- Нет, бабуль, вот скажи, ведь правда, он очень умный?

- Правда, правда, - посмеивалась бабушка. - Все дворняги такие: в сто раз умнее породистых...

В душе Мария Тихоновна тоже гордилась Бремом, тоже считала его и красивым, и умным.

- Он не дворняга, - возражала Наташа. - Его мать наполовину болонка...

Брем лежал у ее ног в классической собачьей позе - вытянув передние лапы, высоко и гордо держа голову, - лежал и слушал себе похвалы.

***

Наступила весна, и Мария Тихоновна наконец выздоровела. Купили плитку, чтобы не дышать газом, в доме снова запахло вкусным. Днем Мария Тихоновна, сидя на, табурете, чистила лук и картошку, а Брем лежал на солнечном горячем пятне и благодушно за ней наблюдал, сделав маленькие сонные глазки.

- Вот придет Наташа, и будем обедать, - говорила Мария Тихоновна, - а уж потом вы отправитесь погулять. А вечером, молодой человек, придется вам искупаться: ничего не поделаешь, братец, - весна, грязно на улице.

Брем слушал знакомый голос и щурился от удовольствия, от того, что в голосе том нет уже печали и слабости. Против купания он, в общем, не возражал, но любил принимать обиженный вид, когда Наташа мылила его шерстку, быстро и ловко окатывала теплой водой из душа, вытирала махровым полотенцем. Брем тогда вырывался и: на нее рычал, а вырвавшись, начинал крутиться на месте, гоняясь за пушистым после ;купания хвостом, давая понять, что недоволен.

В апреле Мария Тихоновна стала сама гулять с Бремом. Он шагал рядом с ней степенно и важно, аккуратно переступая лапками-бурочками; он и поводок не тянул, чтобы не утомлять Марию Тихоновну. Но все его понимание, весь ум и такт улетучивались мгновенно, как только он видел Шурку. Мария Тихоновна тут же выпускала поводок: все равно Брема было не удержать. Гена, если успевал, хватал Шурку на руки и высоко поднимал над землей.

Но он успевал не всегда: враги летели навстречу друг другу как одержимые, подлетали и схватывались в жарком сражении равных.

Однажды между Наташей и Геной состоялся диспут: отчего собаки враждуют? Наташа возвращалась из магазина и встретила Гену (последнее время что-то он без конца попадался навстречу). Худой, длинный, подкашливающий, он пошел рядом с ней, и они заспорили о собаках.

- - Что-то же они доказывают друг другу? - горячился Гена. - В чем-то друг друга они обвиняют?

Наташа задумалась. Наверное, доказывают, наверное, обвиняют, что-то между ними произошло, чего никто из людей не заметил или не понял. Иначе как объяснить их вражду?

Впрочем, Брем этой весной вообще стал сердитым и раздражительным. Временами на него нападала хандра, и тогда он забирался под книжный шкаф и сидел там часами, тоскливо поглядывая оттуда на мир. В такие дни он ничего не ел, только пил и пил воду, а потом прятался под шкаф, в выбранное им самим убежище. Он по-прежнему любил и Наташу, и Марию Тихоновну, справедливо считал себя полноправным членом семьи, но чего-то необходимого, без чего и жизнь не мила, у него все-таки не было.

И настал день, когда Брем не выдержал. Черная, как он, собака без поводка и без шлейки забежала на собачью площадку, покрутилась около Брема, а потом потрусила куда-то, лукаво и маняще на него оглядываясь. Брем, забыв обо всем на свете, бросился вслед за ней, и они побежали рядом.

- Брем, Брем! - отчаянно закричала Наташа, но он даже не оглянулся, не услышал ее, ничего он теперь не слышал.

Наташа попыталась догнать Брема, но не смогла.

Так он и убежал, так и пропал куда-то.

Целую неделю Наташа и бабушка ждали Брема: прислушивались к лаю на улице, приглядывались к пробегавшим мимо собакам. Мария Тихоновна даже ночью вставала, осторожно, чтобы не разбудить внучку, открывала дверь: ей все казалось, что Брем вернулся и не может войти в собственный дом. Через неделю она спрятала его мисочку, вздыхая, свернула подстилку, но выбросить не решилась: тогда бы они расстались с последней надеждой.

Часами они говорили о Бреме, вспоминали, как он болел вместе с хозяйкой, как, выкупанный, старательно вытирал о ковер мокрую шерстку, как жевал молодую весеннюю траву и радовался первому снегу. Обе неожиданно для себя привязались к Шурке, хотя он их не очень-то привечал, ворчал как на лучших друзей заклятого своего врага. А Гена говорил, что Шурка о Бреме тоже тоскует.

- Вот честное слово! Выходим - и он ищет, ищет его, я же вижу...

Летом Наташа уехала в лагерь для старшеклассников, бабушка - в санаторий, а осенью объявился Брем.

Мария Тихоновна возвращалась из магазина, и вдруг черный лохматый пес чуть не сбил ее с ног. Пес был крепким и сильным, он был совсем взрослым, но он визжал как щенок, прыгал выше и выше, еще выше, и по этим прыжкам, по этому визгу, еще не разглядев пса как следует, Мария Тихоновна узнала Брема. Она охнула и прижала руку к затрепетавшему сердцу.

- Брем, милый, вот Натка-то будет рада! Где же ты пропадал, разбойник?

Брем вилял хвостом, слушал знакомый голос и умильно смотрел на Марию Тихоновну. Успокоившись, он побежал как ни в чем не бывало к дому и сам повернул к их подъезду.

Наташа чуть не задушила Брема в объятиях. Уж как она купала, как ласкала, как кормила его - об этом и не расскажешь! Вечером она вышла с ним на прогулку, и радостный вопль разрезал вечернюю тишину: лихим аллюром, со всех четырех лап, к ним мчался Шурка. Брем ринулся навстречу - что тут началось! Взаимное соперничество вспыхнуло и разгорелось ярким огнем, будто псы и не расставались.

- Откуда ты, прелестное дитя? - мимоходом изумился Гена и стал привычно разнимать вредных зверюг.

***

И пошла-поехала старая жизнь. Наташа училась, Мария Тихоновна вела хозяйство, а Брем сторожил дом, чутко прислушиваясь к звукам на улице, отвечая рычанием на подозрительные шумы.

Он ходил с хозяевами в магазины и на прогулки, заводил знакомства, ссорился и мирился на собачьей площадке, а главное - сражался с Шуркой. Их драки давно всем надоели, каждую из сторон стыдили и уговаривали, никто не мог понять истоков бесконечной войны. Наконец все смирились и на врагов махнули рукой: пусть дерутся, раз уж им так хочется!

Весной прибежала откуда-то прошлогодняя подруга Брема и снова увела его за собой. На этот раз и бабушка, и Наташа, стараясь не волноваться, терпеливо ждали.