После Каннской битвы, однако же, сомнения его рассеялись, и он отправил послов к Ганнибалу, чтобы заключить союз с Карфагеном.

Македонские суда тайно пристали к берегу Южной Италии невдалеке от города Кротона. Послы двинулись в Капую, но дорогою наткнулись на римский сторожевой пост, и их отвели к претору Марку Валерию, который командовал войсками в Апулии. Глава посольства Ксенофан смело солгал, что царь Филипп поручил ему заключить союз с римским сенатом и народом.

Претор очень обрадовался и дал врагам, которых принял за друзей, проводников и охрану. С их помощью македоняне легко добрались до Кампании, а там сумели избавиться от ненужных более провожатых и, разыскав Ганнибала, предложили ему договор с царем на таких условиях: Филипп поможет пунийцам воевать в Италии, а когда вся эта страна вместе с городом Римом будет покорена и перейдет под власть Карфагена, Ганнибал высадится в Греции и, в свою очередь, поможет царю подчинить соседние с Македонией земли и острова.

Ганнибал принял условия, и Ксенофан с товарищами пустились в обратный путь. Вместе с ними выехали трое посланцев Ганнибала. Все они благополучно сели на корабль, ожидавший их на прежней тайной стоянке близ Кротона, зато, выйдя в открытое море, попались на глаза римскому флоту, который нес караульную службу у берегов Калабрии. Македоняне пытались было спастись бегством, но, убедившись, что от римских быстроходных судов не ускользнуть, сдались. Их доставили к начальнику флота, тот осведомился, кто они, откуда и куда, и Ксенофан снова прибегнул к обману, который уже выручил его однажды: сказал, что они направлялись в Рим, что им пытался помочь претор Марк Валерий, но Кампания вся запружена неприятельскими войсками и они как ни старались миновать вражеские заслоны, но были вынуждены вернуться.

Однако вид и одежда карфагенян вызвали у римлян подозрение, а варварский выговор окончательно их выдал. Тогда отвели в сторону слуг, как следует их припугнули – и тут же нашли письмо Ганнибала к Филиппу, а заодно и договор, заключенный в карфагенском лагере. Пленников и их служителей решили немедленно доставить в Рим или к одному из консулов (вместо погибшего в Галии Луция Постумия был избран Квинт Фабий Максим). —

Поспешно снаряжают пять лучших кораблей, сажают вражеских послов, всех порознь, так, чтобы они не могли ни переговариваться, ни вообще сообщаться друг с другом, и эта флотилия уходит вокруг всей Италии, из Адриатического моря в Тирренское.

Против кампанского города Кумы ее остановил другой отряд римских судов – чтобы выяснить, кто плывет, свои или враги. Отряд выполнял распоряжение консула Тиберия Гракха, и, узнав об этом, конвойные тут же причалили и отвели пленных к консулу. Гракх прочитал письма, опечатал их своею печатью и отправил в Рим сушею, а послов велел и дальше везти морем.

Близость новой войны до крайности озаботила сенаторов, но, справившись с первою тревогой, они разумно рассудили, что следует самим напасть на врага и тем удержать его вдали от Италии.

Послов сенат решил заключить в тюрьму, а их служителей продать в рабство.

Приготовления к войне с Филиппом уже начались, когда пленному македонскому судну удалось бежать, и царь узнал, что его послы и ответное письмо Ганнибала – в руках врага. В растерянности он отправляет к пунийцу новое посольство с тем же поручением. Ганнибал вторично соглашается с предложениями Филиппа, но, пока послы привозят новый его ответ, лето оканчивается. Так случайное пленение одного судна если не рассеяло, то хотя бы отодвинуло нависшую над Римом угрозу.

Теперь мы расскажем, как очутился в Кумах консул Гракх. Он стоял лагерем на морском берегу повыше Кум. Стоянка была спокойная, и командующий много времени отводил учениям, чтобы новобранцы – главным образом добровольцы из рабов – привыкли находить и соблюдать свое место в строю. Но всего зорче следил он за тем, чтобы никого не попрекали его прошлым. Дабы* в воинских рядах не поселился раздор, все должны считать себя ровнею – ветеран и новобранец, свободный и бывший раб; все, кому римский народ доверил свое оружие и свои знамена, достаточно благородны. Это говорил сам консул, это не уставали повторять его помощники – легаты и военные трибуны, – и скоро в войске царило такое единодушие, что никто и не вспоминал, из какого звания вышел его товарищ.

Между тем капуанцы задумали подчинить себе Кумы, а для этого прежде всего хотели подбить их на измену римлянам. Но граждане Кум держались стойко, и капуанцы – с коварным умыслом – предложили, чтобы на общем кампанском празднестве встретились для переговоров сенаты обоих городов.

Подозревая недоброе, граждане Кум обратились за советом к Гракху. Консул велел им от приглашения не отказываться, но все, что только можно, свезти с Нолей в городские стены и самим никуда за укрепления не выходить. Накануне назначенного празднества Гракх перенес свой лагерь в Кумы. На другой день собрались кампанцы – примерно в четырех-пяти километрах от Кум, – а подле этого места скрытно расположился высший начальник из Капуи с четырнадцатью тысячами вооруженных людей.

Празднество было ночное, но все священнодействия заканчивались до полуночи. В десятом часу дня[30] Гракх велел воинам лечь, чтобы до темноты подкрепиться сном, и когда смерклось, выступил и как рал в полночь ворвался в лагерь капуанцев. Римляне перерезали больше двух тысяч человек, в плен взяли не менее трех тысяч и захватили тридцать четыре воинских знамени.

Лагерь Ганнибала находился над Капуей, на Тифатском хребте.

Как только туда дошла весть о резне, пуниец тут же спустился вниз и бросился к Кумам, рассчитывая застать победителей на месте их победы – пьяных и занятых грабежом. Но он ошибся: Гракх уже вернулся в город.

На другой день, захватив из лагеря на Тифатах все необходимое, Ганнибал осадил Кумы. Гракх не очень-то полагался на свое войско, но считал позором покинуть союзников, умоляющих римский народ о помощи и совершенно беззащитных.

Карфагеняне подкатили к городу высоченную деревянную башню. Римляне на самой стене возвели другую башню, намного выше. С этой башни защитники Капуи метали камни, колья, дротики и тем удерживали пунийцев на почтительном расстоянии. Когда же осадная башня придвинулась еще ближе, вплотную, ее закидали горящими факелами. Вспыхнул пожар, и, когда толпа карфагенян в испуге ринулась вон из башни, в wot самый миг осажденные сделали вылазку и гнали неприятеля до лагеря. Карфагеняне потеряли тысячу триста человек убитыми и пятьдесят девять пленными. Пленных взяли врасплох на постах у стены – они стояли лениво, небрежно, чувствуя себя в безопасности и менее всего ожидая вражеской вылазки.

Ганнибал надеялся, что консул, обрадованный успехом, решится на сражение в открытом поле, и назавтра выстроил боевую линию меж своим лагерем и городскою стеной. Но Гракх словно и не заметил его вызова, и, ничего не добившись и не достигнув, Ганнибал вернулся на Тифаты.

Марцелл по-прежнему стоял в Ноле и в течение лета много раз вторгался в Самний, огнем и мечом опустошая земли двух племен, перешедших на сторону карфагенян. Оба племени одновременно направили Ганнибалу послов, жалуясь на то, что оставлены без всякой защиты. Самнитская молодежь, которая могла бы прогнать врага, служит под знаменами Ганнибала, а Ганнибал смотрит безучастно, как разоряют верных его союзников.

Ганнибал щедро одарил послов и отпустил их, пообещав отомстить римлянам за эти набеги. Оставив в лагере на Тифатах немногочисленную охрану, он со всем остальным войском выступил к Ноле. Марцелл, который и в иных случаях поступал с чрезвычайною осторожностью, укрылся за городскими укреплениями. Ноланским сенаторам он велел нести постоянный караул на стенах и замечать все, что делается у неприятеля. Полководец Ганнибала, Ганнон, недавно прибывший из Африки с подкреплениями, просил кого-нибудь из сенаторов выйти для переговоров, и двое из них, заручившись разрешением Марцелла, вышли. Карфагенянин обратился к ним через переводчика и начал с того, что до небес превозносил удачу Ганнибала, римский же народ изображал стоящим на краю гибели.