Снупи схватил Уинки за руку, поднял его на ноги, бормоча "пойдем, пойдем", и поволок его вперед.
Глава четвертая
Первое, что бросилось ему в глаза - огромный яркий плакат на противоположной стене, гласящий в три цвета:
кузнечики ошизели.
Сия странная надпись сопровождалась изображением женской ноги, из которой выезжал мотоцикл. Чуть ниже, под гнилым бревном, на котором люминесцентной краской было выведено: "топ всего попа" красовалась грифельная доска с этим топом:
кам он, мистер х
сюприм психоделик лажа
прикид, прикид
ништяки
чаво ты смотрешь?
Великая чугунная наковальня
бэби, я обторчался в черняк
суперфак
ан-а-кон-да. По-видло
тне крестьяне
Придя в себя от накатившей на него волны гама и дыма, Уинки попытался врубиться в обстановку. Крутая торчальня, она же фан-клуб мистера крюка и психоделической водонапорной башни, представлялась огромной и прокуренной до основания. Там и сям висели плакаты, призывающие заниматься разнообразными странными делами и сообщавшие о малопредставительных вещах. Под ними сидели, курили, имели и молчали волосатые люди неоконформистского толка, каковой выражался преимущественно в надевании на себя вещей, для этого явно не приспособленных, и в отказе от буржуазной привычки хотя бы изредка мыться, а также в убеждении, что табачный дым лучше воздуха, а алкогольные напитки лучше воды.
Пока Уинки так озирался кругом, Снупи, пробормотав что-то, исчез в клубах табачного дыма. Неожиданно из беспорядочного скопления тел вылетел человек, одетый в весьма живописную рыболовную сеть, после чего скопление разразилось ревом то ли восхищения, то ли возмущения. Рыболов подскочил к Уинки и, протянув вперед руку, спросил:
-- Что это за дерево, о молодой леопард, с которого я ласково возвращаюсь?
-- Советую спросить у Бретона, - скромно сказал Уинки, вспомнив детство.
-- О, Бретон, - простонал человек, все еще протягивая руку и, продолжая стонать, выскочил на улицу, придерживая волочащийся за ним шлейф. Сразу же после этого к Уинки подошел очень мрачный, очень худой юноша с ведром на голове и предложил продать ему набор игл, подходящих для стереомашины и в любом количестве голов. Уинки вежливо отказался, сославшись на отсутствие у него рук, после чего юноша, еще более утвержденный этим отказом в своей мизантропии, вернулся на свое место под красиво висяшим плакатом:
Самоубийство - это множество оглушающих звонков.
Тем временем к Уинки приблизился устойчиво-бухой человек лет сорока, по бороде которого можно было примерно определить, что он ел за последнюю неделю.
-- Вы, молодые, все хипари и моднари, - прохрипел он, одобрительно глядя в несколько сторон сразу. - это хорошо! А я вот - старик. Старый битник. Таких, как я, больше нету. Прально. Ты меня уважаешь, чувак? доверительно спросил он, совладав, наконец, со своими глазами и заставив их уставиться на Уинки. - прально. похлопав Уинки по плечу, он направился к выходу; во все горло читая малопонятные, но трудновоспринимаемые стихи.
Уинки улыбнулся. Давно ему не приходилось бывать в такой обстановке. Фан-клуб мистического леса навеял на него воспоминания детства. "интересно, как они похожи друг на друга, - подумал он, - и этот престарелый битник, и мрачный продавец торчева, и веселые обдолбанные поклонники сюрреализма. Я их видел раньше. Давно. Хотел бы я знать, где тут молодой я?"
И под покровом дыма он двинулся вперед, рассматривая обитателей избы-торчальни.
Миновав трех полуголых молодых людей, сидящих во вместительной бочке и спорящих о преимуществах старого ботинка перед настольной лампой (на спине у одного из них виднелась полустертая надпись: "жди меня, и я умру"), очень грязного курильщика трубки, который был погружен в рассматривание своего еще более грязного колена и двух голых девушек в зеленых валенках, увлеченных чтением радхакришнана. Уинки присел около существа в белой хламиде и облаке длинных светлых волос. В руках его находился причудливый на вид музыкальный инструмент с неопределенным количеством струн, из которого юноша (это выяснилось, когда он поднял голову) извлекал звуки индийской раги. В этом человеке было что-то, выделявшее его из остальных, может быть, увлеченность или что-то еще. Во всяком случае, Уинки понял, что между ними возникла дружба. Почему? Кто может об'яснить, как рождается дружба? Он с сожалением оторвался от звуков и двинулся дальше.
Миновав парочку, занятую об'единением початков кукурузы, Винкль увидел несколько элегантно одетых в разодранные фраки молодых людей, деловито рассматривающих диски. Заглянув через плечо одного из них, можно было полюбоваться на живописно оформленную обложку с надписью: "Доктор крюк и психоделическая водонапорная башня. Восемнадцать приходов квартирьера сломанной березы. Включает хит-сингл узник желтой лужи". Однако при приближении Винкля джентльмены во фраках прервали свой несомненно высокоинтеллектуальный разговор о качестве вкладок, конвертов, песка, дерибасов, массы, пакетов, а также о прайсе, поспешно спрятав диски. Пожав плечами, Уинки двинулся дальше. Миновав ряд неподвижно лежащих тел, павших жертвами крутого прихода, он собрался было подойти к волосатого вида художнику, занимающемуся своим черным делом неподалеку, как в фигуре одного из лежащих что-то привлекло его внимание. Уинки всмотрелся и, не доверяя своим глазам, сделал несколько шагов, потом, все еще не веря, подбежал к нему и перевернул на спину.
Проглотил комок в горле:
-- Господи, Дэви!
Дэвид невидящими глазами смотрел в потолок. Уинки, беспомощно оглянувшись вокруг, взвалил на себя тело своего самого близкого друга и понес его в выходу.
Глава пятая
Длинный человек с чуть надменным лицом и маленькой бородкой сел к пианино и стал настраивать гитару, которая, как маленький красный зверь, притаилась у него на коленях. На возвышении, служащем чем-то вроде сцены, появился меланхоличный ударник с сигаретой в зубах. Он опустился на одно колено и начал поправлять басовый барабан. Затем, обойдя установку, склонился над гущей барабанов, и зал огласился привычным заклинанием: