После его ухода в комнате воцарилась тишина. Джинкс неохотно взглянула на Ника и увидела тот самый вопрошающий взгляд, которого и ожидала. А он спокойно молчал, когда Джинкс что-нибудь ему скажет.

Но что она могла сказать? Просить прощения за отца, за то, что он немного не в себе?

Да что там говорить, совсем не в себе! Ее отец около сорока лет преподавал историю, был когда-то одним из ведущих экспертов страны по якобитам. Но это было так давно... А сейчас казалось, что отцу иной раз сложно запомнить, какой сегодня день, не говоря уже о годе, и все его познания были похоронены где-то в глубине его мозга.

Но разве могла она сказать об этом Нику, разве он посочувствует ее отцу?

Кроме того, она вовсе не хотела его сочувствия. Не хотела, чтобы хоть кто-то сочувствовал ее отцу, некогда уважаемому в обществе человеку.

– Джинкс!

Она – гордо вздернула голову, наконец-то решившись посмотреть на Ника. Ее взгляд требовал не выражать жалости или, что еще хуже, снисхождения.

Ник понимал, что его следующая фраза должна быть предельно корректной, иначе Джинкс вычеркнет его из своей жизни и никогда не будет больше с ним встречаться. А он теперь предельно ясно понимал, что для него это станет катастрофой.

Потому что он хотел экранизировать «Удивительного мальчика»? Ерунда! Фильм здесь абсолютно ни при чем! В действительности, если он будет до конца честен сам с собой, борьба за авторские права осталась уже на заднем плане. Главной причиной того, что он находился в этом доме, была сама Джинкс.

– Расскажи, что с ним случилось? – мягко попросил он.

– С чего ты взял, что с ним что-то случилось? – Она вздернула подбородок еще выше.

Если только Ник не ошибался, ее глаза теперь блестели не от гнева, как несколько минут назад, а от непролитых слез.

– Я... Твой отец... – Он тяжело задышал, ощущая, что балансирует на острие ножа. – У него был какой-то нервный срыв?

Лучше действовать понапористей! Сочувствие Джинкс явно отвергала.

– Вроде того, – признала она, а потом резко сменила тему: – Что мы будем делать с журналисткой и фотографом, которые остались снаружи?

Ник пожал плечами:

– Пообедаем с твоим отцом, а там видно будет... может, они уйдут. – Это было, безусловно, психологическое давление на хозяйку дома, однако он действительно хотел разобраться в сложившейся ситуации до конца.

Ник не мог представить, как Джек Никсон сможет выдержать шумиху, которая поднимется, если журналисты узнают, что автором «Удивительного мальчика» является его дочь. Журналисты умеют ходить по пятам, быть навязчивыми и выставлять на всеобщее обозрение всю подноготную человека, и их не остановишь ни просьбами, ни руганью. Ник не сомневался, что слабое психическое здоровье Джека Никсона не справится с подобным испытанием.

И Джинкс это тоже хорошо понимала...

– У меня есть предложение получше. – К ней вернулся ее язвительный тон. – Ты уходишь и забираешь с собой журналистку с фотографом, а я спокойно обедаю с отцом.

Ник скривился, так как ожидал подобного ответа. Но, судя по всему, ему и впрямь придется так поступить. Впрочем, есть одно важное «но»: журналистка с фотографом преследовали не его, а Джинкс.

Неужели они действительно в курсе, кто такой Дж. А. Уотсон.

Насколько ему было известно, только трое, ну, в крайнем случае, четверо знали тайну псевдонима писателя: он сам, Джейн Морроу, Джеймс Стивенз и, возможно, секретарша Джеймса Стивенза, но ни одному из них невыгодно передавать прессе информацию о личности автора.

Однако все говорило о том, что утечка информации все-таки произошла.

Но сообщать об этом Джинкс вряд ли стоило. Она и без того уже вся на нервах и ведет себя весьма агрессивно по отношению к нему. Наверняка считает, что во всех бедах виноват он один! И ведь не переубедишь!

– Мой план мне нравится гораздо больше. – Он улыбнулся.

От возмущения на ее щеках проступили розовые пятна:

– Ну... мне очень жаль, потому что...

– Обед готов! – Отец Джинкс вошел в гостиную, приветливо глядя на дочь и гостя.

Взгляд Ника сделался задумчивым, как только он посмотрел на пожилого мужчину. Джинкс не ответила на вопрос относительно причин нынешнего состояния отца. А он был уверен, что какое-то давнишнее событие и стало причиной заболевания. Нечто эмоционально тяжелое. Какая-то психологическая травма.

Вполне возможно, это событие повлияло и на Джинкс. Он не был в этом уверен, но определенно хотел узнать всю правду.

Она кинула на него беспокойный взгляд.

– Ну что, пошли за стол? – вопросительно посмотрел на нее Ник.

– Разумеется! Все просто замечательно, – огрызнулась она. – Но мы обязательно поговорим с тобой позже, – добавила она так тихо, чтобы эти слова услышал только Ник.

Конечно, очередное выяснение отношений было далеко не самым лучшим вариантом провести время с Джинкс, но, если это единственное, что она могла ему предложить в данный момент – а он нисколько не сомневался, что так оно и есть, – значит, он будет довольствоваться этим.

– Буду ждать с нетерпением, – уверил он ее чувственным голосом, невинно приподняв бровь, когда она с подозрением посмотрела на него, прежде чем последовать за отцом в заднюю часть дома.

Они обедали втроем в очень ухоженном садике, сидя под большим разноцветным зонтом, защищавшим их от солнца. Сад был полностью скрыт от посторонних глаз шестифутовым забором. Ник был прекрасно осведомлен, насколько упорны бывают репортеры, когда берут чей-то след: они могли запросто подглядывать в окна и перелезать через заборы с целью получить необходимую им информацию. И они, конечно же, еще не оставили Джинкс в покое...

Невзирая на то, что Джинкс хотела, чтобы он ушел, а отец уже не был способен на серьезный разумный разговор, Ник наслаждался временем, которое он проводил с ними.

Он увидел Джинкс с новой стороны, наблюдая за тем, как ласково она общается со своим отцом, как заботливо ухаживает за ним. И пожилой мужчина радовался, как ребенок, тому, что его дочь рядом с ним. Это вовсе не значило, что Ник когда-либо считал ее агрессивной; просто обычно она сразу же занимала оборонительную позицию, стоило ему появиться на горизонте, поэтому такая неожиданная мягкость ее характера и стала для него небольшим открытием.

Все, что касалось Джульетты Индии Никсон, становилось для него откровением, в том числе и то притяжение, которое он чувствовал по отношению к ней и которое не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал раньше ко всем своим прежним женщинам. И, казалось, что чем дольше он находится рядом с ней, тем сильнее становится это притяжение. Что само по себе было странным, ведь обычно, чем больше времени он проводил с женщиной, тем менее интересной она ему становилась.

Ему нравилось наблюдать за изящными движением тонких рук Джинкс, когда она ела или откидывала упавшую на лицо медную прядь волос. Мягкие изгибы ее тела манили его. А как приятно было смотреть на крохотную ямочку, появлявшуюся на щеке, когда она улыбалась отцу!

– Пап, тебе пора отдохнуть, – обратилась Джинкс к отцу, когда пришла миссис Холт, чтобы убрать со стола.

Джек Никсон медленно поднялся из-за стола.

– Никогда не старей, Ник, – печально предупредил он, последовав за домработницей. – Человек снова становится ребенком.

Ник с отсутствующим видом смотрел в спину удаляющегося мужчины. Это последнее высказывание было весьма разумным наблюдением для человека, который, похоже, большую часть времени даже не знал, где находится.

– Иногда такое случается, как будто на минуту он становится прежним, – заметив взгляд Ника, прокомментировала ситуацию Джинкс. И печально добавила: – Но обычно это длится очень недолго.

Ник нахмурился. Он не мог допустить, чтобы Джинкс страдала!

– Он показывался какому-нибудь специалисту? – спросил Ник и сразу пожалел, что задал этот вопрос, потому что Джинкс моментально напряглась.

– Он провел несколько месяцев в платной лечебнице, когда это случилось, – сухо ответила она. – Но, честно говоря, все было впустую. Он гораздо лучше чувствует себя дома.