Вот в какие дебри мы забрались с нашим Коп-оло-Аполло. Основа для создания образа была, как выясняется, с самых древних времен. А вот когда появился сам образ, мы так и не ответили. Может, он не попал в Индию именно по причине того, что оформился достаточно четко уже после ухода переселенцев, то есть, только во II тысячелетии до н. э.? Могло быть и так. Основа образа – это еще не сам образ. Но для нас важно, что к моменту вторжения "северных варваров" на Пелопоннес во II тысячелетии до н. э. он был уже достаточно "зрелым".

Ну, а в заключение тех, кто еще сомневается, мы можем адресовать к книге Ю. В. Андреева "Ранне-греческий полис", в которой, разумеется, нет ничего похожего на изложенное выше, но зато довольно-таки подробно, со ссылками на наших и зарубежных ученых говорится о том, что помимо более или менее известных дорийцев в XIII-XI вв. до н. э. в Грецию вторгались никому не известные северные племена. Вели они себя странно: то громили все подряд, то мирно сосуществовали рядом с аборигенами, оказывая существенное влияние на последних. По словам автора, вторжение местами имело "характер постепенного просачивания в эти районы небольших разрозненных групп пришельцев". Одновременно он же пишет, что "на страну обрушились орды северных пришельцев". И о том, что "варвары" не оставили своих "визитных карточек". Сложнейшие процессы "происходили. Ни в какие схемы они не укладываются и никогда не уложатся. Не будем говорить про всех "северных варваров". Но кое с кем мы разобрались, выяснили, что у них были за "визитки".

В этой главе речь пойдет об основном мифе индоевропейцев – краеугольном камне всех мифологий народов индоевропейской языковой семьи.

Сам миф и его основы изучены почти досконально. Но это не помешает нам приглядеться повнимательнее к стержневому и очень емкому мифосюжету хотя бы по той причине, что в школах и институтах нас не баловали его содержанием, да и вообще не намекали на существование такового. А стало быть, вперед!

Но для начала обратим свое внимание на одно немаловажное свойство всех индоевропейских мифологий, выражающееся в дуалистическом подходе к рассмотрению мира. Вселенной со всеми ее реальными и ирреальными областями, со всеми населяющими ее живыми существами и неживым веществом.

Дуализм – явление, нам очень хорошо всем знакомое, часто встречающееся в быту, в житейских оценках, имеющих, как правило, черно-белую окраску: плохой – хороший, злой – добрый, негодяй – герой, вредный – полезный и в таком духе до бесконечности. Таким видим мир мы, когда не желаем задуматься над происходящим, таким видят мир дети – маленькие дети. Таким мир. Вселенную видели первобытные люди, еще не совсем разбиравшие оттенки и многоцветье жизни. Дуализм – это архаика, это раннее детство человечества.

Но мы знаем, что впечатления, полученные в детстве, необычайно сильны, они остаются на всю жизнь. То же и с дуалистическим мировоззрением. Мы развились, стали взрослыми, кое-кто считает даже, что человечество уже стареет, перешагнув рубеж своей зрелости, но черно-белое восприятие жизни бытует наряду со всеми иными, иногда и преобладая над ними. Во всяком случае, именно оно представляет собой тот стержень, на который накручивается все прочее. Дуализм – это остов, скелет мировосприятия, это архаичная диалектика.

Дуализм есть в ядре любой мифологии. Иногда он скрыт. Иногда, напротив, выставлен наружу, как, скажем, в китайской, где противостоят друг другу и дополняют друг друга два начала: мужское и женское – янь и инь. Они же, сплетаясь, образуют гармоничный круг. Но особенно свойствен дуализм индоевропейским мифологиям. Как бы ни были сложны и многоцветны эти мифологии, какими бы поэтическими чудесами не были они расцвечены, в основе, в начале, в архаике – все тот же дуализм.

Двойственность эта и полярность возникли, разумеется, задолго до сложения индоевропейской общности. Но почему-то дуалистические представления заняли особое место в ней и пронизали буквально все сказания, предания и легенды. И схема мира в начальных фазах была двучленной:

свет – тьма

небо – земля

мужское – женское правое – левое

свой – чужой

дом – лес

Ну, а раз существовало два полюса, между ними должно было что-то происходить. И оно происходило. По крайней мере, было чревато происшествиями:

лес таил опасности, зато дом служил убежищем, чужой нападал или собирался напасть, свой защищал и помогал, правое было правильным и правым, левое – искривленным и лживым. Но все взаимодействовало и нуждалось одно в другом: свет озарял тьму, небо орошало землю, мужчина оплодотворял женщину. В результате всегда что-то рождалось, появлялось на свет или просто попадало в руки. Даже таящий опасности лес одаривал, награждал смельчака.

Но любому "дару" предшествовали обязательная схватка или хотя бы противостояние, знаменующееся готовностью к борьбе. И если все происходившее на земле было делом житейским, а борьба – обычной, зачастую заурядной, то подлинные битвы происходили в пространстве между небом и землей: свет разрывал тьму, тьма пожирала свет; небо нещадно било землю молниями, в ответ земля "запиралась" – уходила под снежные покровы, переставала рожать, сковывала воды, не кормила зверей и скот и постоянно восставала против небес. Ну, а раз шла битва, то должны были более четко определиться сражающиеся стороны, то есть, заиметь свое лицо.

Не знаем, как там было в самом начале, но к моменту зарождения индоевропейцев как культурно-этнического сообщества две противоборствующие силы определились. Ими оказались бог-громовержец и олицетворение злых сил – змей. Бесконечный поединок с заведомой победой громовержца и составил из себя основной миф.

С личностями "громовержца" и "змея" мы разберемся в отдельных главах, а заодно постараемся выяснить, кто послужил им прообразами. Сейчас же нас интересует сам факт битвы-схватки и его проявления в разных мифологиях.

Попутно сообщим лишь то, что миф, зародившийся в рамках дуалистического мировоззрения, развивался вместе с развитием мировосприятия и, не утрачивая дуалистического "хребта", становился все сложнее и насыщеннее. Почему? Да потому, что его героям приходилось действовать уже не в двуосной системе координат, а в трехосной, четырехосной, шести-, семи- и даже двенадцати осных! Нелегко приходилось и исследователям, пытающимся всюду поспеть за своими героями. Даже, прямо скажем, совсем туго пришлось им – ведь герои начали ускользать, делиться, будто простейшие, до бесконечности, приобретать множество ипостасей и менять маску за маской. Но об этом позже.

А сейчас обратим внимание еще на одну особенность – на двойственность уже внутри самого мифа. Вечно длятся две схватки: неба с землей и громовержца со змеем. Что это – независимые сюжеты, малое в большом, случайное совмещение? В одном случае – поединок-оплодотворение. В другом – поединок-убийство. Добавим, убийство, носящее цикличный характер: убийство – воскрешение, убийство – и т. д. Что во всем этом: общий исток или наложение сюжетов? Поединок отца-неба и матери-земли не принято вводить в основной индоевропейский миф. Но без него, пожалуй, не возник бы и сам сюжет борьбы бога-громовника со змеем-чудищем. Или возник бы? Вот это мы и будем выяснять на протяжении этой главы и двух последующих, попутно разбираясь со множеством интереснейших и загадочных вещей.

Небесный отец, верховный- бог, олицетворяющий само небо и все светлые начала, – главный объект индоевропейской мифологии. Лингвистически совершенно точно определено, что имена верховных богов славян, древних греков, римлян, иранцев, индийцев и других народов рассматриваемой языковой семьи происходят от праиндоевропейского понятия "деиво", что означает "дневное сияющее небо". И, уже исходя из этой первоосновы, мы можем наглядно проследить близость к древним индоевропейцам их расселившихся потомков.