся Санди. — Что они о нас подумают?

— Лучше сам подумай, что бы с нами было, если бы я ее не стащил!

— резонно возразил Земляничка. — Серебро берет практически всю нечисть, даже ту, против которой осиновый кол бессилен. Когда я увидел ее, я понял — это то, что нужно. Верни мне ее, пожалуйста, — попросил он Райана. Принц Черного трона торжественно протянул ему его вооружение.

— Тебя надо бы посвятить в рыцари, — сообщил он. — Ты будешь Рыцарем Серебряной Вилки.

Земляничка оперся на вилку, как на протазан, стараясь принять горделивую позу, затем схватил наперевес и, взмахнув ею, гаркнул мужественным хриплым басом:

— Вызываю на поединок на любом холодном оружии любого противника моего роста и веса, и да увенчает слава Достойнейшего!

— А кофе, между тем, убегает, — вполголоса заметил Райан.

— Ах! — Рыцарь Серебряной Вилки поперхнулся и помчался к костру что было сил в его коротеньких мохнатых лапках.

Они сидели на берегу, уже смыв с себя болотную грязь, и блаженствовали, потягивая из жестяных кружек страшно горячий кофе. Райан чувствовал себя великолепно. Ему очень понравилось быть героем. То есть, не то, чтобы ему понравилось сталкиваться с разного рода кошмарами и на грани смертельного риска преодолевать их — он не был мазохистом, такое никому не может понравиться, — а вот то, как себя после всего этого чувствуешь, и как на тебя смотрят окружающие — в этом что-то было! Он решил назвать это прелестью подвига после подвига.