— О, знаете… я в них мало разбираюсь, — признался Дютроше, неопределенно махнув рукой. — Все, что я знаю: та, в которую сел тот месье, была намного больше двух остальных.

— Спасибо, — сказал Коплан. — Вот это мне очень поможет. С подобными описаниями я их сразу найду, тем более что по Франции ездит всего-навсего десять миллионов машин.

Смутившись, старик с испугом смотрел на него. Этот сарказм не обещал ему ничего хорошего.

Но Коплан, думавший о другом, улыбнулся.

— Слушай, Жюль, — сказал он с неожиданной фамильярностью, — мы договоримся о линии поведения. Ты останешься у брата, как мы решили раньше, потом вернешься в Лурд и ничего не изменишь в заявлении, сделанном инспектору. Деньги оставишь себе и совершенно забудешь все, относящееся к этому делу. Понял?

По мере того как он говорил, улыбка сходила с его лица и голос становился властным; последние слова прозвучали очень жестко.

Дютроше молча кивнул.

— Если пасть откроешь и что-нибудь ляпнешь, даже полиции, я позабочусь, чтобы тебя отправили на нары до конца твоих дней. Запомнишь?

Он отошел от стола, взялся за ручку двери и закончил:

— Постарайся запомнить. Многим в отличие от тебя не повезло.

Он вышел, и дверь за ним закрылась.

Франсис не был доволен собой. Загадка с тремя убийствами в Лурде разрешилась, но уступила место другой: почему похитили мужчину, приехавшего на свидание с Клодет? Кто он?

Коплан отправился на почту, но закрытая дверь напомнила ему, что была половина первого. Недовольный, он поискал глазами кафе и направился к нему, раздумывая, что он расскажет Шапюи.

Он вошел в телефонную кабину и несколько минут подождал, пока его соединили с Лурдом. После короткого разговора с Котре он поговорил с инспектором.

— Опять вы? — буркнул Шапюи. — Всякий раз, когда я собираюсь пойти пообедать, вы…

— Не жалуйтесь, — сказал Франсис. — Я уезжаю.

— А! Очень мило… Вы оставляете нам еще один труп, а потом уезжаете… А что нам делать со всей этой неразберихой?

— Действуйте, как будто ничего не знаете, — сказал Франсис с полным спокойствием. — Труп, о котором идет речь, принадлежит пуэрториканцу по имени Кристо Валиенте. Я пришлю вам его документы, чтобы вы могли похоронить его самым законным образом. Он разгрыз ампулу с цианидом в момент депрессии, поскольку Святая Дева не вняла его молитвам. Банальное самоубийство.

— А как вы его откопали? — спросил ошеломленный инспектор.

— Прогуливаясь при лунном свете.

Шапюи догадался, что произошло нечто, чего агент контрразведки рассказать не может и что направляет его расследование в другую сторону. Теперь криминальная полиция уже ничего не узнает; ей придется вести розыск на тощих сведениях, которые она собрала до сих пор.

— Понимаю, — сказал он с сожалением.

— Спасибо за вашу помощь, дорогой коллега. Делайте вид, что продолжаете свои поиски, но, между нами говоря, очень удачно, что вы поняли все с самого начала и незамедлительно предупредили нас… Эта история кажется мне очень тревожной, и если мы раскрутим ее до конца, то в большой степени будем обязаны этим вашей проницательности.

Немного посветлевший Шапюи ответил более веселым голосом:

— Рассчитывайте на меня, я быстро избавлюсь от последних журналистов, потом на эти события опустится занавес забвения.

— Не сомневаюсь. У вас нет под рукой какого-нибудь идиота, который мог бы временно послужить виновным?

— Если вам так этого хочется, я найду одного, — пошутил Шапюи.

— Может быть, это было бы не так уж глупо. Кстати, отзовите запросы, переданные в территориальные бригады: все изложенные в них данные неверны.

— Понятно. Я вас еще увижу?

— Маловероятно… Еще одно: когда вернется Дютроше, больше его не вызывайте. Ограничьтесь его первым заявлением. Согласны?

— Согласен.

— До свидания, — попрощался Коплан.

Он повесил трубку, весьма довольный разговором. Вдруг он почувствовал голод: в ресторане витали аппетитные запахи.

Его немного огорчало, что Клодет Берваль опережала его практически на двадцать четыре часа; а ведь найти ее было единственным способом выйти на группу, залившую кровью район.

Коплан приехал в Париж в середине ночи; после этой тяжелейшей гонки он с огромным удовольствием вошел в свою квартиру, хозяйским взглядом окинул две большие комнаты, разделенные аркой. Он меблировал квартиру по своему вкусу. Современная мебель из светлого дерева, кретон ярких тонов, две великолепные копии Ренуара, обширная библиотека, широкий диван, покрытый шкурой белого медведя.

Он осмотрел кресло, свое недавнее приобретение, которым еще ни разу не успел воспользоваться и один вид которого говорил о большом комфорте. Потом он перевел полный нежности взгляд на два больших портрета, украшавшие его кабинет: один изображал пожилую даму с седыми волосами, чье улыбающееся лицо отражало доброту и чуточку хитрости. На втором была молодая женщина; ее обрамленное мягкими черными волосами лицо было серьезным и напряженным, выдавая душевные тревоги. Эти женщины были единственными, сыгравшими большую роль в его жизни. Обе умерли, вернулись в царство теней…

Шагая по ковру с высоким ворсом, Коплан подошел к маленькому бару и налил себе стакан виски. Держа его в руке, он сел в кресло со счастливым чувством возвращения к своей истинной личности, которую никто не знал. Даже Старик.

Вытянув ноги, откинув голову на спинку кресла, он наслаждался разрядкой.

Однако мысли его упорно возвращались к его работе, хотя заключенный с самим собой договор запрещал ему размышлять в этих стенах о профессиональных проблемах.

Не желая нарушать это правило, он осушил свой стакан и пошел в ванную комнату.

Струи душа стерли его заботы, но ему пришлось старательно отгонять их, когда он ложился в постель.

Единственный вывод, который он позволил себе сделать перед тем, как закрыть глаза и дать себе поспать часа четыре: его роль заключается не только в том, чтобы установить личности удравших негодяев, но также узнать, чем они занимаются. С тем он и заснул.

На следующий день в девять часов утра он пришел в министерство. Миновав несколько коридоров и лестниц, он наконец достиг логова своего закадычного врага, который с административной точки зрения был его начальником.

Постучав в дверь и услышав непонятное бурчание, он вошел.

Старик сидел за своим столом с трубкой в зубах и шариковой ручкой в правой руке.

Он посмотрел на Франсиса, как будто тот был прозрачным, потом заговорил, почти не разжимая губ:

— Понравилась вам поездка на юг?

— Да, — сказал Коплан. — Лурд занятный городок… Но я пришел к вам не для того, чтобы сообщить подробности на сей счет. Я бы хотел сказать вам пару слов об одной девушке, интересующей меня.

— Давайте, — согласился Старик, подавляя вздох. Коплан строго и точно изложил результаты своей поездки. В конце он спросил:

— Вы даете мне разрешение довести это дело до конца теми способами, которые я сочту нужными?

Прежде чем ответить, Старик выпустил несколько колец дыма.

— В общем, вы хотите иметь свободные руки, чтобы заняться этой Клодет Берваль? Она что, действительно так хороша?

Коплан игнорировал этот гнусный намек и повторил очень естественным тоном, развеселившим Старика:

— Я вам еще раз говорю, что эта девушка меня интересует. Единственная сложность в том, что ее нужно найти, а зовут ее наверняка не Клодет Берваль. Она не такая идиотка, чтобы записаться в гостинице и посылать письмо в полицию Лурда под своим настоящим именем. У вас в картотеке ничего нет в этом роде?

— Подождите… — сказал Старик. — Не будем терять времени: я распространю ее описание по всей стране прежде, чем смотреть карточки.

— Э! — заметил Франсис. — Минутку! Если ее засекут, пусть не трогают и, главное, не берут!

— Будьте спокойны. Опишите мне ее подробнее.

С точностью, делавшей честь его наблюдательности и памяти, Коплан дал характеристики, которые нарисовали девушку настолько ярко, что профессионалам было бы нетрудно ее узнать.