— Посмотрим, нет ли дома кого-нибудь из этих ребят, — предложил он.

— В одиннадцать вечера, в воскресенье?

— Скорее всего, нет, — согласился Чейз. — Но попытка не пытка.

Он поехал вперед, то и дело поглядывая в водительское зеркальце. Их никто не преследовал, по крайней мере физически.

Джерри Тейлора, значившегося в списке третьим, они застали дома. Он жил с родителями в районе Брэддок-Хойтс, в двухэтажном каменном доме с участком, засаженным роскошным садом. В Брэддок-Хойтс селились в основном представители среднего класса с семьями: врачи, юристы, преуспевающие бизнесмены. Мужчина, открывший дверь, высокий, седеющий, одетый в потертые джинсы, белую рубашку и поношенный свитер, казалось, не удивился, что к его сыну в такое позднее время заявились двое взрослых. Он спросил, не влип ли Джерри в историю, кивнул, когда они уверили его, что нет, провел их в гостиную и сказал, что Джерри появится через несколько минут. Он вышел и больше не возвращался.

Джерри Тейлор оказался худым парнишкой с длинными волосами, ниспадающими на слегка сутулые плечи. Одет весьма непритязательно: расклешенные джинсы да рабочая рубашка. Едва войдя в комнату, он принял равнодушный вид, хотя было ясно, что это совсем не в его характере. Он внимательно выслушал Чейза, ответил на его вопросы, не сообщив ничего нового, и проводил их до дверей.

Они пошли к машине; каменный дом возвышался позади них как крепость.

— Интересно, у него все друзья такие необщительные? — спросила Гленда.

— Это болезнь поколения, — сказал Чейз.

— Безразличие? — удивилась она.

— Скорее — напускное безразличие. Они хотят выглядеть всезнающими и все испытавшими.

— Ты так говоришь, будто лет на сорок старше его.

— Я именно так ощущаю. Она погладила его по плечу:

— Что ты еще скажешь?

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Боже, какие мы тактичные!

— Извини, — сказал он, обнимая ее. — Я спрашиваю не из праздного любопытства, у меня есть причина.

— Двадцать один, — сообщила она.

— А я думал, меньше.

— Так вышвырни меня из машины. Он засмеялся:

— Мне просто хотелось узнать, какие сейчас самые популярные злачные места у восемнадцати-девятнадцатилетних. Я уверен, что за то время, пока меня не было, они сменились. Год-два — это слишком много, чтобы “клевое” место оставалось “клевым”.

— Бутербродные на Галасио весьма популярны. Но шанс найти там одного из двух парней, должна тебе сказать, исключительно мал.

— Пожалуй, — согласился Чейз. — Так что едем к тебе и ждем. Если не поймаем ни одного из них по телефону сегодня, выйдем на них завтра утром.

— Завтра понедельник, — возразила Гленда. — Я работаю.

— У тебя есть отгулы? — спросил он.

— Семь дней.

— Возьми отгул.

— Но...

— Пойми, иначе мне придется отправиться вместе с тобой на работу и сидеть там, чтобы быть уверенным в твоей безопасности, а значит, мне ничего не удастся сделать.

Она на миг задумалась и сказала:

— Ладно. Теперь поехали домой, а то немного жутко сидеть тут на открытом месте.

Дома у Гленды Чейз тщательно запер дверь и накинул дверную цепочку. Затем он задернул шторы на всех окнах и проверил, закрыта ли стеклянная дверь балкона, хотя казалось маловероятным, что Судья забросит веревку на перила и вскарабкается по ней на третий этаж. Это трюк для мелодрам — в жизни такого не бывает.

— Скотч, — сказала Гленда, протягивая ему стакан.

Они выключили свет, зажгли фонарики у дальней стены и уселись на пол, опершись спиной на диван и глядя на разноцветные блики.

— По-моему, у тебя уже достаточно оснований обратиться в полицию, — заметила Гленда.

— Граната?

— Да.

— Не забывай, я служил в армии. Если они продолжают думать, будто я малость не в себе, могут предположить, что я незаконно привез гранату в США. И еще, чего доброго, посадят на несколько дней.

— А без гранаты? — спросила она. — Может быть, у тебя для них вполне достаточно сведений?

— И каких же? Что убийца носил кольцо на мизинце. Или свидетельство подружки, что он, кажется, приставал к Майку. Или то, что некто собирал обо мне сведения в университете под чужим именем? — Он попробовал скотч. — Подлинного имени-то мы не знаем.

— Зато есть описание его внешности.

— А они скажут, что его недостаточно или что я его выдумал. — Он поставил стакан на кофейный столик. — Нет, я не допущу, чтобы со мной снова так обращались. Уж если я приду к ним, то пусть они подавятся своим... своими шляпами.

Гленда засмеялась и подобрала под себя ноги:

— Шляпами, да? Он улыбнулся:

— Послушай, мы ничего не можем сделать, пока не поговорим с теми ребятами, а их наверняка еще нет дома. Давай немного отвлечемся и поговорим на другие темы. Я, например, даже не знаю, какие книжки ты читаешь, какую музыку любишь, нравится ли тебе ходить на танцы...

— Ох, братец, — вздохнула девушка, — рискуешь соскучиться.

Но шли часы за часами, а он и не думал скучать, потому что ее суждения отличались свежестью. Общение с ней поднимало его дух, заставляло отступить все проблемы. Время от времени они целовались, он обнимал ее за плечи, не более того. Между ними словно существовало молчаливое соглашение избегать даже намека на более тесный контакт, пока дело не прояснится и Судья не будет обнаружен.

Через сорок пять минут зазвонил телефон.

— К черту этих твоих бывших ухажеров! — заявил Чейз.

— Скорее всего, это мама, — парировала она. Гленда подошла к телефону, взяла трубку.

— Алло... Да? — Она немного помолчала. — Мне это не нравится. — Снова молчание. — А теперь послушайте меня... — Она остановилась посреди фразы, посмотрела на трубку и положила ее на рычаг.

— Ну что, не мама? — поддразнил Чейз.

— Нет, — сказала она. — Это Судья. Он сообщил мне, что убьет сначала меня, потом тебя и в довершение ко всему Луизу Элленби. Он поздравил меня с тем, что ты нашел и обезвредил гранату, и, по его словам, в следующий раз сделать это будет не так просто. А напоследок пожелал мне приятно провести вечер.

Норман Бойтс, друг Майкла Карнса, имя которого стояло первым в списке Луизы Элленби, оказался дома, когда вскоре после полуночи Чейз позвонил ему. Правда, он дважды сказал о своем намерении отправиться спать и желания помочь у него было еще меньше, чем у Джерри Тейлора. Но было совершенно не важно, хочет он помочь или нет, потому что самое главное он сказал: Майк никогда не говорил, будто к нему пристает гомосексуалист или что некий тип преследует его.

Последний мальчик, Мартин Кейбл, уже спал. Его мать отказалась подзывать сына:

— Поймите, летом он работает шесть дней в неделю и ему нужен отдых.

— Я отниму у него всего пять минут, — пообещал Чейз.

— Он уже спит. Я не стану его будить.

— А вы не скажете, где он работает? — спросил Чейз.

— Это вы сегодня звонили? — спросила она.

— Да.

Она немного помолчала и сказала:

— Мартин с восьми часов утра работает в бассейне гостиницы “Губернаторская” спасателем.

— Спасибо, — произнес Чейз в пустоту, потому что женщина уже повесила трубку.

— Что, не удалось? — спросила Гленда.

— С парнем придется встретиться утром. Она зевнула:

— Тогда спать. После визита моей мамы и веселенькой сценки с гранатой у меня глаза слипаются.

В постели они немного подержали друг друга в объятиях, но оба знали: ночь для того, чтобы спать, — и только. Это была первая ночь за много месяцев, когда Чейзу ничего не снилось.

В половине девятого в гостиничном бассейне они застали двоих молодых людей: один из них чистил металлическую ограду возле кромки воды, другой мыл белый трамплин для ныряния — до открытия в десять оставалось не так много времени. С нескрываемым интересом парни посмотрели на Гленду, и Чейз подумал, что они явно плохо воспитаны. Но когда один из них восхищенно присвистнул, Гленда улыбнулась, принимая как лесть то, что его мать сочла бы грубостью. Это было еще одно различие между ними, из-за которого Чейз чувствовал себя старым и усталым.