Теперь, Барб, ты знаешь обо мне все самое лучшее и худшее. И может, теперь нам легче понять друг друга. Единственное, что омрачает мое безмерное счастье, — сознание вины. Мы стараемся скрывать наши отношения, но, думаю, кто на меня взглянет, поймет все сразу. У Сэма в лесу есть домик. Он называет его дачей, но там все отлично оборудовано и очень уютно. Как раз сейчас пишу тебе на даче, а сама прислушиваюсь, не раздастся ли шум машины на пыльной дорожке, и знаю, как запрыгает сердце от радости, когда услышу. Ты бы видела мой наряд: на мне его белая рубашка с подвернутыми рукавами, плечи свисают до локтей, но я уверена, что Сэм сочтет этот туалет весьма сексуальным. Я чуть-чуть надушилась, мои голые ноги розовеют от желания, и бегут мурашки по телу, ожидающему ласк. Видишь, сестренка, научилась писать тебе больше, чем решилась бы сказать с глазу на глаз. Но мне больше не с кем поделиться”.

Прочитав остальные письма и погасив свет, Станиэл мысленно вернулся к этому посланию. Подумал о Роджере, и вдруг ему стало отчаянно жаль, что он не знал Луэлл Лоример-Хансон. В письмах ее характер отражался настолько зрительно, ощутимо, что был уверен — она бы ему понравилась. Как все безнадежно и несправедливо.

Ночью ему снилась Луэлл. Сон был четкий, но похожий на кошмар, и он проснулся в поту. Луэлл находилась в большом стеклянном сосуде вроде лабораторных колб — нагая, погруженная в прозрачную жидкость, с разметавшимися золотистыми волосами. Поворачиваясь, тихонько касалась стенок сосуда, словно вода в нем была проточной. Потом вдруг раздался голос Дженни — с металлическим оттенком, как будто усиленный мегафоном:

— Ты опоздал, Пол. Всегда опаздываешь или приходишь слишком рано. Но тебя невозможно убедить. Никогда этого не было и не будет.

Он вышел на лестницу, чтобы отобрать мегафон, пока она всех не пере. полошила. Но очутился в странном помещении, где доктор Нил, подпрыгивая и надувая щеки, хлопотал над телом, распростертым на доске. Это была Барбара. Изо рта и носа ее хлынула вода. Нил золотыми ножничками разрезал на ней платье. Широко улыбаясь, он сказал Станиэлу:

— Приготовьте вторую посудину, приятель. Она хотела, чтобы помогали мне вы.

Сон вызвал необъяснимое чувство вины. Пол в темноте посидел на постели, выкурил сигарету, слушая ворчанье вентилятора, заглушавшее другие ночные звуки. Казалось, его комната плывет в каком-то странном экипаже, неуклонно устремившемся куда-то в ночь.

В номере джэксонвиллского отеля Джес Гейбл, вытирая с лица полотенцем льющийся пот, успокаивал себя, что сердце у него в порядке, он же проверялся у доктора. Не может ведь судьба подшутить над ним так жестоко: умереть, когда все подготовлено и до мечты рукой подать. Сколько еще он продержится? Временами его охватывал холод, озноб, опустошенность, и он в ужасе решал — это конец. А потом вдруг накатывала горячая волна победного торжества, и ему хотелось кричать, хохотать, сделать стойку на руках.

Хуже всего было, когда решение неожиданно отложили. Возможно, что-то заподозрили, но спрашивать он не решался. С ребятами из налогового управления нужна осторожность, тем более что договоренность с ними вроде бы достигнута. Стоит однажды утаить от них свой кусок или хотя бы дать повод усомниться, они тут же выгребали из-под курицы все золотые яйца, но оставляли ее в живых. Это означало, что готовы поладить с вами даже тогда, если вы сдаетесь и согласны дойти до суда. Но как только задумаете использовать связи, обмануть или не дай Бог решитесь намекнуть на взятку, они печально улыбались и убивали курицу, ощипав ее догола. Джес понимал, что дошел до предельной черты, и ему оставалось теперь только ждать.

Когда-то давно его сильно позабавил ответ Вилли Статона на вопрос, почему тот грабит банки: потому что там деньги. Джес теперь отчетливо сознавал, что его мотивы в точности те же. Угадал, где деньги, и приготовился взять улов. Будучи студентом факультета права, он подрабатывал в качестве бухгалтера-кассира. После своего третьего, весьма успешного процесса, где выступал адвокатом, он решил отказаться от судебной практики, выбрав бухгалтерский учет, попытавшись получить звание общественного ревизора по налоговой отчетности, и добился его без особых хлопот. И позже ни разу не пожалел. Налоговый чиновник, имеющий звание общественного ревизора по счетам, — птица редкая и ценная. Добившись успеха, он сохранил прежний скромный образ жизни, а побочные доходы шли на выплаты служащим, выполнявшим для него черную работу. Теперь у него своя контора на втором этаже здания Сэма Кимбера, и он оформляет половину коммерческих сделок в округе. Отыщите скрытую, но вполне законную уловку, благодаря которой клиент неожиданно сэкономит пятьсот долларов из налогов за год, и на любой вечеринке в клубе тот станет слагать гимны в честь Джеса Гейбла. И в результате складывается репутация: “Если у тебя затруднения, обратись к Джесу Гейблу”.

Такие рекомендации были вполне заслуженными. Свои контакты с парнями из налогового отдела он удерживал на уровне взаимовыгодного сотрудничества. Никогда ради клиентов не шел на обман, подделку цифр. В иное время, в другом месте Джес Гейбл мог бы стать проводником в джунглях, с такой же непревзойденной уверенностью отыскивая любую тайную тропу, обходя преграды, разбираясь во всех звериных следах, предчувствуя малейшее изменение погоды.

Он старательно, терпеливо лелеял надежду, копил деньги в ожидании подходящего случая. Жены и детей у него не было, никаких расточительных привычек не имел. Он слышал истории о том, как незаметные личности пускались в азартные игры, и им дьявольски везло, но у него не было такой склонности. Выбирая лишь абсолютно законные, солидные сделки, он за последние три года был вынужден, скрепя сердце, отказаться от нескольких выгодных дел. Но сейчас он имел полное право на благодарность Сэма Кимбера.

В некотором смысле это будет просто нарушением этики. Когда Сэм узнает всю правду — а этого не избежать, — он, наверно, придет в ярость, но если подумает, то поймет причину. Джес возьмет у него только кусочек, который все равно забрал бы кто-нибудь другой, и заодно поможет Сэму выбраться из каши скорее, чем он выкарабкивался бы без него.

Проще говоря, налоговая проблема Сэма состояла в том, что ему придется продать что-то из активов. А он, Джес, окажется под рукой, чтобы их подхватить. Нужно только подтолкнуть Сэма.

Если все пройдет удачно, Джес Гейбл станет обладателем очень кругленькой суммы, и его жизнь изменится. Ему уже сорок два, и он слишком долго ждал такого момента. Деньги достанутся ему законным путем. Дальнейшие его мечты, связанные с богатством, пока представлялись смутно и напоминали красочное рекламное приложение из журнала. Джес Гейбл на палубе собственной, построенной по заказу яхты подходит с рекордным уловом тунцов к пристани. Джес Гейбл за рулем своего роскошного белого “ягуара”. Джес Гейбл в Риме. И не совсем определенный, но обязательный образ Девушки мечты рядом — на палубе яхты, в машине, за столиком уличного кафе — веселая, улыбающаяся, влюбленная. До конца жизни станет шесть месяцев в году работать, а оставшиеся полгода развлекаться.

Порой мечты казались ему нереальными, невыполнимыми. Что он сейчас из себя представляет? Сорок два года, темные, редеющие волосы, обвислый живот, карие близорукие глаза за стеклами очков. Серая кожа лица, костюм из магазина готового платья; голос сиплый от двадцати ежедневных дешевых сигар, скверный желудок от многолетнего потребления мороженых продуктов, небрежно содержавшаяся квартира с легкомысленной служанкой, “шевроле” трехгодичной давности — и никаких увлечений. В последнее время его годовой доход составлял семьдесят тысяч, сорок уходили на текущие расходы, и после уплаты налогов оставалось пятнадцать — восемнадцать тысяч, которые он переводил в ценные бумаги. В субботу, примерно раз в месяц, он отправлялся в Тампу, под именем Роберта Уоррена снимал комнату в одном и том же отеле, набирал определенный номер, и ему присылали белокурую проститутку на одну ночь — чистенькую, достаточно привлекательную и умелую. Услуга, на которую может рассчитывать постоянный клиент, который хорошо платит, не доставляет никаких хлопот, не требует никакой экзотики. Иногда приходила несколько раз одна и та же блондинка, но он даже именем ее не интересовался. Это же не Девушка мечты. Просто обыкновенные, в меру глупые женщины, без конца болтавшие о своей дневной работе, детях в школе, о мужчинах, которые их бросают. Вначале, когда он еще привыкал пользоваться этим телефоном, ему присылали чересчур юную, словно раз и навсегда озябшую девушку или такую, что слишком много пила, а однажды появилась даже любительница-истеричка. После каждого такого случая он предъявлял претензии, так что в последние четыре года ему не приходилось жаловаться. Ранним утром в воскресенье он отсылал девушку прочь, потом до полудня отсыпался и, оплатив счет в отеле, уезжал домой.