— Да, мой друг. Втащите-ка колдуна в драй, возьмите с собой остатки жаркого, привяжите страуса к драю, — и в путь.

Диего и Кардосо взяли дикаря и впихнули его в драй, причем тот даже и не проснулся, поймали эму, пожиравшего в то время внутренности кенгуру, и, снова сев на лошадей, отправились в путь, взяв направление на северо-запад.

Выехав из гигантского леса, сворачивавшего на северо-восток, драй поехал по совершенно бесплодной долине, сплошь покрытой песком, по которому были разбросаны громадные камни. Камни эти, казалось, только для того и были здесь наложены, чтобы сделать как можно труднее доступ ко внутренним землям материка для народов, живущих на его побережье.

Вся растительность этой долины состояла лишь из немногих травянистых растений (эти растения представляют собой вид громадных пучков травы, растущих на тонких древесных стволах), и из редких кустов nardi, приносящих мучнистые зерна, которые австралийцы собирают и употребляют в пищу.

С севера, то есть из глубины материка, дул жгучий, словно выходивший из натопленной печи ветер, а солнце немилосердно жгло эту дикую пустыню, где не было ни капли тени. Термометр, еще за несколько часов до того показывавший сорок градусов, быстро поднялся до шестидесяти двух градусов и стремился подняться еще выше.

— Эти места служат преддверием ужасной пустыни, занимающей большую часть пространства внутри этого таинственного материка, иссушаемого более сухими и жаркими ветрами, нежели шамсин Аравии и самум Сахары, и ветры эти повышают температуру Центральной Австралии до семидесяти пяти градусов.

Так говорил доктор, но тем не менее не падал духом, а напротив, с видом настоящего философа выдерживал зной солнечных лучей.

И люди, и животные, видимо, страдали и страстно желали бы встретить тень или ключ студеной воды. Пот лил с них крупными каплями, капал с волос европейцев. Только Ниро Варанга и колдун, казалось, не испытывали никакого неудобства от томительной жгучести атмосферы. Они дымились, словно серные источники, их бронзовая кожа становилась блестящей, и пот смывал странные узоры, покрывавшие их тело, но они не обращали никакого внимания на жару. Они даже не позаботились накрыть себе головы листьями или укрыться под холстом, покрывавшим драй, как это сделали доктор и оба моряка, чтобы избежать солнечного удара.

— Так жарко, что можно свариться живьем минут за двадцать, — сказал Кардосо. — Нужно быть австралийскими дикарями или саламандрами, чтобы жить в этой громадной печи.

— Это еще пустяки, — сказал доктор, — а вот когда мы доберемся до большой пустыни, то вы почувствуете, как кусается солнце.

— И мы не найдем там ни капли тени?

— Нет, там нет ни тени, ни воды!

— Значит, там нет рек?

— Реки-то есть, да они будут совсем без воды.

— Как же мы будем поить там наших животных?

— Мы наполним водой все имеющиеся у нас сосуды и будем стараться добраться до какого-нибудь оазиса: они там попадаются. В оазисах мы найдем не только воду, но и много дичи.

— Надеетесь вы сохранить животных?

— Все зависит от погоды, Кардосо, так как подчас даже и оазисы становятся бесплодными. К счастью, внутри материка существует несколько озер, быть может, мы найдем там немножко воды.

— Что это?! — воскликнул в эту минуту Диего. — Я вижу там дым.

— Где? — спросили доктор и Кардосо.

— Вон на той горе.

Доктор и Кардосо посмотрели в ту сторону, куда им указывал Диего, и на самом деле увидели огромную тучу дыма на вершине уединенно стоящей горы, поднимавшейся на севере.

— Это, верно, вулкан, — сказал доктор. — Неужели на Гриспе открылся вулкан?

— Этот пик называется Грисп? — спросил Кардосо.

— Да, а вон тот, что ты видишь дальше на севере, позади той цепи холмов, это Хаммерсли.

— Но я не вижу, чтобы из этого вулкана текла лава, — заметил старый моряк, смотревший в бинокль.

— Разве ты не знаешь, что в Австралии даже вулканы отличаются от вулканов других стран? Наши вулканы выбрасывают лаву, а эти лишь дым и воду.

— Странная страна! Можно сказать, что это совсем другой мир. — Виами! — воскликнул колдун, показывая на вулкан и делая при этом боязливое движение. — Виами!

— Что ты хочешь этим сказать, отвратительная, жадная обезьяна? — спросил Диего.

— Он хочет сказать, что это яд, — ответил доктор. — Дикари воображают, что в вулканах живут злые духи, называемые ими тулугалами, и что они зажигают там большие огни, чтобы разогреть на них воду и накалить камни, а затем выбрасывают их оттуда, чтобы сжечь землю.

— Объяснение недурное для дикарей, оно делает честь их фантазии.

— И это объяснение от начала до конца похоже на то, какое дают другие народы, живущие очень далеко отсюда. Многие племена Южной Америки, в особенности индейцы гуанино, говорят, что в вулканах живут злые духи; некоторые племена, живущие в верховьях Нила в Африке, имеют такое же верование.

Жители сибирского полуострова Камчатки уверяют, что горные духи выбрасывают из трубы головешки, так как они уверены, что вулканы есть не что иное, как их лаборатории; полинезийцы Гавайских островов думают, что вулканические извержения выражают гнев их богов, и, чтобы умилостивить их, бросают в кратер маленьких ягнят, тогда как негры, живущие в верховьях Нила, бросают туда телок, а индейцы в Никарагуа бросали в кратеры человеческие жертвы.

— Вот так жаркое! — воскликнул Диего.

— Новозеландские маори, напротив, говорят, что вулканы были выдвинуты из земли их богами, чтобы согреть одного героя, который чуть было не умер от холода.

— Ну, этот маорийский герой наверняка отлично согрелся, — смеясь, сказал Кардосо.

Разговаривая таким образом, маленький караван медленно двигался к северу, но постоянно немного сворачивая к западу и таким образом приближаясь к 135 меридиану. К вечеру они перешли через приток Стивенсона, Блед, в котором они нашли немножко грязной воды, и затем остановились на том берегу под группой австралийских дубов.

Диего, Кардосо и доктор, остававшиеся в продолжение всего дня в драе, ища тени под его белой крышей, взяли ружья и пошли вдоль по берегу ручья, чтобы немножко поразмять ноги и попытаться убить какую-нибудь дичь.

Берега Бледа были покрыты тощими, начинавшими высыхать кустами, тут было также несколько эвкалиптов и небольшое количество папоротников, но крупная дичь, казалось, отсутствовала начисто. Тем не менее птиц было довольно много. На большой высоте виднелось несколько смелых орлов, величиной с индюшку, с сильными черными крыльями, со спиной, покрытой красноватыми и черными перьями, и с сильными когтями; встречались и большие соколы величиной с орла, с белой грудью и с темно-серой спиной, а между ветвями дуба перелетали какатоэс с малиновым оперением и антарктические голуби, некрасивые черные птицы с худой, длинной шеей, с чем-то вроде капюшона на голове и с острым клювом.

Кардосо, шедший на несколько шагов впереди своих товарищей, старался убить одного из орлов, когда вдруг сделал полуоборот на пятках и прицелился в один из кустов травы, росших у самого ручья на мокром песке.

— Там, верно, кенгуру? — спросил старый моряк, видевший его быстрое движение.

Но Кардосо, вместо того чтобы ответить, выстрелил и затем бросился к кусту и быстро начал его обшаривать, но тотчас же вскочил, испустив крик, явно выражавший сильную боль.

— Гром и молния! — воскликнул Диего, побледнев и бросаясь вперед. — Что с тобой случилось, друг мой? Тысяча громов, да говори же!.. Ты меня уморишь со страху!..

— Это пустяки, старина, — сказал Кардосо, заставляя себя улыбнуться. — Какой-то зверек впустил мне в правую руку… как будто бы коготь, что ли, не знаю.

— Может быть, ядовитое животное?

— Посмотрим, что там такое, — сказал доктор, подбегая к Кардосо. Тот показал ему свою правую руку — ладонь ее была глубоко оцарапана, как казалось, сильным ударом когтя, и из раны текла кровь.