— Парню едва ли больше шестнадцати, — заметил Гвин. — Есть предположения, кто бы это мог быть?

— Он не местный, — ответил десятник. — На судне не было названия, но несколько наших рыбаков говорят, что оно из Бристоля и ходило вдоль побережья из портов на Северне в Плимут, а иногда через Канал в Сан-Мало и Барфле.

Де Вулф, даже будучи солдатом, неохотно выходил в море и дивился храбрости — или безрассудству — моряков, плававших на неуклюжих скорлупках по бурным водам западной Британии.

Преодолевший отвращение к вони рыбьих кишок Томас почти бесстрашно посмотрел на труп из-под локтя Гвина.

— Утонувший моряк? — робко поинтересовался он, судорожно крестясь.

— Нет, карлик, заколотый моряк, — буркнул верзила. — Наколотый на пику. Это убийство.

Коронер проверил, нет ли на теле других ран, затем жестом подозвал десятника, чтобы тот снова накинул на труп полотнище.

— Есть какие-нибудь признаки того, что на борту были еще люди?

Матфей покачал головой.

— И никаких остатков груза. Трюм был цел, пока корабль не ударился о скалы, но на борту не оказалось ни ящиков, ни бочек, ни тюков.

Джону показалось, что он уловил нотки разочарования в голосе десятника, и коронер, подобно Гвину, заподозрил в жителях деревни намерения разграбить потерпевшее крушение судно.

— Пойду-ка лучше осмотрю корабль, — решил он. — Далеко это?

Матфей слегка замялся.

— Полчаса ходьбы, коронер, но оно того не стоит. К этому времени нарр уже совсем развалился — море разнесло его на обломки, еще вчера от него почти ничего не оставалось.

Де Вулф сердито посмотрел на десятника.

— Мой долг перед законом — осматривать потерпевшие крушение корабли, приятель.

И, повернувшись к Томасу, добавил:

— Я проведу дознание, когда вернусь, так что собери всех, кто хоть что-нибудь об этом знает, — и еще с дюжину мужчин старше двенадцати лет.

Спустя несколько минут десятник уже вел их вокруг утесов к дороге, проходившей через деревушку Хеле с водяной мельницей, и по склону холма Уидмут снова к побережью, только восточнее. В двух милях от Илфракума они пересекли глубокий песчаный узкий залив и взобрались через небольшую рощицу на низкий утес. Внизу прибой безжалостно обсасывал и молотил несколько скалистых ложбин и узких заливчиков.

— Я же говорил, что от него мало что осталось, — стараясь перекрыть ветер, закричал Матфей. Он осторожно спускался впереди всех по овечьей тропе.

Посмотрев вниз, де Вулф увидел, что десятник несколько преувеличивал, так как нижняя часть пятидесятифутового корпуса была еще крепко зажата в щербатых зубах рифа. Поскольку был почти полный отлив, они легко смогли добраться до обломков корабля, не намокнув, если не считать брызг случайно набежавшей большой волны.

Пенек мачты все еще торчал под острым углом, но все планширы и большая часть настила палубы исчезли, и весь небольшой галечный пляж возле потерпевшего крушение корабля был захламлен деревом.

— С этого ничем, кроме щепок для растопки очагов зимой, не поживитесь, — хихикнул Гвин, мрачно подмигнув десятнику.

— Что на нем, вероятнее всего, могли бы перевозить, Гвин? — спросил коронер, все еще подозревая, что жители деревни могли утащить какой-то груз, подлежащий конфискации в королевскую казну.

— Зависит от того, откуда он шел. Если из Бретани или Нормандии, тогда, возможно, вино и фрукты. Если с этих берегов, тогда, несомненно, шерсть.

Де Вулф закивал. У него самого был значительный интерес в экспорте шерсти, так как он вложил большую часть военной добычи из заморских походов в совместное дело с одним из крупнейших торговцев шерстью в Эксетере, Хью де Релагей. Он также получал часть доходов от родового поместья в Стоуке, где его старший брат, Уильям, был заядлым овцеводом.

— Здесь не на что смотреть, коронер, как я вам и говорил, — невинным тоном повторил Матфей.

Де Вулф вынужден был согласиться, но Гвин пробрался последние несколько ярдов по скалам и влез на обломки, встав довольно ненадежно на уцелевшую поперечную балку, на которую прежде опирался настил палубы. Он тщательно осмотрел все вокруг, полный решимости не пропустить никакой зацепки. Перед тем как податься в солдаты, он помогал отцу рыбачить в своей родной деревне, Полруан, и довольно неплохо знал море и корабли.

У Гвина, за которым наблюдали де Вулф и десятник, особый интерес, похоже, вызвали остатки мачты — ствола толщиной в фут, переломившегося приблизительно в шести футах над палубой.

Указывая на какие-то метки на высоте пояса, корнуоллец крикнул оставшимся на берегу:

— Здесь свежие надрезы в дереве! Несколько ударов тяжелым острым лезвием, со стороны носа и кормы.

Спрыгнув на берег, он подошел к коронеру и десятнику.

— Что это значит? — проворчал Джон, практически ничего не смысливший в кораблях.

— Обрубили фалы, чтобы спустить парус, — объяснил корнуоллец. — Никто из команды не сделал бы такое со своим судном, так что корабль должны были взять на абордаж и вывести из строя.

Де Вулф помрачнел.

— Значит, это пиратство, не бунт — что было маловероятно с самого начала, ибо зачем команде обычного купеческого судна бунтовать?

— Сколько обычно человек в команде такого судна? — поинтересовался Матфей.

Де Вулф вопросительно посмотрел на Гвина.

— Обычно около пяти-шести. В нормальную погоду могли бы справиться и двое, но нужны еще люди, чтобы нести вахту, стряпать и грузиться и разгружаться в портах.

— Так что, остальные еще будут плавать по Бристольскому заливу, пока их не выбросит на берег?

Гвин покачал лохматой головой.

— Многие тела так и не находят. Трупы либо тонут, либо их уносит в открытый океан. Или в пролив, так что они могут закончить свой последний путь возле Глостера.

Словно возражая ему, в этот момент сверху прозвучал далекий крик, и на горизонте появился человек, размахивающий руками.

Стоявшие у потерпевшего крушение корабля наблюдали, как незнакомец с проворством горного козла быстро спускался по узким тропкам. И только за сто ярдов Матфей узнал его.

— Это Сайуорд, пастух, живущий на утесах. Какого черта ему нужно? У него немного не все дома.

Исходя из того, как уверенно и быстро передвигался пастух, де Вулф ожидал увидеть энергичного юношу, но когда Сайуорд добрался до них, он оказался шишковатым стариком с согбенной спиной и лицом, сморщенным и коричневым, как грецкий орех. На нем была грубая шерстяная туника, с подобранным между ног подолом, заткнутым под старый канат, который был обвязан вокруг пояса. Он был бос, и ногти на ногах закручивались, как бараньи рога. Редкие волосы были полностью седыми, и хотя глаза блестели, как у дрозда, веки были воспаленно красными.

— Вы забрали труп, господа? — внезапно спросил Сайуорд, и стало понятно, что, живя со своими овцами вдали от людей, он редко общался со своими собратьями.

— Когда ты видел труп, старик? — поинтересовался де Вулф.

Матфей открыл было рот, чтобы предупредить, что восьмидесятилетний старик немного чудаковат, но Сайуорд, похоже, был вполне способен постоять за себя.

— Когда я забрал другого — живого, — воскликнул седовласый саксонец.

Все четверо уставились на него.

— Какого другого? — прогремел Гвин.

Сайуорд закатил воспаленные глаза к небу.

— Господь Всемогущий говорил со мной накануне вечером и дал мне задание. Я посмотрел на море из своего жилища и увидел, как это судно несет к берегу.

— Он живет в землянке на вершине утесов, — пояснил Матфей.

— Я зажег фонарь и поспешил вниз. С верхней тропы я увидел корабль как раз перед тем, как тот ударился о скалы. Затем— два тела на палубе, но только одно осталось, когда я спустился туда.

— И что с тем, живым? — спросил коронер.

— Он лежал на гальке, ни живой, ни мертвый. Я вытащил его на траву, затем поднялся за своей лошадкой, на которой езжу пасти дальние стада.

— У тебя там и лошадь есть? — недоверчиво переспросил Гвин.