– Сука! – шипела она. – Если бы вы знали, куда она заглядывала, только для того, чтобы унизить меня!

Она сжимала кулаки, играя желваками, глаза ее еще больше ввалились. Малко пришло в голову, что у нее было, наверное, именно такое лицо, когда она убивала в Лондондерри английских солдат.

Он немного пришел в себя лишь через полчаса. Вся Ирландия была перекрыта дорожными заставами.

Ехали в молчании по все более узким дорогам, удаляясь от озера и Белфаста. Наконец у дороги возникла нескончаемая каменная ограда, а потом – запертые чугунные ворота.

– Станьте здесь! – приказала Маурин.

Выйдя из машины, она подошла к воротам, достала из кармана ключ, отперла и отвела створку.

– Где мы? – спросил Малко, въехав за ворота.

Маурин бросила на него безмятежный взгляд.

– У меня дома. Поезжайте.

Он тронул машину. Минут пять они катились по песчаной аллее, которая вилась по парку, изобилующему цветочными куртинами, высоченными деревьями и лужайками, и въехали наконец на обширную площадку, окруженную каменной оградой, за которой далеко простиралось поросшее травой пространство. Дом был не очень велик, викторианской архитектуры, с высокими белыми колоннами, плоской крышей и просторной террасой сбоку. Имение казалось покинутым: кругом ни души, на окнах – ставни.

– Родовое поместье моих родителей, – пояснила Маурин, выходя из машины. – Я могла бы здесь жить, но это было бы безнравственно, когда столько ирландцев ютится в лачугах. Предпочитаю Андерсонстаун. Но у меня остались ключи. Родители уехали в Лондон. «Поросята»! Им плевать на мое дело!

Малко тоже вышел. Как далеко остался Белфаст! Воздух благоухал, – Лицен, да и только! Он едва не признался Маурин, что владел еще более крупным поместьем, но подумал, что она, скорее всего, посоветовала бы ему сжечь его... Тут ему пришло в голову, что наконец-то они с Маурин остались с глазу на глаз, впервые с тех пор, как познакомились.

К черту ЦРУ! Его ждал восхитительный воскресный отдых в имении, затерявшемся в бог знает какой дали, перед пылающим камином и чашкой ирландского кофе!.. Он последовал в дом за Маурин, открывшей дверь. На столе в мраморном холле стоял огромный старинный граммофон. Стены были увешаны охотничьими трофеями, панцирями гигантских черепах и старинным оружием. В прохладном воздухе пахло размеренным бытом почтенного семейства. Над лестницей висел огромный бивень нарвала.

– Класс! – со знанием дела оценил Малко.

Маурин оперлась о стол и обернулась к Малко: та же дразнящая поза, тот же изогнутый стан и взгляд серых глаз, вперившихся в золотистые глаза Малко. Он подошел и положил ей ладони на бедра. О, чудо! Она не отстранилась.

– Мы проведем два чудесных дня, – сказал он.

Она разглядывала его с непонятным выражением. Взявши его за руки, она легонько отвела их, точно он был ребенок, и вполголоса сказала:

– Я приберегла для вас нечто особенное.

Малко нахмурился, настороженный выражением ее голоса.

– Что именно?

– Испытание, – загадочно молвила Маурин.

– Какого рода? – не очень уверенно осведомился Малко.

Он вглядывался в лицо Маурин, стараясь понять, не шутит ли она. Серые глаза глядели не отрываясь, подбородок немного дрожал. Видимо, волнение ее было искренне. Отодвинувшись от Малко, она напряженно проговорила:

– Либо вы согласитесь на то, что я вам предложу, либо не выйдете отсюда живым.

Звучало это весьма мелодраматично. Малко уже собирался объявить Маурин, что ей будет трудно удержать его, как вдруг послышался шум подъехавшей автомашины и хлопанье дверей.

– А вот и мои друзья, – возвестила Маурин.

Малко понял, что дело было действительно нешуточное.

– Зачем они приехали?

Маурин с вызовом подняла голову.

– Завтра мы освободим Туллу.

– Для этого я вам и нужен?

– Вы нужны мне, – призналась Маурин смягчившимся голосом. – Без вашего участия операция невозможна.

– Зачем же угрожать? Разве я не доказал мое к вам дружеское расположение?

Маурин отвела глаза.

– Вы правы, – согласилась она. – Но на этот раз опасность очень велика. А вам я не очень доверяю.

Малко с сомнением покачал головой.

– Вряд ли вам удастся осуществить ваш замысел впятером, даже если каждый готов на все. Я ведь был в Армаге. Проникнуть за ограду невозможно, разве с помощью вертолета. Это самоубийство. Маурин топнула ногой, как своенравная девочка.

– Нет, это не самоубийство! У нас есть план. Идите за мной.

Малко подчинился. Так вот почему Тулла выказала ему столь бурную признательность! Она полагала, что он бескорыстно поставит ради нее на карту свою жизнь! Обогнув дом. Маурин вышла к конюшням.

Гордон-Динамитчик впервые обратился к врачу по поводу язвы желудка в девятнадцать лет. Не по вине ирландского виски, нет, ибо его наркотиками стали пикриновая и серная кислота, фенол и азотнокислый аммоний. Он обладал природным даром превращать в адскую смесь безобидные химические вещества, купленные в аптеке. Вот уже в продолжение четырех лет он приготовлял кустарную взрывчатку для боевиков ИРА. Сидя где-нибудь в нищенской лачужке, он перемешивал свои неустойчивые составы, прекрасно понимая, что малейшее неверное движение превратит его тело в тепловую и световую энергию... В перерывах между своими занятиями он пил горькую, стараясь утонить страх в спиртном.

Ладони этого тщедушного человека были изъедены химическими реактивами, а выцветшие голубые глаза вечно улыбались, но он один стоил целого полка Ирландской Республиканской Армии.

Именно поэтому он удостоился внимания Маурин, а также потому, что устал бояться. Он дал себе зарок, что это будет последнее его испытание и что если ему суждено остаться в живых, он уже никогда больше не прикоснется к взрывчатке. Может быть, тогда зарубцуется его язва...

Он с наслаждением вдохнул свежий утренний воздух и осторожно вытащил из багажника два чемодана, где поместилось его боевое снаряжение.

Все его друзья взлетели на воздух, остался он один, оттого что был осторожнее других.

Дивный, шестиметровой длины «роллс-ройс» марки «Серебряное облако», синий с металлическим блеском, красовался под лучами солнца. Длиннющий кузов особой работы был снабжен подсиненными отражающими стеклами, сквозь которые снаружи ничего не было видно. Крышка багажника, а также обе створки капота были подняты. Худощавый молодой человек копался в путанице проводов. Вокруг машины были разложены на земле какие-то свертки и промасленной коричневой бумаге.

– Это карета моих мерзавцев-родителей! – мило объявила Маурин. – С ее-то помощью мы и освободим Туллу.

– Вы полагаете, что вам отопрут решетки? – насмешливо осведомился Малко.

– Гордон! – окликнула Маурин молодого человека.

Оставив свои провода, тот подошел к ним.

– Знакомьтесь! Гордон-Динамитчик! – с гордостью представила его Маурин. – Способен приготовить динамит из соли и перца.

Гордон, нареченный Динамитчиком, мягко улыбнулся и белокурые усы и вернулся к «роллс-ройсу».

Маурин протянула руку к могучей машине.

– Она откроет решетки! Две тонны веса. Гордон начиняет ее сейчас тремястами фунтами взрывчатых веществ, располагая заряды в крыльях и в багажнике. Машина с ходу проломит своей тяжестью внешнюю решетку и взорвется, наскочив на двойные бронированные ворота. Гордон клянется, что все разлетится вдребезги, так что мы без помех окажемся внутри тюрьмы...

Маурин оживилась, словно молоденькая барышня, живописующая свой первый бал. Ну, в точности Патриция Херст, отказавшаяся от всего, что знала и любила, ради хладнокровного революционного безумия.

Малко оценил про себя возможный успех этой сумасбродной затеи. Ему было известно, что ИРА удавались незаурядные побеги. Тем не менее, не так-то просто будет прорваться в Армаг.