Течение загнало их в водоворот у горловины заводи, тела закружились на мелководье. Потом их стащило к более глубокому перекату, и течение, немного ослабев, в конце концов отнесло их к другому берегу, прочь от порогов. Ощутив под ногами устланное галькой и обломками скал дно, Гримстер начал отчаянно сопротивляться течению, отяжелевшими от воды сапогами стремился закрепиться, чтобы встать, но Копплстоун не отпускал. В пяти ярдах от берега он нашел-таки опору и сумел выпрямиться. Подтянув Копплстоуна к себе, Джон стал пробираться к берегу. Пока он шел, волоча Копплстоуна, наполовину потерявшего сознание от удара в лицо, у него не выходило из головы воспоминание об уобернском льве с Гаррисоном в пасти.

Гримстер добрался до берега, протащил свою жертву по заросшему травой склону, вышел в поле и бросил, едва оторвав от пиджака затекшие, непослушные пальцы. Копплстоун лежал на земле, постанывая. Гримстер склонился над ним и скованными руками что было сил ударил его в висок. Потом взялся за мокрый край его правого кармана: когда Копплстоун надевал на Гримстера наручники, тот заметил, что ключ он положил именно туда. Из кармана выпали ключ и маленькая коробочка из черного картона, так хорошо знакомая Гримстеру. Он поднял ее, с трудом, неуклюже засунул себе в карман, потом взял ключ, сжал в правом кулаке. С другого берега послышался крик, Гримстер узнал голос Кранстона и понял, что тому потребуется время, чтобы найти брод. Крепко держа ключ, Джон перевалился на спину, поднял ноги как можно выше. Вода из сапог на мгновение оглушила его, но он тут же вскочил и побежал, тяжело топая, к железной дороге.

Он бежал, не чувствуя ни облегчения, ни торжества. В нем жила одна холодная мысль. Он убьет сэра Джона. Ничто его не остановит. Гримстеру снова вспомнился лев с Гаррисоном в пасти, и он с ледяным равнодушием понял, что сам стал зверем. Теперь ему хотелось лишь охотиться и убивать, мысли о новой жизни, о пристанище отступили.

У проволочного забора, идущего вдоль насыпи, Гримстер остановился, тяжело дыша, и оглянулся. На берегу никого не было. Он пролез под проволоку, перешел железную дорогу, перелез через забор на другой ее стороне. Тут сел в высокую траву передохнуть, унять дрожь в теле. Он сунул ключ в рот, крепко зажал его в зубах. Подняв руки, он движением головы и кистей попытался вставить ключ в замок наручников. Дважды ронял ключ, но панике не поддался. Освободившись от наручников, Гримстер развязал веревку зубами. Потом встал, снял пиджак и рубашку и выжал их, насколько смог. Затем снял сапоги и выжал брюки.

Через несколько минут Гримстер вышел на шоссе Эксетер — Барнстейпл. Отвернув голенища сапог, двинулся по дороге. Он понимал: пока ему ничто не угрожает. Кранстон пойдет через реку к Копплстоуну. Пока они доберутся до усадьбы, пройдет время, там они станут звонить сэру Джону, а сэр Джон почти наверняка рыбачит сейчас вблизи гостиницы. Если они сумеют связаться с ним, дело усложнится. Чтобы попросить помощи у полиции, сэру Джону придется провести щекотливые разговоры с главным констеблем. Одно знал Гримстер наверняка: узнав о происшедшем, сэр Джон тотчас схватит чемоданы и переберется в усадьбу. Он поймет, что оставаться в гостинице, пока Гримстер на свободе, опасно. Чтобы ускорить расплату, необходимо добраться до гостиницы как можно раньше. Если Гримстеру не повезет… Что ж, он придумает что-нибудь другое. Удача, которая до сих пор ему улыбалась, рождала в нем уверенность в успехе. Сэр Джон в отпуске никогда своих привычек не менял. После обеда он обязательно рыбачит. Гримстер взглянул на небо. До сумерек еще полчаса. Сэр Джон теперь на реке и останется там до темноты.

Гримстеру вновь повезло. В полумиле, у ворот, ведущих к полю, стоял автофургон. Подойдя поближе, Гримстер заметил пастуха с отарой овец. Ключ торчал в замке зажигания фургона. Гримстер залез в машину и завел мотор. До «Лисы и гончих» было четверть часа езды.

По длинной дорожке Гримстер доехал до подъезда гостиницы. Оставив фургон за верандой, он оглядел стоявшие у крыльца машины. Их было с полдюжины, в том числе и черный «даймлер» сэра Джона. Значит, шеф не поехал рыбачить на дальние перекаты. Он или в гостинице, или пешком отправился к реке. Гримстер вылез из машины и вошел в дом. В это время здесь было много иностранных гостей, которые не только приезжали сюда из года в год, но и останавливались в одних и тех же комнатах. С ванной было только два номера, один на первом этаже, другой на втором. Сэр Джон всегда снимал верхний, с видом на лужайку, — так нравилось его жене, обязательно приезжавшей к нему в последнюю неделю отпуска.

Гримстер прошел в фойе. Его болотные сапоги не возбудили здесь ничьих подозрений. Справа от входа была открыта дверь в гостиную, несколько человек пили там кофе. Гримстер поднялся по лестнице и подошел к номеру сэра Джона. Открыть дверь труда не составляло — в гостинице не было замков. Если постояльцам хотелось уединиться, они закрывались изнутри на крючок. Гримстер знал все это — ему не раз случалось приезжать сюда.

С улицы он заметил, что в номере нет света. Он открыл дверь и вошел. Одна из кроватей не была заправлена. На простыне лежал листок писчей бумаги. Гримстер взял его. «Сэра Джона просили срочно позвонить в Хай-Грейндж», — прочитал он.

Гримстер положил листок на место, задернул шторы и сел на стул в дальнем углу комнаты. Вынув из кармана картонную коробочку, он включил настольную лампу и осмотрел шприц. Тот был полон. Гримстер положил его рядом с собой на туалетный столик, погасил свет. Вдруг по подоконнику застучал дождь. Во двор въехала машина, послышались мужские голоса.

Гримстер сидел в темноте и ждал, нетерпение и усталость, казалось, покинули его. Он провел рукой по лицу, ощупал синяки от ударов Копплстоуна. Да, Копплстоун… Это он позволил Гаррисону заманить Гримстера в ловушку, и, быть может, сделал это нарочно — так сильно ненавидел он Ведомство. После смерти сэра Джона Копплстоун станет главой Ведомства, но долго не продержится. Обстоятельства против него. Он поймет это и насолит Ведомству как можно больше и как можно быстрее. Копплстоуну, как и самому Гримстеру, предначертано разрушать. Они оба, придя в Ведомство, ощутили и взлелеяли гордыню, возникшую от принадлежности к избранным, чьи дела поначалу привлекали и очаровывали их, потом потребовали хладнокровной, бесчеловечной преданности, а потом, коль скоро Гримстер и Копплстоун не смогли до конца подавить в себе великодушие, оттолкнули настолько, что они, каждый по-своему, стали искать способ уничтожить Ведомство или отстраниться от него. Гримстер понимал, что и сам сэр Джон точно так же мучается, хотя виду не подает. Раз попался в ловушку, уже не вырвешься.

Кто— то поднялся по лестнице и остановился у двери. Потом дверь отворилась. Загорелся свет, и в комнату вошел сэр Джон. Заметив записку, он шагнул прямо к постели, нагнулся. На нем были коричневые брюки гольф и резиновые сапоги. Когда Гримстер встал и подошел к нему сзади, он обернулся.

Они взглянули друг на друга. Старший смотрел на окровавленное, избитое лицо младшего, младший — на бледное, изборожденное морщинами лицо старшего с усами стального цвета, с еще не просохшими каплями дождя. Противники были одного роста, и когда-то тело сэра Джона было таким же упругим и сильным, как тело Гримстера. Взгляд сэра Джона скользнул по строчкам записки и вновь остановился на противнике. Шеф скомкал листок (Гримстер заметил коричневое родимое пятно на руке) и тихо, покачивая головой, спросил:

— Чего же ты ждешь от меня, Джонни? Что я встану перед тобой на колени?

— Этого вы не сделаете.

— Верно. За тебя, сказать по правде, я давно уже расплатился. Впрочем, это не важно. Всему приходит конец. — Он слегка пожал плечами и замер в ожидании.

Гримстера сэру Джону не удалось бы разжалобить ничем — ни гневом, ни раскаянием. Не сказав больше ни слова, Гримстер сильно ударил сэра Джона ребром ладони по шее. Тот глухо застонал, упал на спину поперек кровати и замер.