— Говорят, даже Эйнштейну с его премудрыми мозгами случалось пару раз в жизни сморозить ужасную глупость, — сказала она и, чтобы переменить тему, добавила, обращаясь к Брошеку: — И ты ничего не придумал?

Брошек, собравшись с духом, уже готов был честно признаться, что, к сожалению, сколько ни обдумывал этот вопрос, ничего путного придумать не смог, как вдруг все — за исключением Пацулки — подскочили так, словно в крышу веранды ударила ослепительно яркая молния, сопровождаемая мощным ударом грома.

Однако то был не гром, а всего-навсего хриплый крик. Крик большой старой птицы.

— Пацулка! — хором воскликнули четыре разных голоса.

А дело было в том, что Пацулка, закончив свой труд, поставил на стол старого пеликана и, дабы подтвердить реальность его существования, издал двукратный хриплый вопль от имени деревянной птицы, и прозвучал этот вопль в точности так, будто вырвался из глотки настоящего голодного пеликана.

— В чем дело? — прогремел с неба, а вернее, из расположенного над крышей веранды окна грозный баритон.

Все, даже Пацулка, втянули головы в плечи, а пеликан, мгновенно заткнувшись, повалился на левый бок.

— Это пеликан, папа, — объяснила Ика.

— Кто-о-о?!

— То есть… Пацулка, — быстро добавила она.

— Отлично! — прокричал отец. — Пеликана зажарить и подать сегодня к обеду. Пацулку продолжать откармливать. Мы его съедим в воскресенье.

— Хорошо, папа, — смиренно сказала Ика.

— Ничего хорошего. И чтоб было тихо. — Сеанс связи закончился, и окно над верандой с треском захлопнулось.

Похоже было, Пацулке грозит самосуд. К нему одновременно протянулись три пары рук, явно не с добрыми намерениями. Однако он и ухом не повел, только растянул губы в мудрой и снисходительной улыбке. Собственно, с этой улыбки и началась долгая и на редкость дождливая неделя.

Брошек лучше других знал Пацулку. Поэтому он воскликнул:

— Стоп!

Три пары рук отдернулись.

— Погодите, — сказал Брошек. — Эта перекошенная морда кое-что означает. Уж я-то знаю.

Пацулка скромно потупился.

— Точно, — согласилась Ика. — Оно что-то придумало.

— Nonsens[3], — буркнул Влодек с оксфордским, по его мнению, произношением.

— Не дразните диких зверей, — поспешил предупредить сомневающихся Брошек. — Если он разозлится, из него даже вздоха не вытянешь. До самого воскресенья.

— А в воскресенье его съедят, — сурово напомнила Ика.

Брошек кивнул, закрыл глаза и как будто задремал. На минуту воцарилась тишина, только негромко всхлипывала водосточная труба.

— Интересно, — пробормотал Брошек, — какой шоколад мама сунула мне в чемодан — молочный или горький?

Веки Пацулки поднялись с необыкновенной быстротой. Брошек сделал вид, что ничего не заметил.

— Интересно, — прошептал он, — какую плитку он бы предпочел?

Веснушки у Пацулки на лбу вместе с бровями поползли кверху. Некоторое время он боролся с собой, но вопрос требовал однозначного ответа. И Пацулка совершил над собой очередное тяжкое усилие.

— Обе, — сказал он. И во избежание недоразумений повторил еще раз: — Обе!

Брошек, как, впрочем, и остальные, понял, что рыбка на крючке. Вздохнув, он встал, собираясь отправиться за шоколадом. Но Ика, неплохо разбиравшаяся в жизни, удержала его, схватив за рукав свитера.

— Всему свое время, — сказала она. — Баш на баш. Сперва мы продегустируем Пацулкину идею. Если она и впрямь окажется недурна, отдашь ему и молочный, и горький.

Пацулка внимательно оглядел присутствующих. После некоторого колебания он, вероятно, пришел к выводу, что окружен порядочными людьми, умеющими держать слово, и засопел в знак согласия. Потом взял со стола газету и, ткнув пальцем в одну из заметок, протянул газету Брошеку.

— «Циничные кражи», — прочитал Брошек заголовок. И сразу посерьезнел. Это звучало!

— Ну и что? Ну и что же? — одновременно спросили девочки.

Брошек откашлялся и прочел заметку целиком:

По сообщению воеводского управления милиции, на территории Подкарпатья участились циничные кражи произведений народного и сакрального искусства, ограбления кладбищ, заброшенных часовен и деревенских костелов. Скульптурные и живописные изображения святых, надгробья и другие работы старых мастеров, зачастую являющиеся подлинными шедеврами народного творчества, попадают в руки наглых и циничных грабителей. Уже ведется следствие, и в ближайшее время преступники, по всей вероятности, будут схвачены. Тем не менее мы обращаемся ко всем гражданам с призывом принять участие в охране вышеупомянутых сокровищ, опасность пропажи которых в разгар туристского сезона резко возрастает.

Закончив, Брошек с недоумением уставился на Пацулку.

— Да, он не титан мысли, — пробормотала Ика.

— Кто? — удивилась Катажина.

— Автор статьи. Откуда ему известно, что преступники такие уж циничные?

— Не мешай, — одернул ее Брошек. И сердито сказал, обращаясь к Пацулке: — Идея почитать вслух газету не стоит даже одной плитки шоколада.

— Эх! — обозлился Пацулка и постучал толстым пальцем по россыпи веснушек на лбу. Потом тем же пальцем указал на стоящую над обрывом черную деревянную часовню.

— Да ведь там ничего нет, — сказала Ика.

— Как знать, — прошептала Катажина.

Все задумались. Один только Влодек цинично усмехнулся — но и он почувствовал, что Пацулка наводит их на какой-то важный, хотя и странный след.

— Погодите, погодите, — первым нарушил молчание Брошек. — Я должен это обдумать. Хорошенько обдумать. Все до конца.

— Лучше начни с начала, — буркнул Влодек.

Брошек пропустил его замечание мимо ушей. Он напряженно смотрел прямо в черные сверкающие глаза Пацулки.

— Да, — наконец произнес он. — Там ничего нет. Но кто об этом знает? Скорее всего, никто. В том числе и циничные преступники.

— Гм, — подтвердил Пацулка.

— А если… — начал Брошек.

Тут, кажется, и Ика начала кое-что соображать. Неведомая сила сорвала ее со скамейки.

— А если, — затрещала она как пулемет, — а если, например, кто-нибудь объявит по радио, или по телевизору, или…

— В печати! — подхватила Катажина.

— …что там находятся потрясающие сокровища? Тогда циничные преступники, возможно, туда заявятся и… и, например, попадут в заранее приготовленную ловушку. В западню, которая может быть поставлена, например, кем?

— Например, нами, — неожиданно густым басом произнес Брошек.

Пацулка встал, подошел к Брошеку и протянул руку.

— Обе, — сказал он твердо.

— Иди за шоколадом, Брошек. Пацулка — великий человек, — с уважением произнесла Ика.

Брошек покорно вышел, вернулся, и через минуту на веранде послышалось веселое чавканье. Правда, поглядев на Влодека, Пацулка понял, что грядет выступление оппозиции. Но только пожал плечами — мнение Влодека его не очень-то интересовало. Пускай говорит, что хочет — великий человек свое дело сделал и может спокойно удалиться. Он подал идею, а они пускай ее подхватывают, развивают и уточняют.

И великий человек встал, засунул пеликана в карман и ушел.

Влодек цинично рассмеялся.

— Хе-хе-хе! Дети! Дети позволили щенку себя обдурить. Младенец провел сопляков на мякине.

— Ика, — поинтересовался Брошек, — кто это там тявкает?

— Не знаю, — рассеянно ответила Ика. — Мне кажется, кто-то мяукает.

Влодек встал и оглядел остальных с высоты своих 174 сантиметров. Он был взбешен. Так взбешен, что даже смеяться больше не мог, и губы у него побелели. Катажина с замиранием сердца подумала: «Как он красив!» А Влодек смотрел на всех с глубокой убежденностью в собственной правоте.

— Я думал, — сказал он, — что буду проводить каникулы в обществе интеллигентных людей. Простите, я ошибся, sorry. Никто здесь не тявкает и не мяукает. Просто некто пришел в ужас от уровня умственного развития своих приятелей. Когда опомнитесь, не сочтите за труд сообщить об этом нижеподписавшемуся. Быть может, он позволит себя умолить и вернется. Хотите знать, кто вы? Silly kids[4]!