Колкие слезы текли по щекам, а я размазывала их и не могла взять себя в руки. В душе разгорелась такая ненависть, такой силы злоба, что ногти впились в ладони до кровавых лунок. Вскочив, я заорала, что было сил, и скинула на пол подвернувшийся под руку торшер, швырнула сумку в противоположный угол комнаты. Я орала и крушила всё, что могла достать, опомнившись лишь тогда, когда в двери настойчиво постучал администратор.
- В чем дело? – поинтересовался извне женский голос.
- Все в порядке, - прохрипела я и прислонила голову к двери, - весь ущерб оплачу.
За дверью потоптались, но через пару минут сопение стихло, и я поняла, что осталась одна.
Счастливчик выполз из-под кровати и теперь сидел копилкой на подоконнике, смотря ошалелым, круглым глазом – такой буйной кот еще меня не видел.
- А ты думал что? – сиплым голосом спросила я. – Я тебе давно говорила: мне лечиться надо.
***
Со Вторым получилось приблизительно так же – пока я наблюдала за подъездом, он не объявлялся. Квартира вообще казалась необитаемой – в окнах не горел свет, в почтовом ящике скопилась кипа квитанций. Соседи по площадке только разводили руками – о жильцах в нужной мне квартире информации у них не имелось, потому что соседи сами были новичками: кто снимал жилье около года, кто въехал буквально на днях.
Спустившись на первый этаж, я увидела бабульку в широкополой шляпе, надетой на пуховой платок. Она стояла около приоткрытой двери и крепко держала в руках старого серого кота, в глазах которого сосредоточилась вся печаль мира.
- Здравствуйте, - кивнула я, намереваясь пройти мимо.
- Это ты, штоль, Вовкой интересуешься? – прошамкала бабуля.
В ответ я кивнула:
- Да, он денег мне должен.
Бабуля еще тесней прижала к боку кота, от чего тот недовольно мявкнул, покосившись в сторону родной квартиры. Женщина же махнула свободной рукой:
- Непутевый был. Морда наркоманская: глаза вечно косые, злые, штаны вечно на коленках дырявые, – старушка посмотрела на мои джинсы, но, не увидев там ни латок, ни дыр, продолжила более спокойно: - не видать тебе своих кровных.
- Отчего же был? – прислоняясь к перилам, спросила я.
- Так сгинул он – сестра его уже почти похоронила. Квартиру вот сдавать надумала – опять возьмет идиотов каких-нибудь, будут мне над головой топать.
- Как похоронила? – прижала я руку к груди.
- С границы не вернулся. Говорят, весь их отряд то ли в болота угодил, то ли еще напасть какая приключилась – из троих никто домой не возвратился. Пропали без вести.
- Да вы что! – снова ахнула я. – А полиция что? Руководство штаба?
- Ай, - махнула рукой старушка и поправила съехавшую на лоб шляпу, - оно надо им, искать? Бумагу выдали родным, плечами пожали – дескать, всякое на службе бывает, и тю-тю. Никому не надо – голову сильно морочить.
- Ясно, - с мнимым сожалением протянула я, потихоньку спускаясь по лестнице, - спасибо вам, всего доброго. Котика берегите, вон, какой красавец!
- Шельма он, а не красавец, - стукнула бабуля кота по носу, - все нервы вымотал, - и скрылась за деревянной дверью.
На улице хороводил снег с дождем. Выйдя из подъезда, я натянула капюшон и отправилась в сторону временного пристанища. Настроение было ни к черту. После припадка пришлось возобновить самолечение – единственное приемлемое средство, что продавалось без рецепта, теперь валялось в кармане. От него тошнило, дурманилось сознание, немели руки, но это было лучше, чем переживать заново тот проклятый день.
Я больше не чувствовала себя умиротворенно – то чувство осталось на холодной набережной, на мягком диване в лесном доме Третьего. Словом, осталось где-то в прошлом. Теперь я чувствовала, как изнутри клокочет злость, как мечутся в душе эмоции, подобно рою злых пчел. Испытывала тяжелые муки совести из-за смерти Вадима, и эта смесь грозила мне полным сумасшествием.
Получалось, что два города я посетила зря.
Оставался последний адрес. Конечно, если те цифры можно было так назвать.
В автомобильном прокате я взяла подержанный «Опель», хотя не знала наверняка – можно ли мне в таком состоянии садиться за руль. В ближайшем супермаркете купила йогурт, воды в дорогу и кое-какой инвентарь. Я уже тогда знала, что найду по указанным координатам и не понимала – смеяться ли, или же плакать.
***
Лес за окном слился в растянутое пятно, навигатор, скачанный приложением на телефон, мерно попискивал и отвлекал от зудящей в груди досады.
Когда я остановила машину, солнце – невнятное пятно, что не в силах было пробиться сквозь свинцовые небеса, уже грозило закатиться за горизонт.
Включив дальний свет фар, я выбралась из салона, открыла багажник, достала инструмент и, свернув с дороги, пошла по указанному пути.
Блуждала долго – то кружила вокруг разлапистой ели, то петляла близ захудалого куста дикого шиповника. И все, же, место, написанное Третьим на листе бумаги и подчеркнутое жирной чертой – нашла.
Они умерли страшно. В глубоком, полуразвалившемся колодце, заполненном гнилостной водой едва если по щиколотку.
Чтобы отодвинуть железный настил, неплохо замаскированный землей и еловыми иглами, пришлось очень постараться. Если бы я не имела координат – ни за что не нашла бы это место.
Содрав кожу на ладонях в кровь, и почти надорвавшись, я сдвинула в сторону железный пласт. И как только справилась с «крышкой» колодца, в нос шибануло гнилостной вонью.
Запах был такой жуткий, что меня стошнило выпитой недавно водой. Утерев рот и кое-как справившись с дурнотой, я посветила фонариком внутрь колодца, зажав нос свободной рукой.
Прочь от света ринулись какие-то твари: то ли мелкие мыши, то ли огромные жуки. Со стены в воду ухнула крупная сколопендра, и еще бог знает какая жуткая дрянь.
Я же всё светила на камни, боясь направить луч на мертвецов и увидеть их обезображенные останки.
Они сидели «валетом» - друг напротив друга. Одежда полуистлела, а плоть – оказалась почти съедена: насекомыми ли, грызунами, или самим временем. Останки ее, свисали с костей скудными клочьями. Белесые, еще не пожелтевшие от времени скелеты омывала черная, с желтыми масляными разводами вода. Я разглядела, что кости ног у мертвецов сломаны: стало понятно, почему они так и не смогли выбраться отсюда. И все же, то, что осталось от тел, дало мне полную уверенность – это, без сомнения, останки насильников.
Передернувшись и снова вывернув наизнанку желудок, я сдвинула железо назад и распределила сверху природный настил.
Села на колени, оперевшись ладонями о землю. Рассмеялась и не заметила, как смех сменился истеричными слезами.
Не знаю, сколько времени я провела в лесу. Стемнело быстро. Когда рыдания иссякли, тишина вдруг опустилась на плечи подобно ледяным призрачным объятиям. Сделалось зябко. Муторно. Словно на кладбище в немое полнолуние.
Луч валяющегося неподалеку фонарика освещал местность на пару шагов вперед: виднелись только черные стволы деревьев.
Быстро вытерев глупые слезы и оглядевшись, я поднялась с колен и бросилась назад – к дороге. Стало так страшно и жутко, что я забыла обо всем на свете. Важным оказалось лишь желание убраться отсюда как можно скорее. Пока призраки из колодца не опомнились, и не забрали в ад мою грешную душу.
Дорога в город не запомнилась совсем. Казалось, только села за руль, и вдруг каким-то чудом оказалась в номере отеля. Закрыв дверь на замок, а потом, зачем-то подперев ее тумбочкой, я скинула одежду и забилась в угол ванной.
- Так нельзя дальше жить, - жалобно сказала вслух и отключилась.
***
Пришла в себя на постели – укутанная в кокон одеяла, с мурчащим Счастливчиком на груди. В ванной плескала вода, желтый свет пробивался сквозь щель под дверью.