Мужик приблизился ко мне на расстояние удара. И я не стал терять время даром. Ведь неожиданность нападения – это половина победы. А я как раз и рассчитывал в первую очередь на внезапность, ведь этот лоб был килограммов на двадцать тяжелее меня. А если он еще умел драться… Я резко крутанулся вокруг оси и попробовал пяткой закатать противнику в челюсть.
Но мой первый удар мужик совершенно спокойно сблокировал. И тут же принял боевую стойку. При этом сразу бросалось в глаза, что это не дешевая показуха, когда пытается что-то изобразить дилетант. Этот бешеный пес явно знал толк в каком-то из боевых искусств.
– Черт! – процедил я немного растерянно и, подпрыгнув, еще раз попытался достать мужика ногой. Пальто мешало, его полы развевались, как крылья. Я рисковал просто взять и запутаться в них. Но не просить же сейчас своего противника: «Погодите секундочку. Я только разденусь».
Тем временем мужик без труда уклонился назад и от второго удара и в свою очередь обозначил контратаку, но вперед не пошел. Пока он только оборонялся, и у меня сложилось впечатление, что при этом он получает небывалое наслаждение. Я даже предположил, что мой противник еще не выложил на стол все свои козыри и сейчас предвкушает, как будет меня убивать. На губах этой сволочи даже играла зловещая ухмылочка.
«Этот пес что-то умеет, – с раздражением думал я, – а то бы он не держался настолько уверенно… Распроклятье! Называется, приехал в престижную клинику полечить себе рожу!».
Готовя очередную атаку, я от усердия даже прикусил губу. Мужик не спеша кружил вокруг меня, не изъявляя пока никакого желания идти вперед.
Тогда вперед попер я. Обозначил удар левой ногой, и мой противник купился, отвлекся буквально на какой-то момент. Этого времени мне хватило на то, чтобы провести удар «Хвост дракона», – резко присев и опершись руками, прочертить правой ногой широкий полукруг у самого пола, подсечь противника под колени. Мужик грохнулся на паркет, и я, стараясь не упустить ни доли секунды, бросился его добивать. Подпрыгнув, обрушился на него, стремясь нанести увесистый удар локтем по почкам. В последний момент эта верткая мразь успела перекатиться в сторону, и я угодил локтем по паркету и чуть не взвыл от боли и от обиды. Но на нытье не было времени. К тому же, мой противник, сделав какой-то немыслимый кувырок назад, каблуком своего ботинка заехал мне по затылку. Совсем несильно заехал, но этого хватило на то, чтобы я с размаху ткнулся лицом в паркет. Во рту появился солоноватый привкус крови.
Я поспешил вскочить на ноги. Мужик в своей дурацкой стойке маячил примерно в трех шагах от меня. И опять улыбался, подлец. Он был явно сильнее меня. И сознавая это, никуда не спешил, уверенно прибирал инициативу в свои руки.
– Ты достойный соперник, – тихо-тихо, так чтобы это мог расслышать лишь я, прошептал он. – Мне будет приятно тебя убивать.
От этого сумасшедшего признания мне стаю не по себе. И я наконец осознал, что то, что сейчас происходит, очень даже серьезно. «Либо я все же достану сейчас этого психа, либо он меня… страшно подумать!» – промелькнула мысль у меня в голове, и я, уже особо и не рассчитывая на успех, попытался провести еще одну атаку. Без затруднений мужик сблокировал мой очередной удар ногой в голову, от второго удара спокойно, не суетясь, уклонился, отступив на шаг в сторону. И сразу же впервые за все время перешел в контратаку. Уже не просто обозначая ее. На этот раз он атаковал на полном серьезе. Май-гери![6] Блок! Маваши-гери![7] Я отклонился назад. И в этот момент мой противник, наконец, допустил ошибку, которую я так ждал.
Он переоценил свои силы. Решил неожиданно сблизиться со мной, рассчитывая на свою массу, на мощь своих кулаков. Обратил ведь внимание, мерзавец, на то, что я стараюсь постоянно выдерживать длинную или среднюю дистанцию, притом не нанес еще ни одного удара рукой и атакую только ногами. А значит, надо лишить меня подобной возможности, сократить дистанцию боя. И мужик резко бросил тело вперед, помышляя только о том, как не дать мне отступить в сторону или назад. Но я и не собирался отступать. Наоборот, вместо этого сделал шаг навстречу противнику, отвел в сторону его левую руку, сблокировал жесткий свинг справа и головой нанес раскрывшемуся мужику сильный удар в лицо. И, сразу же отступив назад, от души влепил своему противнику ногой в пах. Мужик глухо ухнул и грохнулся на колени.
Я добил буйнопомешанного посетителя клиники «Эскулап» добрым ударом в челюсть, и он растянулся посреди стерильно чистенького фойе, пачкая паркет кровью, обильно хлеставшей из носа. А я стер со лба пот и наконец смог перевести дыхание. Посмотрел на Лену, попробовал улыбнуться. Оказалось, что у меня губы трясутся.
– Такое у вас каждый день или только по понедельникам?
– Такое вообще впервые. – Вышла она из оцепенения. – Забредали, бывало, пьяные, но их вышвыривала охрана.
Я тут же вспомнил невзрачного охранничка, который сегодня молча разглядывал меня поверх газетенки. И подумал: «Интересно, и каким должен быть пьяный, чтобы его сумел вышвырнуть подобный сморчок?»
– Кстати, – едко поинтересовался я, – а где она была, эта ваша охрана, когда меня чуть не убили?
Лена молча пожала плечами.
Поверженный мной шизанутый мужик заелозил по полу ногами, по-видимому, приходя в себя, и я без раздумий добавил ему наркоза ударом ноги по почкам. Пусть лежит и не дергается.
– А где менты, которых вы должны были вызвать еще десять минут назад? – продолжал допрос с пристрастием я.
Лена снова пожала плечами.
– И правда, Леночка, – вмешался выбравшийся из безопасного уголка и подкравшийся к нам чуть ли не на цыпочках Василий Данилович, – почему ты до сих пор не позвонила в милицию? Вызови их хоть сейчас, пока не очухался этот… Или звони в охрану на лечебное отделение. Пусть…
– Не надо, – перебил я врача. – Здесь нужны не менты и не охранники, а психиатр. И вообще, вы разве хотите себе на голову лишних проблем? А? – Пронзительно посмотрел я на Данилыча.
– Нет, вообще-то, – неуверенно промямлил он.
– Няне хочу. А менты мне их обеспечат. И неизвестно, кем я еще окажусь у них в протоколах – потерпевшим, обвиняемым или преступником. А поэтому я сейчас возьму это дерьмо, – я кивнул на валявшегося на полу мужика, – и вышвырну его на улицу. Вы мне в этом поможете.
– Но он же замерзнет! – воскликнул доктор. Должно быть, вспомнил про клятву Гиппократа.
– Когда я в одиннадцать выходил из дома, было ноль градусов, – заметил я. – Сейчас, думаю, еще потеплело. Этот придурок одет хорошо, а на свежем воздухе он придет в себя уже минут через десять.
– И вернется сюда, – сыронизировал Василий Данилович.
– Нет, не вернется. – Я был в этом совершенно уверен. – Ему теперь не до этого. У него сломан нос и напрочь отбиты почки. Добраться б до дома.
Бесчувственного незваного гостя мы с доктором, особо не церемонясь, выволокли через черный ход во внутренний дворик и оставили возле помойки. На прощание я слегка пнул его ногой по бедру: «Смотри, не возвращайся. Добавлю». И мы с доктором отправились назад в приемный покой.
– Не пойму одного, – сказал я Даниловичу, дожидаясь, когда тот запрет дверь. – Сколько я здесь пробыл времени, но из всего персонала вашего «Эскулапа» видел лишь четверых. Мельком – охранника, который потом куда-то исчез, потом Ольгу, Лену и вас. А где остальные? Врачи, больные, уборщицы?
Василий Данилович рассмеялся.
– И вы уже, конечно, успели подумать: «А не угодил ли я, случаем, в какие-нибудь там „Рога и Копыта“?». Признайтесь, Денис, ведь так?
– Ну, собственно… – замялся я.
– Ничего страшного. Не вы первый, не вы последний. А ларчик-то открывается просто. Чтобы попасть отсюда в лечебное отделение, надо подняться на третий этаж, преодолеть метров пятьдесят по коридору, потом снова спуститься. Одним словом, получается, что приемный покой находится на отшибе и, естественно, никто с лечебного отделения не имеет особого желания просто так наведываться к нам в гости. А так, получается, что мы в стороне от начальства. Удобно. А в лечебном отделении есть свой собственный выход.