Бывшего президента «Спартака», а ныне пенсионера Юрия Шляпина я разыскал в Москве. И уже спустя минуту после начала разговора поражался благородству этого человека.
— Что думаете сейчас о своей отставке в 1993-м, Юрий Александрович?
— Игроки были правы. Понимаете, я всю жизнь занимался спортом, а не бизнесом. Потому в роли президента «Спартака» золотых гор ребятам обеспечить не мог. Мы только вышли из — под контроля профсоюзов и создали профессиональный клуб, денег было немного. А аппетиты у футболистов после успехов в Кубке кубков (в 1993 году «Спартак» дошел до полуфинала. — Прим. И. Р.) росли, они знали, сколько платят за границей. И правильно поставили вопрос: если, мол, вы не можете обеспечить достойных условий, лучше всего нам расстаться. После того собрания я сам подал в отставку.
— На команду обиделись?
— Было немного. Все — таки мы очень много сделали, чтобы уйти от навязчивой профсоюзной опеки, начать самостоятельную жизнь. То, что футболисты были правы, я понял лишь со временем. Их игровой век короток, и когда кто—то предлагает: мы, мол, сделаем вам лучше — не прислушаться тяжело.
— Почему сам Старостин не пошел в президенты?
— А зачем ему это было нужно? И на посту начальника команды его роль в клубе была ключевой. Без него не решался ни один вопрос.
После отставки Шляпина момент в «Спартаке» настал тревожный. Возглавить клуб рвались люди самых разных мастей. Тогда и состоялся один из немногих, увы (71 год разницы в возрасте!), моих разговоров для печати с Николаем Старостиным. Патриарх, сказав, что считает поведение игроков в отношении Шляпина некорректным, на вопрос о его преемнике ответил: «Одно могу сказать точно: мы тщательно изучим биографии каждого по части их принадлежности „Спартаку“, преданности ему. Мы должны быть стопроцентно уверены, что этот человек не поставит личные интересы выше клубных, что он не развалит „Спартак“». Старостину вторил еще один великий ветеран, капитан команды 1950—1960-х Игорь Нетто: «Надо проследить, чтобы на этот пост не пролезли разного рода „великие комбинаторы“».
Пост президента тогда неожиданно для всех (кроме Старостина, который, по словам его внука Шириняна, после отставки Шляпина предположил такое развитие событий) достался Романцеву, чья принадлежность к «Спартаку» вопросов не вызывала. Кто знал, что в «рукаве» главного тренера — такие сомнительные фигуры, как Есауленко?
Поначалу новое назначение Романцева было представлено как кратковременная мера — с целью сохранить состав к первой в истории «Спартака» Лиге чемпионов.
Но в нашей стране нет ничего более постоянного, чем временное.
Шли годы, старели и уходили Старостин и Нетто, резко ослабла могучая прежде спартаковская общность. Что и позволило тренеру стать в клубе сначала монархом конституционным, а затем — абсолютным. Можно выразиться и так, как Червиченко, — «маленьким олицетворением Бога на земле».
По словам спартаковских работников того времени, в 1995-м гендиректор клуба Лариса Нечаева пересадила Старостина с клубного красного BMW на «Жигули». Романцев промолчал. Сам Николай Петрович, вздохнув, только и сказал: «Бог ее накажет». Старостин сам бы ужаснулся, если б узнал, что судьба Нечаевой — погибнуть от рук наемного убийцы…
В 1994-м на совете Профессиональной футбольной лиги, протестуя против совмещения Николаем Толстых постов президента «Динамо» и лиги, Олег Иванович заявил: «„Спартак“ оставляет за собой право выйти из розыгрыша чемпионата России». Эта угроза уже дала понять, кем чувствует себя Романцев в клубе. И какие вопросы считает себя вправе решать.
В последние два — три года жизни Николая Петровича у него не было возможности присутствовать на предматчевых установках, чего прежде и представить было невозможно — это было ритуалом на протяжении многих десятилетий, и к тому же он блистательно умел одной фразой, одной историей настроить команду на игру. Что случилось? Конечно, Старостин состарился. Но не только. Романцев… не запретил, конечно, но, скажем так, не рекомендовал. Он уже не мог выносить, чтобы чье — то влияние на «Спартак» было выше, чем его. Общее возмущение по этому поводу в спартаковских кругах трудно забыть даже более чем десяток лет спустя.
На похоронах Старостина в феврале 1996-го Романцев, естественно, был. Но остальной «Спартак» днем ранее улетел на предсезонный сбор, и многие ветераны недоумевали: неужели невозможно было поменять билеты, чтобы футболисты могли проститься с великим человеком, который посвятил их команде всю жизнь?
В завершение темы Николая Старостина цитата из его книги «Футбол сквозь годы», изданной в 1989 году.
Вот оно — документальное свидетельство, что именно завещал «Спартаку» его основатель: «Считаю опасным заблуждением, что старшим тренерам позволено единоличное руководство всей жизнью команды… Не в том беда, что внимание тренера рассеивается. Беда в том, что такой метод руководства выливается в оголтелое диктаторство. Команда мастеров — слишком сложный, капризный механизм, чтобы зависеть от воли одного лица. Бесконтрольность — самая благоприятная среда для ошибок, перехлестов, даже злоупотреблений».
Разве все это — не о совмещении Романцевым постов главного тренера и президента клуба? . .
А вот о чем говорил Николай Озеров в своем открытом письме в «Известиях», опубликованном, кстати, за месяц до смерти Старостина зимой 1996-го.
«Впечатляющие победы московского „Спартака“ в прошедшем сезоне на международной арене закрыли многим глаза на ту тревожную ситуацию, которая постепенно начала уводить главного тренера со спартаковского курса. Футбольный клуб с каждым днем становился все более чужим для тех, кто создавал его славу. А главный тренер Романцев стал единоличным хозяином, вершителем судеб угодных и неугодных ему людей… В последнее время он стал бестактно и безапелляционно вести себя с журналистами, руководителями нашего футбола, ветеранами и соперниками… Обстановка в клубе ужасающая. Это не мое мнение, об этом говорит вся футбольная Москва. Я не снимаю с себя вины за происходящее, хотя со своей стороны неоднократно делал попытки укрепить контакты между клубом и обществом…