Тори перевернула очередную карту и некоторое время молча смотрела на нее. Эта карта выпала не случайно, так должно быть, подумала она.

— Что же вы замолчали? — тихо спросил Девон. Он тоже внимательно смотрел на карту. Почти ничего не зная о картах таро, тем не менее он понял все, когда увидел на карте изображение любовников в объятиях друг друга.

Тори обошла молчанием эту карту и перевернула соседнюю.

— Вот ваша карта, — сказала она. — Это вы. — Затем открыла другую карту, по другую сторону от любовников. И неожиданно смела все карты, взволнованно произнеся: — Вот и все.

Девон успел заметить последнюю карту. Она изображала темноволосую женщину с загадочными глазами, и, чтобы догадаться, что это означало, не надо было быть колдуном или потомком цыган.

— Итак, нам просто суждено любить друг друга, — спокойно произнес он.

— Вам и той темноволосой женщине — может быть, — возразила она, лихорадочно перемешивая карты. — Но при чем тут я?

Он положил свою руку на ее.

— Давайте проверим еще раз. Погадайте на себя — и посмотрим, что судьба уготовила вам.

Тори взглянула на его руку и с трудом перевела дыхание.

— Хорошо, давайте.

Она говорила себе, что карты, в сущности, безделица, обыкновенное суеверие, но чувствовала, что даже себя ей не удавалось убедить в этом. В детстве она подолгу наблюдала за работой своего отца-скульптора, они часто и о многом беседовали, в том числе и о цыганах, чьи предсказания отец принимал всерьез. Ей нравились его рассказы, а когда ребенок слышит от любимых родителей о том, во что верят они, эта вера, естественно, передается и ему. В глубине души Тори верила цыганским гаданиям.

Стараясь унять дрожь в руках, она постучала по колоде, разделила ее и начала раскладывать карты, ровным голосом комментируя увиденное.

— Итак, что было. Счастье. Потом разочарование. Одиночество. — Перед тем как перейти к очередной карте, Тори задумалась на мгновение, затем решительно продолжила: — Отсутствие гармонии. Теперь — что есть сейчас. Тревога. Ожидание.

Ее потрясло очевидное сходство их судеб. Она знала, что от ее толкования ничего не зависит, поскольку карты могут быть интерпретированы только так, как они выпадают. И ее толкование — она не сомневалась в этом — было точным. Она уверенно продолжала:

— Что будет. Буря. Дорога. Солнце. Вознаграждение. Конец ожиданию. Гармония. — Она перевернула следующую карту.

Это была карта, изображавшая любовников.

— Следующая карта — это я, — сказала Тори перед тем, как ее открыть, и не удивилась, когда увидела все ту же темноволосую женщину. Она положила ее рядом с любовниками, потом открыла еще одну карту и положила по другую сторону от нее.

Это была карта Девона.

— Ну, что я говорил? — тихо произнес он. — Это наша судьба, мы должны любить друг друга.

Тори решила обратить все в шутку.

— В таком случае, доводов против такой судьбы должно быть просто астрономическое количество, — с напускной легкостью проговорила она, сметая карты со столика. — Хотя бы то, что все так совпало: два гадания, одно за другим, и оба так похожи. Даже намек на грозу. От всего этого становится жутко, не правда ли?

— Отчего же, если вы верите в судьбу и гадание?

Она положила карты в коробку и поставила на кофейный столик.

— Девон, мы живем в двадцатом веке. — Ее голос звучал взволнованно, более взволнованно, чем ей хотелось. — Гадание — это из области карнавальной чепухи. Вы и сами в него не верите.

— Вы так думаете?

Неожиданно он привлек ее к себе, и через тонкую ткань рубашки Тори услышала учащенный стук его сердца. Инстинктивно упершись ему в грудь, она почувствовала твердость мускулов, служивших оболочкой сердца. Но быстро пришла в себя, осознав, что происходит.

— Девон, — начала было она.

— Я верю, — заговорил он прерывистым шепотом, нежно проводя губами по ее подбородку, — верю в предсказания, моя дорогая, ненаглядная цыганка. Особенно если они подтверждают мои чувства, которые я испытываю с того самого дня, когда я увидел халат из шотландки и фиолетовое полотенце на голове, и эти необыкновенные глаза…

— Но вы… ты никогда этого не показывал, — вымолвила наконец Тори, чувствуя, как против ее воли голова отклоняется назад, предоставляя ему тем самым большую свободу действий. — Обманщик, бессовестный, вероломный…

— …И изголодавшийся мужчина, — закончил Девон фразу, сопровождая ее низким смехом, — жаждущий любви цыганки.

Тори понимала, что ей надо очень серьезно подумать о том, что происходит, но это оказалось просто невозможным. Она обдумает все позже. Да… когда будет слишком поздно думать, насмешливо прозвучал в ней голос рассудка, но она уже его не слышала.

Не отрывая своих губ и не выпуская ее из объятий, Девон нежно склонял ее назад, на кушетку. Теперь они лежали, тесно прижавшись друг к другу.

— Мне еще не приходилось целовать цыганку, — выдохнул он.

Тори не отрываясь смотрела на него широко открытыми глазами. Его необыкновенное лицо, освещенное золотистыми отсветами камина, наполовину оставалось в тени. Глаза Тори медленно закрылись, и пламя, ничего общего не имеющее с пламенем огня, охватило ее.

Он был нежен, не слишком решителен, потому что боялся напугать ее, если будет действовать чересчур напористо. Его губы осторожно ласкали ее, словно изучая, прислушиваясь к ее чувствам. Он провел языком по внутренней стороне ее губ, и от этой ласки кровь застучала у нее в висках. Ей совсем не хотелось сопротивляться, и, хотя внутренний голос насмешливо осуждал ее, она не могла сдерживать себя. Этот удивительный, такой переменчивый человек вновь одержал над ней победу, лишив ее душевного покоя своей мощной вспышкой желания. Ее пальцы пробежали по его груди, потом впились в его плечи — она чувствовала, что теряет голову.

Ее рот расцветал под его поцелуями, согревался, становился жарким и ненасытным. Запах его лесного одеколона смешался с ее чувствами, перенося Тори в заколдованные леса, где смеялись эльфы и плясали цыгане. Жар их таборных языческих костров горячо пробежал по ее венам, воспламенив чувства, раньше ей незнакомые. Теперь она поняла, почему Магда на портрете улыбалась с таким таинственным выражением лица, и поняла то, что было известно старой цыганке.

Никогда до этого она не испытывала ничего подобного.

Даже с… Она по-прежнему избегала думать о нем.

Когда Девон оторвался от ее губ и стал целовать обнаженную в вырезе свитера шею, Тори жадно вдохнула воздух, отчаянно стремясь выкинуть из головы еще не до конца осознанное ею. Ведь это абсурд, она едва знала этого человека…

Но его губы обжигали ее тело, словно пламя, пламя обладания, и она чувствовала, как его дрожь сливается с ее собственной. Бушевала гроза, прогремели очередные раскаты грома, когда его пальцы проскользнули под свитер, лаская нежную кожу ее живота, и его рука несла в себе огонь возбуждения.

Слишком быстро, думал Девон, все происходит слишком быстро, надо остановиться…

— Моя цыганочка…

Разрядка наступила сама собой и с неожиданной стороны. Тори вдруг рассмеялась:

— Девон…

— Да?

— Зачем ты носишь эту серьгу?

Он резко поднял голову, его рука выскользнула из-под ее свитера и он потрогал сережку в своем ухе, с которой нежно играли ее пальцы.

— А, черт, — пробормотал он то ли огорченно, то ли раздосадовано. — Я совсем о ней забыл!

Это была не обычная сережка, а золотое тонкое колечко, почти незаметное. Тори заметила его только тогда, когда случайно до него дотронулась.

— Я должна знать, зачем ты носишь серьгу, — серьезно произнесла она.

Девон вздохнул, затем печально улыбнулся.

— Это не какая-то моя прихоть, поверь. Меня приняли… как бы это объяснить… в почетные члены одного племени, и сережка — знак принадлежности к нему. Отказаться — значило бы нанести оскорбление. А потом я совсем забыл об этой штуковине.

— Какого племени? — Она с удивлением посмотрела на него. — Индейцев?