Мы можем говорить им какие угодно слова, кричать, плакать, биться головой о стену.

В лучшем случае они глянут на нас с любопытством. И пройдут мимо.

Но мы никогда не перестанем страдать от их равнодушия и непонимания. Потому что мы - другие.

Мне стало страшно. И Эрл, будто почувствовав это, стиснул мою руку. Мы по-прежнему ничем внешне не отличались от снующих вокруг парочек, но теперь мой взгляд с болезненной остротой выискивал все новые доказательства нашей обособленности, нашего несходства с ними.

Сидящие в одиночку на скамейках, прямо на земле. Иногда группами, но все равно в одиночку. Глаза, обращенные внутрь себя. О чем они думают? Этого никто не знает, и это никому не интересно, кроме них самих!

На дороге сидит девушка, видимо, ушибла или вывихнула ногу. Толпа обтекает ее, как река подводную корягу, спутник ее, видимо, ушел с другой, а она сама терпеливо ждет, когда ее подберет дежурный медицинский аэрокар. Когда-то это тоже показалось бы мне вполне естественным. А теперь я сразу же представила себя на ее месте.

Очень болит нога, Эрл ушел, безучастная толпа обтекает меня, как корягу.

Я невольно замедлила шаг. Эрл понял, почему, поморщился, но все же попытался перенести ее на траву, в сторону от толчеи.

Девушка отталкивала его, скулила, он пытался ей что-то втолковать, а я ждала, и толпа обтекала меня - оценивающие мужские взгляды, прикосновения каких-то горячих липких рук, все эти слоны, бегемоты, медведи, волки. Здоровые, сытью, мускулистые и... мертвые. Синее море. Розовый закат.

Я вспомнила, как Эрл однажды развел в лесу костер, как мы смотрели на изменчивое трепетное пламя, которое казалось живым именно из-за своей неопределенности, полутонов, многоликости, трепетности. Костер излучал тепло.

После этого свет искусственных ламп показался мне удручающе безжизненным и холодным. Они и мы. Наконец Эрл вернулся.

- Пустая затея. Она даже не понимает, чего я от нее хочу. Пусть валяется. Они не люди.

- Вспомни, мы были такими же.

- Ничего не хочу вспоминать. - Он поднял меня и понес кудато прочь от дороги. Эрл хотел, чтобы я тоже забыла, прижимая меня к себе исступленно и ревниво. Трава становилась все выше, расступалась с мягким шуршанием, гогот и крики постепенно стихли, потерявшись в сонном стрекоте кузнечиков.

Он бережно опустил меня на траву и с видимым облегчением содрал маску. Шепотом попросил:

- Хочу тебя видеть.

И хотя это было неосторожно, я тоже сняла маску. Его голодный взгляд набросился на мое лицо, в котором все больше проступали черты Ингрид Кейн.

Глаза в глаза. Эрл! Взлет вместе. Не может быть... Потом Я падаю. Одна.

Мы стосковались по лицам друг друга.

Эрл вытянулся на спине, разбросав руки, особенно худой и нескладный в своем маскарадном трико. Его голова у меня на коленях, глаза закрыты, он еще где-то там, со мной, сейчас для него весь мир - в прикосновении моих пальцев.

Как всегда, удивляюсь и завидую его цельности. Я думаю о нем и не о нем. О погибших в котловане, о девушке с вывихнутой ногой, об одиноких на обочине дороги - слепцах с обращенными внутрь глазами. Эрл познал одиночество.

Он прожил среди них четырнадцать лет и все эти годы, видимо, пытался с ними сблизиться. Потому что, став Человеком, уже не мог иначе.

Постойте. Взгляните. Поймите. Выслушайте. Взгляните хотя бы друг на друга... Они не умели и не хотели никого видеть, кроме себя. Живой среди мертвых, один.

На Земле-альфа это называли НЕНАВИСТЬЮ. Он должен испытывать к бетянам именно это чувство.

- Они не люди, Николь...

Но я всего год назад была одной из них. Я прожила жизнь одной из них.

И, изменившись, никогда не страдала от одиночества, потому что рядом был Эрл.

- Ты ненавидишь их?

Сама не знаю, спрашивала я или утверждала, Он глянул на меня будто откуда-то издалека, не понимая, потом покачал головой. Теперь нет. Теперь все равно...

"Теперь-ты", - хотел он сказать, но не сказал, потому что я и так знала.

Я держу твое лицо в ладонях. И это они тоже называли счастьем. В груди что-то нагревается, и я вся размякаю в этом тепле. С тобой я мягкая и слабая, но одновременно твердая и сильная. И той другое - я.

- Ты должна знать, - вдруг тихо сказал Эрл, покусывая травинку. Альфазин не кончился. Я сразу даже не сообразила, о чем речь.

- Альфазин?

- Я его сам создал.

- Ты?!

Мои пальцы замерли на его лице. Он вздохнул и сел.

- Ты должна знать. Все дело в троде. Видишь ли, в их атмосфере нет трода.

Он говорил быстро, глотая слова, будто опасаясь, что я ему помешаю наконец-то высказаться.

- Я все время искал причину. Почему они не похожи на нас? Почему я не могу понять их, как бы ни старался? Судя по всему, ключ к разгадке заключался в различии между двумя планетами, которое я должен был раскопать. Принялся за географию, геологию, изучил почву Земли-альфа, растительность, климат-все, как у нас. Кроме одного: в ее атмосфере не оказалось трода.

- Но это еще ничего не доказывает...

- Я тоже так считал, но все же попытался получить в лабораторных условиях воздух Земли-альфа. Это было непросто: чтобы искусственным путем удалить трод, получить для него реагент, пришлось потратить два года. И вот - альфазин.

Однако его было слишком мало, и производство обходилось мне слишком дорого, чтобы в ближайшем будущем... В общем, я выбрал другой путь. Предположим, что причина в троде. Предположим также, что в соединении с альфазином трод теряет свои свойства. Тогда стоит сделать себе инъекцию альфазина...

Любопытно. Опыты на животных разочаровали - никаких изменений в поведении. Я ввел себе дозу, достаточную, чтобы выработать в организме полный иммунитет к троду и его влиянию на психику, если он таковым обладает. Мне так не терпелось хоть на мгновение ощутить себя ТЕМ человеком, что я совсем не подумал о перспективе остаться им навсегда.

Нет, не думай, я никогда не жалел. Даже когда готов был к самоубийству. Опять стать одним из этих? Ни за что. Ты права: как я их ненавидел! Их непробиваемое спокойствие. Хорошо налаженные механизмы с двойной изоляцией. А если бы кому-то понадобилось... Их можно поодиночке уничтожить, превратить в рабов, заставить убивать друг друга. Я мог бы стать их господином, диктатором. Но я мечтал о другом. Заставить их страдать. Так же, как я. Как здорово было хоть ненадолго расшевеливать их альфазином!