Знаю, что ударил по больному. И понимаю, что ей некомфортно.

— Прости, это не моё дело. Просто… я хочу быть счастливым. — Наконец я выдыхаю и делаю глоток мокко.

— Что бы сделало тебя счастливым? Прямо сейчас.

— Уход из мыльной оперы.

— Хорошо. — Она так говорит, как будто это легко. Но полагаю, так и есть. Деньги — не проблема. Технически, у меня нет необходимости работать.

— А затем?

— Хочу взять уроки искусства.

— Отлично. Тебе нужно уйти из мыльной оперы и пойти на уроки искусства.

Уйти из мыльной оперы и уроки искусства.

— Твоя мама представляет, что ты чувствуешь?

Я трясу головой. Это было её мечтой столько времени, не думаю, что она когда-либо размышляла, чего хочу я.

— Нет, я всё скрывал от неё. Не думаю, что она хорошо воспримет это.

— Но это твоя жизнь.

Верно, моя жизнь. Картер Харрисон. Не "Картер Харрисон" все-американский блондин (спасибо лимонному соку), голубоглазый, с сияющими белыми зубами (спасибо отбеливателю) актёр. Я — просто Картер. Сомневаюсь, что хочу рассказывать ей больше, но думаю, что уйти из мыльной оперы будет достаточно непросто. Так что я поговорю с мамой об этом и об уроках искусства.

Будет весело.

— Могу я посмотреть твои работы?

Даже то, что Эмма произнесла это незамысловато перевернуло мой мир сверх на голову. Это всегда меня пугало.

— Я никогда и никому не показывал мои работы. Может и глупо, но они личные.

— Я понимаю, о чём ты. — Эмма кивает. — Также себя чувствую со своими песнями. Но для меня это проще — только Софи поёт мои песни. Это и помогает мне, когда пишу слова. Я не оцениваю себя, интересуясь, найдут ли люди в песнях нечто тайное, ведь не я их исполняю. Софи своего рода мой бронежилет. Полагаю, у артистов нет такой роскоши.

Никогда об этом не думал в таком ключе. Эмма, которая обладает невероятной способностью поддерживать, так неуверенно чувствует себя по поводу песен. И я никогда не осознавал, насколько она нуждается в Софи. Моя точка зрения учитывала перспективу Софи, это Софи нужны были песни Эммы.

Видимо мы оба по-своему прячемся.

— Что ж, когда-нибудь я покажу их людям. А пока мне следует тебя предупредить, я не Тревор Парсонс.

— Тревор с чего-то начинал. Ты знаешь, с ним было бы круто пообщаться.

Я засмеялся. Эмма всё сделала таким простым. Но, наверное, так и есть. Куда сложнее сохранять искренность, когда говоришь что-то типа: "Чёрт, Чэрити, я не умею читать мысли, я просто парень, пытающийся донести до тебя свои чувства".

На следующее утро на пробежке в Центральном Парке я продолжал думать о нашем разговоре с Эммой. Бег помогает прояснить мысли и мне это нужно перед тем, что ждет меня дома. Я возвращаюсь в нашу квартиру в Западном Центральном Парке и нахожу маму на кухне, читающую сценарий.

— Дорогой, я сделала для тебя несколько яиц.

Я подхожу к столу, забираю яйца и наливаю стакан апельсинового сока.

— Никакого сока — слишком много сахара.

Я сажусь и ничего не говорю.

— Нервничаешь из-за школы в понедельник?

Я качаю головой. Нет, из-за этого не нервничаю. Но вот о разговоре, который собираюсь завести сейчас, вполне. Думаю "в ужасе" — это самое подходящее слово.

— Мне надо поговорить с тобой.

Она откладывает сценарий и снимает очки.

— На счет мыльной оперы. Я не хочу…

— Я знаю, милый, и мне так жаль, что продюсеры давят на тебя с новой линией с Чэрити. Во-первых, мне кажется, это помогло бы со школой, они ведь знают, что твои часы урезаны, и, полагаю, захотели дать немного больше времени, пока тебя не будет на площадке".

— Да не об этом. Я больше не хочу делать это.

— Я запуталась. Ты не хочешь играть историю с Чэрити или вообще шоу?

— Шоу.

— Оу. — Она опускает взгляд и кивает. — Окей, Картер. Но ты же понимаешь, что у тебя контракт.

Что происходит? Она спокойна. Это не то, чего я ожидал; она не так реагирует, когда…

Я пытаюсь вспомнить те разы, когда настаивал на своём и говорил, что не хочу идти на прослушивание или принимать роль. И не могу. Невозможно. Я…

— На сколько рассчитан контракт?

— До следующего сентября.

Следующий сентябрь? Еще целый год.

— Давай я поговорю с продюсерами, посмотрим, что мы сможем сделать. Что-нибудь придумаем, но прямо сейчас будет невозможно уйти.

Я качаю головой. Вот оно. Она не собирается…

Что? Я начинаю обдумывать все сценарии, когда я брался за роли, и это полностью было моё решение. Я единственный, кто поставил себя в такое положение. Я единственный, кто подумал, что мыльная опера станет хорошим балансом между школой и работой.

— Я рада, что ты рассказал мне, дорогой. Не знала, что ты так несчастлив в шоу, но в школе выглядел так многообещающе и, казалось, ты решил сконцентрироваться на выпускном годе.

Я в шоке и тихо ем яйца, пока пытаюсь понять, что происходит в её голове.

Мама даёт мне сценарий, который читала.

— Мне кажется, он действительно отличный; тебе стоит прочитать. Расскажи, что думаешь об этом. Может это твоя следующая работа? — Она целует меня в щёку и хлопает по спине, перед тем как уйти в гостиную.

Я в таком шоке, что даже не показал свои рисунки. Нет смысла этого делать, пока не узнаю точно, как будут обстоять дела с шоу.

Я мою посуду в изумлении. Затем автоматически хватаю сценарий и иду с ним в свою комнату. Вся голова занята мыслями о том, что будет со мной, когда я не буду играть, когда не будет возможности спрятаться за ролью.

Вопрос в следующем: Действительно ли я готов быть собой?

В понедельник пока остальные студенты разошлись по классам, избранные исполнители ждали за кулисами, пока Д-р Паффорд по обычаю запугивал первокурсников, напоминая им, что в своих городках они могли быть лучшими артистами/музыкантами/танцорами/художниками, но здесь они обыкновенные студенты. В старших классах у них будет четыре студийных класса. То есть они будут учиться на час дольше, чем в "нормальной" средней школе.

Эмма приветствует меня улыбкой. Я рассказал ей о разговоре с мамой, и она была очень рада. С другой стороны, Софи не могла поверить, что мне хотелось бы уйти из шоу.

И только после того, как Эмма обняла меня, я замечаю Тревора Парсонса позади неё.

— Картер, ты знаком с Тревором?

— Привет. Конечно, я знаю тебя.

Я пожимаю его руку и не могу вымолвить ни слова. В своей жизни повстречал множество знаменитостей, но в Треворе есть нечто такое, от чего совершенно теряешь дар речи.

— Я разговаривала с Тревором о возможности сделать какую-нибудь арт-работу для группы.

— Круто.

Круто? Это не то впечатление, которое я хотел произвести на человека, подобно Тревору.

— Надеюсь, ты не против, Картер, но я рассказала Тревору о твоём желании рисовать, может быть, он смог бы дать тебе несколько советов".

— Вполне могу. Мне нравится, как другие работают. Видеть всё, что сделано за пределами этих стен. Давай я дам тебе свой номер.

Это оказалось куда легче, чем думал. И это оправдывает всё, что до этого делало меня несчастным?

Эмма отходит и смотрит, как мы с Тревором обмениваемся информацией. Мне хочется подбежать к ней, подхватить и крепко обнять.

Но не время. Звучит сигнал, мы рассаживаемся по местам. Следующие тридцать минут или больше мы увидим выступления моих сверстников. Блистать — вот что они любят. Они лучшие студенты CPA.

А затем наступила моя очередь.

Я хочу обвинить мать за то положение, в котором оказался, но её реакция натолкнула меня на мысль, что может она не единственная, кто давил на меня всё это время.

Я никогда не жаловался, что я актёр, что хожу на прослушивания.

Всё это я сам.

Я ступаю на сцену, в голову приходят цитаты из фильма "Смерть коммивояжёра", а не из того, что собирался читать.

Я осматриваю аудиторию и слышу крик девушек. Они эхом проносятся внутри моей головы.

И осознаю, насколько нелепой ложью была вся моя жизнь.