– Отчего это их нет? – спросил бригадир Боманджой.

   – Да у них опять какая-то передряга, – ответила мисс Пеликан.

   В это самое время раздался голос молодой дамы, и слышно было, как майор ее уговаривал. Тучи, однако, рассеялись, и интересная пара заняла наконец свое место за столом.

   – Пожалуйте, господа; пора приступить к обеду, а то все простынет, – заметил капитан и, прочитав молитву, собирался уже разрезать жареную баранину, плававшую в своем соку.

   Вдруг со стороны майора раздался дикий крик и возглас:

   – Что с тобой, моя милая! Что ты делаешь!

   Прежде чем он успел это проговорить, баранина наклонилась вперед и скатилась на колени миссис Молони; картофель и рис посыпались ей под ноги, а подливка разбрызгалась во все стороны.

   – О, что со мною делается! – вскрикнула маленькая леди, дрожа и взвизгивая от ужаса.

   Капитан Лайфорд, удерживая душивший его смех, со всевозможной любезностью подал руку молодой леди, поднял ее с места, чтобы передать ее майору, который подскочил в ужасе, не зная, что случилось с его женой: не свернула ли она себе шею или не наткнулась ли на мясной нож и вилку.

   – Вот видишь, моя милая, – тебя зашибло до смерти! – вскрикнул майор и пристально стал всматриваться в свою жену.

   Общий смех раздавался со всех сторон; так что майор, не расслышав ответа своей супруги, взял ее на руки и отнес наверх в свою каюту, чтобы она могла переменить платье, залитое соусом.

   Из разговора майора, вскоре возвратившегося к обеду, оказалось, что в то время как она для чего-то толкнула его ногой, корабль покачнулся, она потеряла равновесие, и с ней случилась эта катастрофа.

   – И пусть это будет ей уроком наперед. – сказал он, подмигивая, но без надежды на то, что она им воспользуется.

   – Поздравляю тебя, моя милая, что это не с тобой случилось, – заметил при этом бригадир своей дражайшей половине.

   – Я никогда не даю пинков моему мужу, – ответила она.

   Желая пощадить чувства миссис Молони, разговор перешел на другую тему. Наконец она появилась, значительно обескураженная, и скромно села подле мужа. Обед продолжался обычным порядком.

   Прошло несколько дней после этого события. Корабль шел все по ветру, делая восемь или девять узлов в час, при довольно сильном волнении. Несколько молодых людей взобрались было на реи и, по примеру матросов, стали играть в прыжки. Один из молодых людей, красивый и статный юноша, отправлявшийся к родителям в Индию, где ему готово было место, сорвался с реи и полетел в пенящиеся волны.

   – Человек упал за борт! – раздался крик.

   Капитан Лайфорд мгновенно взбежал наверх, отдавая приказание убрать паруса и уменьшить ход корабля, чтобы можно было спустить лодку. Молодой человек умел плавать, но, упав неожиданно в пенящееся море, он потерял присутствие духа, и сомнительно было, чтобы он мог удержаться на воде. Ему бросили две скамейки и клетку для кур, но уже тогда, когда он был позади корабля. Реджинальд, услышав крик, взбежал наверх и, не теряя ни минуты, не сняв даже шляпы, спустился к воде и поплыл к почти утопающему юноше. Вечерело, и наступал уже ночной сумрак.

   Сильное возбуждение овладело всеми на корабле.

   Их вскоре потеряли из виду при той быстроте, с которой шел корабль, потому что, хотя команда и была хорошо дисциплинирована, все-таки нельзя было рассчитывать подтянуть паруса с такой же быстротой, как это делается на военном корабле.

   Мнения разделились. Некоторые считали их погибшими, говоря, что самый лучший пловец не может продержаться в таком море.

   Капитан Хоксфорд был того же мнения и выказывал сожаление об их участи, притворно соболезнуя о том. Наконец паруса были подобраны, ход корабля уменьшен и спущена лодка со старшим р офицером и командой волонтеров. Лодка помчалась по направлению, в котором видели в последний раз пловцов, среди все (более сгущавшегося мрака и окружавшего ее пенящегося моря, и быстро скрылась из виду. Сильная тревога овладела всеми; даже капитан с трудом скрывал свое волнение. Молодой Гамертон возбуждал всеобщий интерес, и даже суровый старый бригадир объявил, что он готов отдать всю свою добычу, которую он заграбастал при взятии Мультана, чтобы только спасти молодого человека, и те, кто хорошо знал старого солдата, могли судить о том, насколько сильно возбуждены были его чувства, чтобы внушить ему эти слова. Бедная Виолетта! Отец не мог не заметить ее волнения, но он полагал, что она разделяла те же чувства, что и всякий другой при виде той опасности, которой подвергал себя молодой Гамертон.

   Мгновения казались минутами, минуты – часами, и все на корабле с напряженным нетерпением ждали возвращения лодки. Наконец капитан стал тревожиться и за посланную им команду, и за пловцов.

   – Не шуметь на баке! – крикнул он. – Не видит ли кто лодки?

   Ответа не было. Корабль шел уже медленнее. Ветер завывал в снастях, и волны лизали бока его в то время, как он тихо выгребался вперед.

   – Мистер Тайминс, зажгите синий огонь! – крикнул капитан боцману, у которого все было уже наготове.

   Загорелся яркий огонь, зловещим светом осветивший мачты и снасти и толпу зрителей, придавая им какой-то мертвенный вид.

   Полковник Росс, позабыв на мгновение эффект, производимый ; обыкновенно светом, подумал, что дочери его делается дурно. Но ее дрожащий голос успокоил его.

   – Я очень рада, что вижу этот сигнал. – заметила она. – Это даст им, наверно, возможность отыскать дорогу к кораблю.

   – Я надеюсь, – сказал полковник, – что они доставят нашего молодого друга и юношу, для спасения которого он так мужественно жертвует своей жизнью; но в такой темноте нелегко будет найти их, разве у них хватит настолько сил, чтобы криком дать о себе знать.

   – Они вернутся! Они вернутся! – вскрикнула Виолетта. – О, отец, это ужасно!

   Время шло. Зажгли еще несколько синих огней.

   Наконец какой то матрос вскрикнул: "Вон она! Вон она!" – и другие также объявили, что видят лодку. Раздался радостный крик, к которому присоединилось большинство находившихся на палубе. Капитан приказал молчать. Теперь он сам заметил медленно подплывающую лодку, подбрасываемую волнами. Наступила страшная минута ожидания, пока лодка подойдет к борту корабля, потому что с такого расстояния нельзя было рассмотреть – кто сидит в ней.

   – Что, нашли их? – спросил капитан, не будучи в силах скрывать своего беспокойства.

   Ответа не было. Вероятно, шум моря заглушал его голос. Лодка подплывала все ближе и ближе, и все с нетерпением ждали того момента, когда можно будет слышать голоса из лодки. Вот она уже у борта корабля. Весла брошены. Рулевой схватился за перекинутый ему конец веревки. Озабоченные лица пристально устремились по направлению лодки, высматривая – спасены ли молодые люди.

   – Все благополучно, они здесь! – раздался наконец голос из лодки.

   – Спасены, спасены! – пронеслось по палубе.

   Даже самые невозмутимые из пассажиров пожимали друг другу руки и выражали свое удовольствие; многие женщины рыдали. Когда Реджинальда подняли наверх, Виолетта бросилась вперед, сопровождаемая отцом. Хотя Реджинальд выбился из сил, но мог держаться на ногах, опираясь на плечо честного Дика Суддичума, матроса, отправившегося на лодке и помогавшего Реджинальду.

   Следует сказать несколько слов о Дике. Это был образец чудесного матроса, широкоплечий, обросший густой бородой. Он сел на корабль вместе с Реджинальдом, и, судя по той стремительности, с которой он вскочил в лодку, отплывавшую на выручку молодого человека, видно было, что привязанность его к нему была не из заурядных.

   Виолетта подошла к Реджинальду и остановилась, так как он был уже окружен толпой офицеров и пассажиров, спешивших пожать ему руку и похвалить за выказанную им неустрашимость.

   Реджинальд увидел ее и хотел было броситься вперед, как она, едва успев поздравить его, побледнела, и отец ее успел вовремя подойти, чтобы удержать ее от падения: до того была она подавлена овладевшим его волнением. Затем полковник Росс, сердечно похвалив Реджинальда за смелый и благородный поступок, отвел свою дочь в каюту.