Появились каноники и на Востоке. В 1114 году иерусалимский Патриарх Арнульф ввёл среди клириков Гроба Господня «апостольскую жизнь». Утверждённые в 1122 году Папою Калликстом II, «Братья крестоносцы Гроба Господня в Иерусалиме» (Fratres cruciferi dominici sepulcri Hierosolymitani), или, как кратко их называли, сепулькринцы, уже в 1144 году обладали в Палестине семью домами. После взятия Иерусалима сарацинами (1187 г.) они переселились в Птолемаиду, а когда и она была потеряна христианами (1291 г.), распространились по Италии, Германии, Франции, Испании и Польше. К первоначальной идее канониката у них присоединились заботы о паломниках в Святой Земле, которым они оказывали гостеприимство, о больных и нищих, для чего сепулькринцы основывали «госпитали» – термин, в Средние века обозначавший и больницу, и странноприимный дом.

Подобное же сочетание канониката с благотворительными задачами мы находим у «госпиталитов Святого Духа». Сын графа Монпелье Гильома VII Ги сплотил около себя группу лиц, вместе с ним готовых посвятить себя уходу за больными, и дал новым каноникам устав, выработанный на основе «установлений» ранее возникшего ордена иоаннитов. В 1198 году, когда во Франции дело Ги уже окрепло, Иннокентий III утвердил «орден госпиталитов Святого Духа», а в 1204 году передал Ги госпиталь при одной римской церкви, посвящённой Деве Марии (S. Spirito in Sassia). Отсюда, как из центра, дома госпиталитов, их появившиеся несколько позднее воспитательные и рабочие заведения, распространились по Италии и другим странам, в которых они встречались с течением, идущим из Монпелье. Рост ордена привёл при Папе Гонории III к его распаду на две группы: около Сассии – центра для Италии, Англии, Венгрии и частью Германии – и около Монпелье – для Франции и других стран. В 1291 году в ордене насчитывалось не менее 99 домов, из них 60 – в Италии, 25 – во Франции, 5 – в Испании, 7 – в Германии.

Каноникаты существенно отличаются от монашества. Их возникновение и расцвет, несомненно, вызываются распространением и ростом аскетического настроения и идеалов, лежащих в основе всех монастырских движений. Но, создавая каноникаты, аскетическая идея реализовалась в несколько иной среде. У клириков была своя миссия, не могущая быть устраненною идеей спасения собственной души. Клирики были наследниками апостолов и перестать быть ими не могли. Аскетическая идея только яснее выдвигала, что ученик Христов, наследовавший данную Им апостолам власть вязать и разрешать, должен «следовать за Христом» и в своей жизни. Благодаря же той форме, которую приобрело понимание христианства, «следование за Христом» отожествилось с жизнью монаха. Vita monastica была вместе с тем и vita apostolica, потому что и апостолы «следовали за Христом». Пизанский архиепископ Федериго Висконти (XIII век) объяснял, что значит «следовать за Христом»: «Тот следует за Христом, кто не только отказывается от всего и оставляет всё (это, читаем мы, делали многие философы, например, Диоген и Сократ), но и, как совершенный, подражает Господу в желании своём оставить всё. А это самое совершенное. И такого называют апостолом, потому что его Господь повёл не только по тропе правды (per semitas equitatis), но и по тропе справедливости (iustitiae), как говорится в псалме XXII». И выраженная почтенным архипастырем мысль руководила, как мы видели, всем аскетическим движением.

Каноникаты представляют собою результат слияния идеи монашества с идеею миссии клира. Сфера действия последнего: божественная служба, забота о душе пасомых (cura animarum) и необходимое для неё и познания Бога изучение Священного Писания – осталась тою же. Поэтому-то каноникаты так легко и сочетали свою судьбу с развитием богословия, что наблюдается, например, у викторинцев. Монастырь тоже играл определённую социальную роль, и не только в силу фактически сложившихся обстоятельств, но и в силу самой идеи своей. Любовь (caritas) должна была отзываться на страдания мира, и, как бы ни удалялся от него монастырь, он не мог и не хотел закрыть свои двери для паломников, его рука не могла оскудеть в даяниях. А чем ближе стоял он к миру, тем сильнее и полнее развивалась эта сторона его деятельности. Аналогизируясь монастырю, каноникат не мог оставить в стороне и этой его задачи. Но у клириков было существенное в данной связи преимущество: их пребывание в центре мира и их относительная удобоподвижность. Монастырь должен был ожидать приходящих к нему недужных, бедных и паломников. Каноники, как госпиталиты, могли пойти им навстречу. И поэтому не случайно, что благотворительные и богоугодные заведения XII–XIII веков возникают в большинстве случаев в связи с каноникатами, сочетавшими созерцательную и деятельную жизнь, восстановившими забытое родство Марфы и Марии. Иногда даже задача каноников специализируется, как у основанных в конце XII века тринитариев («Орден Святейшей Троицы для освобождения пленных»), у сепулькринок (женская ветвь сепулькринцев), принимающих под своё покровительство найдёнышей и больных детей и так далее. У утверждённых в 1216 году и распространившихся по всей Средней Европе бельгийских братьев-крестоносцев (Fratres ordinis canonici S. Crucis или Ordo fratrum cruciferorum) цель ордена ближе к основным задачам канониката: братья работали над обращением еретиков-альбигойцев.

4. Но если тринитарии, госпиталиты, братья-крестоносцы сочетали монашескую жизнь со специальною и иногда весьма ограниченною деятельностью, заставлявшею их забывать о лежащей на них миссии клириков, премонстранцы придали особенное значение именно ей.

Второй сын графа Гериберта (в Вестфалии) Норберт, по распространённому среди знати того времени обычаю, был предназначен к духовному званию. Посвящённый в субдиаконы, он получил каноникат святого Виктора в Ксантене, но это не помешало ему жить при дворе Генриха V. В 1141 году в сопровождении одного только слуги ехал он на весёлое сборище молодёжи, когда внезапно перед ним ударила в землю молния. Испуганная лошадь сбросила Норберта, долго без чувств пролежавшего на земле. Но удар молнии был для него тем же, чем когда-то для Савла было неожиданное видение. Потрясённый Норберт решился вести жизнь, достойную клирика, и посвятить себя проповеднической деятельности. Приняв сан священника, он темою первой же своей проповеди в Ксантене избрал суету всего земного – мысль, которая его более уже не покидала. Но Норберт думал не только о своей личной судьбе и о своей пастве. Он пытался реформировать жизнь окружающего клира, в чём и натолкнулся на сопротивление клириков, не остановившихся перед жалобою папскому легату на нового проповедника, проповедующего «незваным», носящего монашеское одеяние и не отказавшегося от собственности, не ставшего монахом. Тогда Норберт оставил Ксантен и свой каноникат, распродал своё имущество и, раздав, по завету Христа, всё вырученное от продажи нищим, оставил себе только сосуды, необходимые для совершения Евхаристии, мула для путешествия и маленькую сумму денег. От самого Папы получил он «missio canonica» – право проповедовать, где пожелает. Лишённый пристанища странник, сирый и босой, бродил он, проповедуя, с места на место. Двое его спутников умерли, но к «апостолу» скоро присоединились другие, среди них капеллан епископа Камбрэ Гюг.

Между тем отношение к Норберту переменилось, и епископ Дана предложил ему реформировать один ланский каноникат. Однако здесь усилия Норберта не привели ни к чему, и он избрал себе для жизни долину в лесу недалеко от Реймса, на которой стояли развалины оставленной церкви. В этой долине, рассказывает легенда, Нор-берт видел во сне толпу одетых в белые одежды монахов, со свечами, крестами и пением псалмов обходивших в процессии церковь. Норберт счёл этот сон за выражение Господней воли и назвал «указанное ему Богом место» Praemonstratum (предуказанным, Prémontré). Ланские каноники уступили ему развалины церкви, епископ ланский построил маленький монастырь (1122 г.), и вместе с 13 товарищами Норберт начал «каноническую жизнь» по августинскому уставу, который он дополнил постановлениями, заимствованными им у других каноников, главным образом у викторинцев. Несмотря на строгость жизни молодого, ещё неокрепшего общежития, приток в него новых членов всё увеличивался. Знатные юноши жаждали «белого одеяния» и с такою ревностью исполняли предписания устава, что нуждались более в узде, чем в шпорах. Но, основав образцовый каноникат, Норберт не оставил и своей проповеднической деятельности. Не ограничиваясь призывом каноников к лучшей жизни и народа к покаянию, он выступал в Антверпене против популярного еретика-проповедника Танкхельма (1124 г.) и возвращал заблудших овец в лоно Церкви. Вместе с Бернардом Клервоским Норберт деятельно боролся с Абеляром и его лжеучениями. Сам святой Бернард поддавался очарованию нового апостола, уста которого казались ему небесным источником и в пророческий дар которого он склонен был верить. Ещё сильнее было влияние Норберта на других современников, смело сопоставлявших его с клервоским аббатом. «Со времени апостолов, – говорит один из них, – не было более плодоносного апостолата».