— Да, Генри, я просто не дождусь, когда мы пойдем на штурм города. — Он понизил голос. — Видишь ли, семья моя обеднела на королевской службе. Отец мой издержался почти до последнего шиллинга, чтобы снарядить меня в это плавание. Дай Бог, чтобы в казне короля Филиппа оказалось достаточно и на нашу долю. — Он повернул к Уайэтту бледное лицо, заблестевшее от дождя под светом большого кормового фонаря. — Да, Генри, и тебе кое-что перепадет для твоей милой Кэт, о которой ты вечно болтаешь, и для твоей семьи.
— Кроме Кэт, у меня из семьи никого не осталось, — мрачно ответил Уайэтт. — Но тем не менее я не прочь получить свою долю военной добычи и еще одну каравеллу, которую я видел вчера в Санто-Доминго. Ей-богу, Хьюберт, вид у нее был что надо: чистые линии, стройная и, кажется, быстроходная.
Весь этот отрезок времени, пока корабли покачивались на своих якорях, люди на них разговаривали подобным же образом, при этом пытаясь понять, что за план разработал адмирал для захвата столицы. Ветераны среди матросов понимали, что Санто-Доминго скорее всего окажется очень крепким орешком. У города были очень мощные укрепления, и поговаривали, что их защищают около ста пятидесяти пушек всех видов. Кроме того, за стенами находились регулярные войска короля Испании, и, если их старшие офицеры владеют военным искусством соответственно той репутации, какой они пользуются в мире, англичанам придется довольно туго.
До рассвета оставалась пара часов, когда с кораблей можно было уже различить, как из сумерек, крадучись, возвращаются восвояси шлюпки и прочие маленькие суда. Они уже не оседали под грузом солдат и их воинского снаряжения. Когда послышался тупой удар о борт, капитан Винтер собственноручно поискал конец трапа и крикнул вниз, в ветреную темень:
— Все в порядке, сэр?
— Да, — ответил Дрейк сильным и отчетливым голосом. — Мои чернокожие друзья перерезали охрану сторожевых башен, всех до одного. Ловкие парни, они сделали из них настоящий корм для собак, — добавил он, переваливаясь через борт «Бонавентура»с развевающимся на ветру плащом. — Ох уж любят эти испанцы всячески мучить и убивать своих бедных рабов. Ну а теперь отдыхать. На рассвете мы атакуем город.
Длинные цепочки взлохмаченных коричневых пеликанов, похожих на уцелевших обитателей доисторических веков, потянулись, хлопая крыльями, мимо разношерстной эскадры Дрейка, улетая куда-то в море. Когда вокруг марселей засновали, взлетая и падая, чайки и другие морские птицы, корабли английского флота тоже пришли в движение. Подняли якоря и выбросили за потрепанные борта принесенную с ними грязь. Матросы разворачивали паруса по мере того, как один за другим разные суда эскадры Дрейка выстраивались в неровную линию позади «Бонавентура».
Адмирал еще раз облачился в тот великолепный костюм из черной в золотой оправе брони, который он надевал у берегов Байоны. На его нагруднике было изображено сражение между тритонами и великанами, а шлем с высоким гребнем, украшенный уже знакомым пучком страусиных синих и белых перьев, придавал сэру Френсису вид чрезвычайно важной персоны.
По команде Феннера на шкафуте флагманского корабля зазвучали трубы: там канониры уж дули на пальники и гнулись в напряженном ожидании возле своих обременительных сорокадвухфунтовых пушек, кулеврин и фальконетов. Под крепким ветром с моря дым от горящих фитилей весело вился над палубой вместе с обычными для такого момента солеными шутками. Высоко над грот-марсом заплескался красно-белый узор креста Святого Георгия.
С вражеских укреплений донесся ответный сигнал горнов и громкое бряцание мавританских цимбал. Почти на всех башнях и стенах появились флаги — яркие, как бабочки, а цветом и узором бесконечно разнообразные. Еще задолго до этого все испанские суда забились во внутреннюю гавань Санто-Доминго и сгрудились там в такой тесноте, что полностью лишились маневренности. Что же касается тех двух военных кораблей, которые заприметил Уайэтт, то теперь они стояли на страже у входа во внутреннюю гавань с открытыми орудийными портами и развевающимися боевыми флагами.
Флагманский корабль Дрейка с полуобнаженной и потной от напряженного ожидания командой все ближе и ближе подходил к фортам неприятеля. Вот уже английские корабли приблизились к ним настолько, что моряки с них могли различать отдельных людей, например, высокого капитана, облаченного в желтый мундир, с черными и алыми перьями на шляпе. Все отчетливей были видны поблескивающие наконечники пик и доспехи, все ярче и ярче сверкали стволы поджидавших их фитильных пушек.
Наконец Дрейк резко дернул себя за желтую бороденку и, ступив за переходную доску в палубе юта, крикнул вниз начальнику канониров:
— Открыть огонь, мастер Олуин, и смотрите, чтобы целились повыше.
«Бонавентур» накренился от отдачи его бортовых пушек и тем самым положил начало длившейся безостановочно почти часовой канонаде, во время которой армада неторопливо окружала наружную гавань и крушила фортификации из своих тяжелых орудий. К счастью для англичан, вражеские валы везде только с виду казались прочными. Довольно часто случалось так, что, когда тридцатифунтовое ядро из полупушки ударялось в каменную крепостную стену, целый сегмент ее взлетал в воздух, оставляя неровную белую брешь.
Однако огонь испанских батарей оказался вовсе не таким уж безрезультатным. Снова и снова корабли Дрейка получали пробоины, а разлетающиеся осколки убивали или калечили людей. И все же почти до самого полудня английские корабли продолжали свою смертоносную карусель. Когда наконец они отошли, выяснилось, что у некоторых из них ядрами посбивало стеньги, у других возле самых ватерлиний зияли пробоины, на которые корабельные плотники набивали листовой свинец.
Как только флотилия вернулась к своей стоянке, почти все сохранившие физическую пригодность моряки, оставшиеся на борту, подняли сильный шум, размахивали оружием и как-либо иначе делали все возможное для создания впечатления, будто Дрейк собирается высадиться всеми своими силами на каком-нибудь болотистом уголке суши к западу от города. Дрейк расхаживал по корме, делая быстрые короткие шаги. «Прямо как боевой петушок перед схваткой», — подумал Хьюберт Коффин.
Очевидно, адмиралу не терпелось узнать, способен ли будет королевский наместник, генерал-губернатор дон Хуан Фернандес де Меркадо, отразить его вылазку, почувствует ли он возможность уничтожить проклятых еретиков на этой открытой местности, где его обученные испанцами регулярные войска могли бы добиться наибольшей эффективности.
— Ха! На это я и надеялся, — услышал Уайэтт возглас адмирала, лишь только шлюпки отчалили от кораблей, взяв курс на болотистый уголок берега.
Генри взглянул на город. Одни из двух ворот в западной стене распахнулись настежь и оттуда галопом вылетели прекрасно снаряженные всадники на горячих, покрытых чепраками андалузских лошадях. Потом появился отряд аркебузиров, за которым следовала плотная колонна пикинеров.
Эти войска повернули на юг и выстроились на краю той болотистой лагуны, к которой плыли теперь моряки английской эскадры. Дрейк стоял на кормовом сиденье своей галеры, и под ударами весел перья вздрагивали у него на шлеме; он вглядывался из-под ладони в лежащие за болотом джунгли. Сумел ли Карлейль, думал он, вовремя завершить свой кружной десятимильный марш вдоль побережья? Задуман такой дерзкий маневр… Никто из нынешних профессиональных военачальников еще не пытался осуществить такое.
Нервно дернув себя за бородку, сэр Френсис отдал приказ всей флотилии сушить весла вне досягаемости выстрелов с берега: он вовсе не желал бросать на противника свою малочисленную армию плохо вооруженных матросов. А из ворот Санто-Доминго выбегало все больше и больше солдат: пикинеров, арбалетчиков и довольно много стрелков из аркебуз. Вскоре шесть-семь сотен испанцев построились у болотистой лагуны и замерли в мрачном ожидании.
Дым от испанского корабля, подожженного в утренней перестрелке, плыл над городскими стенами и стлался по берегу, отбрасывая неровные голубоватые тени на сидящих верхом, богато разряженных кабальеро.