Клара де Водрель тоже прибыла к отцу, которого не видела с момента отъезда из «Шипогана». Вынужденный после того, как был подписан ордер на его арест, прервать всякую связь с виллой «Монкальм», де Водрель был чрезвычайно озабочен тем, что дочь осталась там совсем одна, подвергаясь стольким опасностям. Вот почему, приняв решение отправиться в Сен-Дени, он предложил ей приехать к нему туда, что Клара и сделала без колебаний, не сомневаясь в окончательном успехе, поскольку во главе патриотов — она знала это — должен был стать Жан. Итак, отец и дочь де Водрели наконец-то встретились в этом местечке, где их друг судья Фроман дал им приют в своем доме.

Однако тогда же было решено принять одну предосторожность, чему Папино, хотя и против воли, вынужден был подчиниться. Доктор Нельсон и остальные убедили мужественного депутата, что его место не на театре военных действий — его жизнь слишком ценна, чтобы рисковать ею без надобности. Он, таким образом, был вынужден покинуть Сен-Дени, с тем, чтобы переехать в безопасное место, где бы его не могли найти агенты Джильберта Аргала.

Вся ночь прошла за литьем пуль, изготовлением патронов. Сын доктора Нельсона со своими товарищами, де Водрель с друзьями принялись за дело, не теряя ни минуты. К сожалению, их снаряжение оставляло желать лучшего. Ружей было немного, в основном — кремневые, часто дающие осечку и стреляющие лишь на сто шагов. Во время плавания по реке Св. Лаврентия, как помнит читатель, Жан раздавал боеприпасы и оружие. Но поскольку в предвидении всеобщего восстания каждый комитет получил свою часть, это оружие уже нельзя было сосредоточить в каком-то определенном пункте, как это оказалось теперь необходимо в Сен-Шарле и Сен-Дени, где должно было произойти первое столкновение.

Тем временем в холодной темной ночи полковник продолжал продвигаться вперед. Неподалеку от Сен-Дени два задержанных им французских канадца сказали ему о том, что повстанцы не намерены пропускать его в селение и собираются сражаться насмерть.

Полковник Гор тотчас, не дав своим солдатам передохнуть, выступил перед ними с речью, предупредив, что ждать пощады не придется. Потом, разделив их на три отряда, он поставил один из них в небольшой роще, прикрывавшей селение с востока, другой расставил вдоль реки, а третий, тащивший за собой единственную пушку, продолжил путь по королевскому тракту.

В шесть часов утра доктор Нельсон, Винсент Годж и де Водрель сели на коней, чтобы произвести разведку на дороге в Сент-Урс. Темень была еще так непроглядна, что они чуть не наткнулись на авангард регулярных войск. Немедленно повернув назад, всадники вернулись в Сен-Дени. Был отдан приказ разрушить мосты и звонить во все колокола. В несколько минут патриоты собрались на площади.

Сколько их было? Не более семи-восьми сотен, лишь немногие с ружьями, остальные вооружились косами, вилами и пиками, зато они твердо решились умереть, но не пропустить солдат полковника Гора.

Вот как доктор Нельсон расставил тех из своих людей, которые могли стрелять: на третьем этаже каменного дома, стоявшего у дороги, — шестьдесят человек, и среди них де Водрель и Винсент Годж; в двадцати пяти шагах от него, за стенами винокурни[189], принадлежавшей доктору, — тридцать человек, и среди них Уильям Клерк и Андре Фарран; внутри примыкавшего к ней амбара — около дюжины бойцов, и в их числе депутат Грамон. Остальные, вынужденные сражаться холодным оружием, укрылись за стенами церкви, готовые броситься на нападавших.

Именно в это время — около половины десятого утра — и случилось трагическое событие, которое так никогда и не было толком объяснено, даже во время судебного процесса, состоявшегося впоследствии.

Лейтенант Уэйр, которого вели с охраной по дороге, заметив авангард полковника Гора, попытался бежать, чтобы примкнуть к нему; но, оступившись, он не успел подняться и был зарублен ударами сабель.

И тогда раздались пушечные выстрелы. Первым снарядом, выпущенным по каменному дому, убило двух канадцев, находившихся на третьем этаже, а еще одного, стоявшего у окна, смертельно ранило. В продолжение нескольких минут с обеих сторон раздавались частые ружейные залпы. Солдаты, в которых было легко целиться, дорого поплатились за свою опрометчивость и неосторожность, подставив себя под огонь этих «мужиков», как презрительно выражался их начальник. Защитниками каменного дома был убит каждый десятый из них, а трое канониров пали прямо с фитилями в руке, возле орудия, из которого стреляли. Однако снаряды проделали большие пробоины, и на третьем этаже вскоре стало опасно.

— Все в нижний этаж! — скомандовал доктор Нельсон.

— Да, — крикнул Винсент Годж, — оттуда нам будет ближе стрелять по красным мундирам!

Все спустились вниз, и ружейная пальба возобновилась с новой силой. Патриоты продемонстрировали необычайное мужество. Некоторые выскочили прямо на дорогу; доктор послал к ним своего помощника, О. Перро из Монреаля, чтобы тот передал им приказ отойти назад. Сраженный двумя пулями, Перро упал замертво.

Целый час длилась эта перестрелка, в сущности — не в пользу нападавших, хотя они прочно засели за оградами и поленницами дров.

Тогда полковник Гор, видя, что боеприпасы на исходе, приказал капитану Маркману обойти позиции патриотов с тыла.

Офицер попытался сделать это, но потерял большую часть своих людей и, наконец, настигнутый пулей, свалился навзничь с лошади. Солдатам пришлось унести его с поля боя.

Дело принимало для королевских войск скверный оборот. Вдруг с дороги донеслись крики, и солдаты поняли, что сейчас будут окружены.

Это появился человек — тот самый, вокруг которого франко-канадцы всегда собирались, как вокруг знамени.

— Жан Безымянный! Жан Безымянный! — закричали все, потрясая оружием.

Действительно, это был Жан, да еще во главе сотни повстанцев, пришедших из Сент-Антуана, Сент-Урса и Контрекера. Они переправились через реку Ришелье под пулями и ядрами противника, пролетавшими над самой водой, одно из них даже разбило весло на плоту, на котором стоял Жан.

— Вперед, «Ракетт» и «Кастор»! — воскликнул он, воодушевляя своих товарищей.

По его призыву повстанцы бросились на лоялистов. Те, кто оставался еще в осажденном доме, ободренные этим неожиданным подкреплением, выбежали оттуда. Полковнику Гору пришлось отступить к Сорелю, оставив несколько пленных и орудие в руках победителей. У него насчитывалось около тридцати раненых и столько же убитых — против двенадцати убитых и четырех раненых со стороны реформистов.

Таково было сражение при Сен-Дени. Через несколько часов весть о победе разнеслась по соседним с Ришелье приходам, докатившись до всех графств, расположенных по берегам реки Св. Лаврентия.

Это было ободряющим началом для сподвижников национального дела, но лишь только началом. И поскольку они ожидали приказаний от своего предводителя, Жан, указывая им место новой победы, бросил клич: «Патриоты, все на Сен-Шарль!»

Действительно, как помнит читатель, этому селению угрожала колонна Уизераля.

Часом позже де Водрель и Жан, простившись с Кларой, которую они известили об успехе этого дня, примкнули к своим товарищам, направлявшимся в Сен-Шарль.

Там два дня спустя должна была решиться судьба восстания 1837 года.

Это селение благодаря сосредоточению здесь реформистов стало главной ареной мятежа; сюда и направлялся подполковник Уизераль с довольно значительными силами.

А потому Браун, Деривьер, Говэн и другие организовали там сильную оборону. Они могли рассчитывать на воодушевление населения, уже зарекомендовавшего себя изгнанием из местечка одного сановного лица, обвиненного в симпатиях к англо-канадцам. Вокруг его дома, превращенного в крепость, предводитель повстанцев Браун и устроил укрепленный лагерь, где должны были сосредоточиться силы, которыми он располагал.

Так как расстояние от Сен-Дени до Сен-Шарля не превышало шести миль, то артиллерийская канонада была слышна в селении весь день 23-го числа. Еще до наступления ночи жителям Сен-Шарля стало известно, что королевские войска были вынуждены отступить к Сорелю. Первая победа произвела огромное впечатление. Во всех домах распахивались настежь двери, патриотически настроенные семьи выходили на улицу, охваченные радостным ликованием.