– А кто тут камни ломал? – спросил я старика.
– Не знаю, – ответил он. – Испокон веков так. Нам ни к чему, брошено – не замай. В зимнее время слыхал я вроде пальбу… Должно, сами собой трещат, ровно сучки.
Отлегло. Видимо, старик дал правильное толкование. Сланцевая гряда проходила здесь по болоту, вода просачивалась в трещины, а зимой, замерзая и расширяясь, выламывала и переворачивала целые плиты.
Пока мы возились со сланцами, поднялось солнце. Закончив записи и зарисовки, мы двинулись в путь уже по сухому сосновому бору. Старик все так же уверенно вел нас на юго-запад, ни разу не теряя направления.
Так мы шли еще три часа. Внезапно впереди засверкало что-то белое, как будто обширное снежное поле. Откуда снег? До зимы еще далеко. Но, подойдя ближе, мы увидели, что белое – это не снег, а ягель. Вблизи он был красновато-серым, но на фоне темного леса казался белоснежным, как бы островок зимы в осенней тайге.
– А за ягельником будет камень с искрой, – сказал старик.
Камень с искрой! Вероятно, это знакомые золотисто-желтые песчаники. Мы прибавили шагу и вскоре увидели каменистое плато. Песчаник был сильно разрушен и по всей длине рассечен извилистыми, довольно широкими коридорами. Это и были щели, о которых накануне говорил старик. Глубина коридоров доходила до пяти метров, на дне их росли укрытые от ветра сосны. По веткам я спустился на дно и, расчистив груду песчаникового щебня, увидел темно-серую гладкую поверхность – древнейшие сланцы.
Вот он – тот каменный фундамент, на котором покоятся великие русские равнины! Он плоский, горизонтальный. Приходите смотреть, спорщики, – вы не найдете никакого намека на складки. Фундамент приподнят здесь. Он оказался на самой вершине Югорского кряжа, но это такая же плоская ступень, как и все прочие мариновские ступени. Несомненное веское доказательство. Мы твердо стоим на нем обеими ногами.
Догадки Маринова подтвердились. Подтвердились, увы, и мои предположения. Трещиноватые песчаники лежат здесь до самого дна ступени, водонепроницаемой крыши так и нет. Итак, снова пустой номер. Последняя ступень – и без нефти. Теория подтвердилась, а практической пользы нет.
– Ну как, стоящий камень? – спросил старик. – Богатство в нем есть?
– Да мы для науки, отец, – ответил я.
Старик, кажется, не понял. Тогда вмешался Маринов.
– У камней свой обычай, – сказал он. – Золото находят в кварце, уголь рядом с известняком. Камень ненужный указывает дорогу к нужному. Вот и сейчас мы посмотрели ненужный камень, но теперь мы твердо знаем, где найти богатство.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Так знаем ли мы, где найти богатство?
Есть такая игра: «Угадай, кого я задумал».
Этой игрой развлекаются в домах отдыха в ненастную погоду или на студенческих вечеринках в те томительные минуты, когда гости еще не собрались, взволнованная хозяйка подправляет на кухне винегрет, а прибывшие молча сидят по углам или перелистывают семейный альбом. Именно тогда тот юноша, который позже за столом будет провозглашать затейливые тосты, выходит на середину комнаты.
– Давайте сыграем, товарищи, – говорит он. – Я загадаю всем известную личность, а вы угадывайте. Вопросы задаются любые, я отвечаю только «да» или «нет».
Кто же задуман? Пробуют выяснить профессию:
– Писатель?
– Нет.
– Поэт?
– Нет.
– Государственный деятель?
– Нет.
– Работник искусства? Служащий? Рабочий? Колхозник?
– Нет, нет, нет…
Минутное замешательство. Кто-то предлагает угадывать не профессию, а хронологию.
– Наш современник?
– Нет.
– Жил в девятнадцатом веке?
– Нет.
– В доисторическое время?
– Тоже нет.
– Кто же это может быть?.. Или он не жил совсем?
– Да, – говорит ведущий.
– И мы его знаем?
– Безусловно.
– Кто же это: знаменитый, не живший?.. Литературный герой?
– Да.
Путеводная нить найдена. Поиски возобновляются с новой силой:
– В какой литературе описан? В русской?
– Да.
– В дореволюционной?
– Да.
– Мужчина?
– Нет.
– Значит, женщина. В каком же жанре писали об этой женщине – в стихах?
– Нет… Впрочем, писали в стихах, да…
Кто писал? Первым называют Пушкина.
– Да. И Пушкин.
– В поэмах?
– Да.
– В «Медном всаднике»?
– Нет.
– В «Бахчисарайском фонтане»?
– Нет.
– В «Руслане и Людмиле»?
– Да.
– Людмила! – хором кричат несколько человек.
– Нет.
– Жена Владимира? Двенадцать дев? Прислужницы в доме Черномора?
– Нет, нет, нет…
– Очевидно, кто-то упомянутый мельком?
– Да.
Женщина, никогда не жившая (то есть наверняка не историческое лицо), мельком упомянутая в поэме Пушкина и всем нам известная.
– Скорее всего, какое-нибудь сказочное существо?
– Да.
Кажется, кольцо смыкается. Еще два-три вопроса.
– Молодая женщина?
– Нет.
– Значит, старуха?
– Да.
– Баба-яга?
– Она самая…
2
Так знаем ли мы, где найти богатство? На выскобленном обеденном столе Маринов расстелил карту:
– Обсудим, Гриша, подумаем вслух.
Девушки, пересмеиваясь, чинят сети. Семен подсел к нам, положил локти на стол.
– Умное лицо сделай, Семушка, прикинься понимающим!.. – говорит задира Лукерья.
Итак, где же тут прячется нефть?
Мы прошли по Лосьве от устья до самых истоков на вершине кряжа. Три ступени оказались в кряже. Самая верхняя, где мы были вчера, сложена твердыми сланцами. Нефти здесь нет и быть не может. В сланцах она никогда не встречается.
Ступень вторая – от Топозера до Ларькина. Сланцы ушли в глубину, над ними трещиноватые песчаники. Вместилище для нефти есть, но нет над ним крыши, и нефть не могла сохраниться, высохла, испарилась.
Наконец, нижняя ступень, которая кончается у Старосельцева. Трещиноватые песчаники в глубине, над ними более молодые известняки с частыми прослойками глины. Есть вместилище, есть и крыша. Здесь могла бы встретиться нефть. Однако на Лосьве эта ступень расколота на мелкие приступки. Возможные резервуары разбиты, и нефти нет.
– Но, вероятно, не на всех параллельных реках эта ступень расколота, – говорю я. – Надо исследовать все левые притоки Югры Великой: Югру Малую, Тесьму, Тьму, Кельму, Висковатую…
Маринов кивает головой. Он и сам думает так же. На будущий год надо вновь приехать в эти края. Вновь нужно хлопотать, чтобы разрешили еще одну экспедицию, убеждать, что ему не повезло случайно, он ошибся, выбрал не ту реку, в следующий раз он привезет более веские доказательства.
– В самом деле жалко, что вы выбрали Лосьву, а не Кельму, например, – говорю я.
– Истоки Кельмы рядом. Мы могли бы спуститься по ней отсюда, – размышляет Маринов. – Но сейчас уже поздно. Кельма замерзнет дней через пятнадцать-двадцать. Когда времени в обрез, лучше идти знакомой дорогой…
Конечно, знакомая дорога надежнее!
А может, все-таки перебраться на Кельму?
Разумная осторожность требовала возвращения старым путем. На Лосьве мы знали каждый порог и описали каждое обнажение. Плывя вниз по течению без остановок, дней через десять мы догнали бы Ирину и поспели бы на последний пароход. Но ничего нового мы не нашли бы и не прибавили к имеющимся материалам. Так и явились бы в Москву с записями, но без нефти, с материалами, но без веского доказательства.
– Может быть, решимся на Кельму?
– Поздновато! – вздыхал Маринов.
– Рискованно! – поддакивал я.
Мы толковали о болотах, безлюдье, о том, что продуктов нет, припасы на исходе, сил уже не осталось… Да и вообще необязательно же купола будут на Кельме. Мало ли мы встречали неожиданностей в геологии?
– А может, решимся?
– Ну, давайте спросим у старика. Возможно, на Кельму и дороги нет отсюда.
Но старик сказал, что дорога есть. Нужно идти старым волоком километров пятнадцать, потом плыть по болоту на лодке (но в эту пору воды хватает), от Федькиной избы свернуть в протоку… Толково и словоохотливо он изложил всю лоцию Кельмы. Единственная сложность: рассказывал он, как москвич приезжему, – не по приметам, а по названиям. И Маринов терпеливо выспрашивал, чем отличается Черная речка от Черного ручья и камень Безымянный от сотни других безымянных камней и что такое Федькина изба: есть ли там изба и живет ли в ней Федька. Оказалось, ни избы, ни Федьки нет: изба сгорела во время лесного пожара лет сорок назад, Федька давным-давно помер. В общем, по рассказам старика выходило, что плыть можно и по Кельме, но гораздо удобнее, проще и естественнее спускаться по Лосьве, мимо жилья, без всяких волоков.