— Ну, Грегор, — спросил Мейер, вынимая сигарету изо рта, — вы будете говорить или нет?

Пленный бросил на Мейера и Кольбе взгляд, полный ненависти. Мейер, производивший впечатление сдержанного и осторожного бизнесмена, удобно расположился в кресле. Второй, Кольбе, с очками на носу, с грубо высеченным лицом, стоял перед Грегором. Не будучи высоким, он обладал, однако, мощной мускулатурой.

Грегор злился на себя: ему следовало бы бежать раньше, каким бы ни был риск, а теперь уже поздно.

— Мне нечего сказать, — проговорил он сухо. — Любой может не выполнить это задание.

Мейер мягко засмеялся. Он пососал свою сигару и обратился к Кольбе:

— Вы слышите? Он не смог выполнить…

Потом его наигранная веселость вдруг испарилась, на шее выступили жилы, и голосом, прерывающимся от ярости, он буркнул:

— Нет, Грегор, вы добились успеха! Почему вы не передали капсулу Кристо Валиенте в Лионе, как должны были сделать?

Грегор опустил голову. Солжет он или скажет правду, его судьба уже решена.

Впервые заговорил Кольбе:

— Я знаю, что вы взяли капсулу в Штутгарте, — процедил он. — Она все еще была у вас, когда вы пересекли французскую границу. Что вы сделали с ней потом?

Пленный сжал тонкие губы и промолчал. Перед его мысленным взором возникла стройная фигура женщины, назначившей ему свидание на перекрестке О-Вив.

Когда она вошла с ним в контакт, он ей поверил; он вспомнил, как она поющим голосом сообщила, что широкомасштабная операция французской полиции угрожает всем им и что его и ее вывезет из От-Пирене сам Мейер. Он поверил, как ребенок. Когда он сел в «крайслер», девица толкнула его в руки Кольбе, потом захлопнула дверцу, и машина рванулась вперед. Шлюха!

Мейер и Кольбе обменялись понимающим взглядом, видя упорное молчание пленника.

Первый сбросил пепел с сигары, скрестил ноги и снова заговорил спокойным, но холодным тоном:

— Мне жаль, Грегор. В нашем деле ошибки дорого стоят, а та, которую совершили вы, равносильна самоубийству. Я скажу вам, что вы сделали с той капсулой, которая была у вас. Вы ее случайно разбили!

Грегор поднял голову так быстро, что его волосы разлетелись. Черты лица напряглись еще больше.

— Да, я ее разбил, — признал он. В голосе его звучало отчаяние. — Но это же не преступление! Банальная случайность. Я всегда хорошо служил вам и был полезен в течение двух лет! Почему вы обращаетесь со мной, как с предателем?

Он судорожно пытался спасти свою жизнь, убедить Мейера. Целую неделю он жил в кошмаре, с неотступным страхом, что его заразят или убьют. Его нервы перенесли такое напряжение, что сейчас он готов был расплакаться. Если он произнесет еще два слова, то зарыдает.

— Не преступление? — издевательским тоном повторил Мейер. — Сразу видно, что вы не читаете газет… Вы знаете последствия вашей «банальной случайности»? Нет? Я вам скажу, потому что у вас не будет возможности воспользоваться этими сведениями: благодаря вам в районе Лиона образовался очаг брюшного тифа; шестьдесят умерших и двести человек госпитализированы, на что мне совершенно наплевать. Но куда хуже то, что вы подстегнули любопытство французской контрразведки! Власти задали себе вопрос, какова таинственная причина этой эпидемии, разразившейся так неожиданно. Они были недалеки от догадки, что эпидемия имеет неестественную причину. Заметая следы, мне пришлось убрать трех свидетелей вашего похищения. Вот результаты вашей прекрасной работы. И вы считаете, что я так глуп, чтобы оставить вас у меня на службе?

Говоря, Мейер постепенно терял самообладание. Он задним числом оценил опасность, которой Грегор подверг организацию. Его лицо загорелось гневом, но он справился с собой, глубоко вздохнул и сказал Кольбе:

— Сделать ему укол… Наркотик для начала.

Грегор, чьи мускулы ослабли под грузом уныния, вдруг напрягся как пружина. Веревки, связывающие его, врезались в тело. Верхняя губа задергалась от нервного тика, а на лбу появились капельки пота.

— Нет… нет, — забормотал он, похолодев с ног до головы. — Только не укол. Убейте меня иначе, но не так…

Кольбе не обращал на его вопли никакого внимания. Он достал из кармана футляр и вынул из него шприц. Мейер курил свою сигару, бесчувственный к крикам пленного. Выкрикивая непонятные слова на польском языке, Грегор извивался на стуле. Мейер уставился на тлеющий конец своей «гаваны» и добавил, как будто для себя:

— Когда он заснет, мы перевезем его на яхту. Надеюсь, к тому времени, Кольбе, вы найдете способ убить его медленно? Вы же специалист, верно? Если я отдам его Рикардо, он умрет, не заметив того. Для него это было бы слишком хорошо…

Лицо того, к кому он обращался, сморщилось в улыбке. Его узкие глаза прищурились за очками. Отламывая кончик ампулы, он ответил:

— Доверьтесь мне. Пузырьки моей коллекции содержат двадцать различных смертей. Вам останется только выбрать.

Учащенное дыхание Грегора перешло в хрип. Мысль Мейера привить ему микроб наполняла его ужасом. Симптомы самых опасных инфекционных болезней он знал наизусть: он занимался ими всю жизнь. Он видел в окуляр микроскопа бесконечно маленьких монстров, убивших массы людей, смертоносные бациллы, несшие человечеству смерть с давних времен. Он мог назвать по именам всех этих безжалостных врагов рода людского, а теперь их введут в него!

Рука Кольбе легла на его плечо, и Грегор издал крик, перешедший в звериный вопль, когда он почувствовал, как иголка вонзается в его тело и жидкость скапливается под кожей. Кольбе резким движением выдернул шприц. Он вытер иголку кусочком ваты, прежде чем положить ее обратно в спирт.

— Не бойтесь, — сказал Мейер пленному, — вы еще проснетесь. Самое страшное начнется потом…

Он не понял, успел ли Грегор услышать его последние слова, потому что голова поляка внезапно упала на грудь, его напряженные мускулы расслабились, и если бы он не был крепко привязан, то упал бы на пол, как тряпичная кукла.

Кольбе с удовлетворением смотрел на результат своих трудов. Он никак не мог понять, почему люди пользуются таким грубым, шумным и грязным оружием, как револьверы и ножи, ведь шприц намного практичнее. Он бесшумен, легко умещается в кармане и позволяет варьировать эффект. С ним Кольбе мог по своему желанию усыпить противника, парализовать его или уничтожить. Сам процесс введения иглы доставлял ему глубокое удовольствие. Еще совсем молодым он не брезговал колоть девушек иголками в зад.

— Он отключился на шесть часов, — сказал он Мейе-ру. — Развязать его?

— Да. И засуньте его в плетеный ящик. Мы сейчас перевезем его на яхту. Кстати, который час?

Кольбе посмотрел на часы.

— Без четверти пять.

Мейер неторопливо поднялся. Он погасил свою сигару в пепельнице, вделанной в подлокотник кресла, разгладил лацканы своего габардинового пиджака, потом сунул руки в карманы.

Он бросил взгляд в зеркало, чтобы проверить, в порядке ли узел галстука и прическа, потом решил:

— Общая встреча сегодня вечером на борту «Марии-Кристины». Я заеду за вами к восьми часам. Погрузите ящик в «паккард».

— Хорошо, — согласился Кольбе.

Мейер ушел. Ковер заглушал его шаги. Он пересек внутренний коридор и вошел в залитую солнцем комнату, огромное окно которой выходило на пляж и на море. Небо и вода были ослепительно яркими.

Мейер достал солнечные очки из маленького наружного кармана пиджака и надел их на нос.

Он заметил человека, сидевшего в небрежной позе на широком диване и перелистывающего американский иллюстрированный журнал.

— Пора, Рикардо, — тихо сказал он, тоже садясь. — Посмотри по сторонам, прежде чем показаться, и сделай крюк, когда поедешь на яхту…

Рикардо кивнул головой. Он был очень красив. Его иссиня-черные волосы, смуглая кожа и бархатные глаза всегда позволяли ему безбедно жить во Флориде или на Ривьере, где немного поблекшие богатые женщины щедро субсидировали пылкий темперамент. Не будь у него безмерного честолюбия, он мог бы вести спокойную жизнь; но постоянная нужда в деньгах заставила его заняться более опасной профессией, к которой у него тоже были способности. Он в совершенстве владел огнестрельным оружием и ножами с выкидными лезвиями.