О другой смешанной паре — матери и сыне — читатели знают по предыдущим публикациям. 52-летняя вдова Джейн Мик и ее 22-летний сын Дэниэл Байлз тоже испытывали свой характер и нашли таким образом время узнать друг о друге больше, чем в каждодневной жизни. Они, можно сказать, сломали традицию отчуждения родителей и детей. С океаном мать и сын вели доверительный разговор, много снимали, передавали репортажи, вели дневники и наблюдали реакцию друг друга на того монстра, что хоть и за бортом, но... ближе некуда.

Океан тоже, вроде бы, приглядывал за ними и, похоже, играл, забавляясь заставленной приборами скорлупкой, пляшущей на волнах, и двумя человечками, которые все эти три месяца с лишком умудрялись находить себе работу. Не случайно, наверно, они без всякой помощи точно попали в гавань, и их финиш 21 января венчал всю Гонку, дав ей негласное название стодневной.

О гонке в океане можно говорить много. Но скажу главное — в этом противостоянии со стихией все же меньше спорта, а больше испытания характеров тех, кто согласился на эту игру. Победителями были все 46 человек с 24 лодок. Три женщины среди множества мужчин своей победой более всего украсили это бескровное единоборство с Левиафаном. Так в древности называли Атлантику — это «море мрака», это огромное и непостижимое чудовище, сражение с которым считалось занятием опасным, но достойным.    

Татьяна резвая / фото автора,                                              

записал Василий Галенко

Я люблю смотреть на этот дом. Его яркие краски, неровные линии, гипсовые фигуры и золотистые купола — вся его неправильная гармония радует глаз. Он легко помещается на моей книжной полке. Это миниатюрная картонная копия одного из необычных домов, которые я видела в Вене. Создал их, пожалуй, самый оригинальный современный австрийский художник с длинноватым и неблагозвучным для нас именем — Фриденсрайх Хундертвассер.

В тот день моим гидом по городу была венская знакомая, преподаватель университета, болгарка Искра. Она вышла замуж за австрийца и вот уже девять лет жила в Вене. Искра обещала отвезти меня туда, где ей нравилось бывать самой — к домам Хундертвассера, что на восточной окраине Вены, рядом с Дунайским каналом.

Пришла она не одна, а со своим сыном лет семи-восьми. Симпатичного отпрыска болгаро-австрийского союза звали Клеменс-Михаил (между прочим, Михаил — это в честь Ломоносова — в московском университете познакомились его будущие родители).

Признаться, я сомневалась, что ему будет интересна наша поездка. Просто, подумала я, моей приятельнице не с кем было оставить сына дома, и она притащила его в этот непривычно морозный для Вены декабрьский день с собой.

Словно угадав мои мысли, Искра сказала:

— Знаешь, он тоже любит бывать там, где растут цветные дома. Сама увидишь.

Мы спустились в подземку неподалеку от гостиницы Вимбергер. На одной из станций пересели на электричку. За окном потянулись современные, серые, слегка припудренные снегом, городские кварталы. И вдруг — цветной кадр разорвал черно-белую ленту

— я увидела голубое здание с башней, украшенной золотым шаром. Я и Клеменс-Михаил прилипли к окну. Но яркое пятно быстро исчезло.

— Один   из  домов,   спроектированных Хундертвассером, — сказала Искра. — Это...

Я могла предположить все что угодно

— от музея до планетария, но только не то, что услышала от своего гида.

— ...завод для  переработки  мусора, можно сказать, — мусорный крематорий», Да, да, не удивляйся. Хундертвассер вообще очень  внимательно относится  ко всему, что связано с природой и окружающей средой, — продолжала Искра. — В последнее время, сменив множество увлечений, он посвятил себя экологии, Главное же его увлечение... Впрочем, об этом позже. Приехали.

На улицах, по которым мы шли, было немноголюдно. Третий день рождественских каникул. Кто уехал в горы покататься на лыжах, кто сидел дома — доедал рождественского гуся с картофельными клецками и принимал запоздалые поздравления.

Но на углу Левенгассе и Кегельгассе было оживленно. Щелкали фотоаппараты, звучала разноязычная речь, люди, задрав головы, рассматривали удивительное сооружение.

Клеменс-Михаил радостно подпрыгнул, будто увидел своего приятеля. В этом доме действительно было что-то ребячливое, он напоминал детские рисунки, яркие и фантастичные, наивные и немного смешные. Представьте себе, здесь не было ни одного одинакового окна, колонны тоже разные (некоторые наклонные, словно падающие). И деревья на крыше!

И в то же время дом венского художника был похож на огромный многопалубный корабль, избороздивший немало морей-океанов. Он привез на своем борту в холодновато-сдержанную Вену восточное многоцветье, римские статуи, византийские купола.

— Так вот, главным увлечением Хундертвассера, — прервала (впрочем, весьма кстати) мои наблюдения Искра, — были путешествия. Они вдохновляли его на творчество. Африка, Америка, Япония, Европа. В общей сложности Хундертвассер совершил, наверное, не одну кругосветку на своем судне «Дождливый день». Любопытно, что этот солнечный человек любит дождливые дни. В такие дни ему особенно хорошо работается.

День, в который мы приехали к дому Хундертвассера, не был дождливым, но мороз тоже гнал под теплую крышу. Однако попасть в дом нам так и не удалось. Дело в том, что люди, живущие в нем (а это жилой дом), просто не пускают изрядно надоевших туристов. Их можно понять. Представьте себе, если бы в вашу квартиру ежедневно водили экскурсии, И так-то трудно жить в доме, где пол буквально уходит из-под ног.

Зато находящийся неподалеку Кунстхаус — музей с постоянной экспозицией работ художника и выставочными залами оказался вполне доступен. В нем не было ничего музейного в привычном понимании, Угрожающих надписей вроде наших «Руками не трогать», дремлющих смотрительниц в залах и торопливых экскурсоводов. Лишь часто встречающееся снаружи и внутри здания сочетание черного и белого цветов придавало ему некоторую серьезность в сравнении с буйным многоцветьем дома на Левенгассе.

Внизу можно было посидеть в кафе или пройтись по сувенирным магазинчикам. Казалось, что вся замерзшая толпа туристов, также как и мы, не попавшая в Хундертвассерхаус, решила согреться чашечкой кофе или стаканчиком вина, потолкаться у полок с сувенирами. Одним словом, внизу было суетливо и весело.

Наверху, у входа в зал с работами художника, я увидела его фотографию. Трудно было поверить, что этому человеку с молодыми глазами и в забавной кепке было почти семьдесят.

Хундертвассер родился в 1928 году в Вене. Настоящее имя художника — Фридрих Стовассер. Имя, под которым он известен в мире, — двойной псевдоним: «Фридрихсрайх» означает «Царство мира», «Хундертвассер» — «Сто вод».

В этом придуманном имени — его настоящая жизнь, наполненная странствиями и приключениями. В молодости Хундертвассер был матросом на торговом судне, даже летал на воздушном шаре. Уже в зрелом возрасте на деньги, собранные от продажи картин, он купил в Палермо старое, проеденное солью грузовое судно.

Отремонтировал его и продолжил свои путешествия. В светлом зале с огромными от пола до потолка окнами и экзотическими растениями в кадках я рассматривала яркие полотна. Названия картин были также необычны, как и они сами: «Желтые корабли — желтые поцелуи», «Цветущие дома», «Если бы у меня была негритянка, я бы ее любил и рисовал».

У последней Искра рассказала мне историю, скорее, легенду о том, что когда художник был в Африке, он влюбился в чернокожую женщину. Путешествие закончилось. Хундертвассер вернулся домой, в Вену, Но с тех пор в его живописи и архитектуре навсегда поселилось жаркое африканское солнце...

Живопись Хундертвассера не умещается в рамки какого-либо направления или стиля. Она не вполне предметна, но и чисто абстрактной ее не назовешь. Она оставляет место фантазии зрителя.