А потом трактор стал. В нём что-то сломалось.

И вся радость куда-то делась.

Тракторист, сунув голову в мотор, долго копался в нём черными от солярки руками. Ромашки мотались на ветру. Они увёртывались от ветра и жёлтыми глазами разглядывали железную махину. Она изгрызла всю землю и стала, не дойдя до их корней лишь одного короткого, человеческого шага. И стоит тихо так близко, что можно трогать её листьями. А когда ветер запрокидывал ромашкам головы, их жёлтые глаза таращились на мальчишку. Мальчишка — круглолобый, нос картошечкой — сидел на месте водителя. Он вцепился в руль. Глаза его горели отвагой. Он энергично выдвигал губы вперёд, откидывался, весь изворачивался, словно брал крутой поворот.

Разве глупые желтоглазые ромашки могли понять, что он ведёт сейчас машину в атаку на сорняки — за землю, за хлеб, за хорошую советскую жизнь?

…А на самом деле трактор стоял тихий; зловредный куст осота тёрся колючими листьями о неподвижные ножи плуга.

Тракторист обтёр чёрные руки белой ветошью.

— Чёрта с два тут починишь, когда нет под руками запчастей! Пошли!..

Пышта сейчас же вспомнил, как Майка его отчитывает, если он забывает положить с вечера в ранец ручку или промокашку. И он сказал:

— Пышто надо было приго…

— А то я без тебя не знал, — оборвал его тракторист.

— А почему не…

— Слушай, помолчи-ка. Поедем в район, в Прудки, в контору «Техника». Понятно? Кстати, в магазин зайдём, купим тебе покрышку, надоела мне твоя голая башка, — холодно!

— А на чём поедем, раз он сломался?

— На палочке верхом.

Но, оказывается, они поехали на велосипеде, который лежал на крыше полового вагончика. Тракторист положил под Пышту сложенную телогрейку. Ноги приходилось держать на отлёте, чтоб не мешали колесу вертеться. Они цеплялись за все ветки в лесу. И ещё очень трясло на корнях.

— Ничего, не помрёшь, — утешил тракторист. — Скоро доедем.

И правда, скоро доехали. И прежде всего зашли в двухэтажный магазин, купили Пыште синий берет.

— А давайте купим для Анюты прыгалку! — сказал Пышта.

И они купили прыгалку. Пышта сунул её себе в карман.

А сейчас их велосипед стоит, притулившись к стене конторы «Техника», а тракторист и Пышта в новом берете сидят на лавочке и ждут. Контора заперта. Тракторист в сотый раз глядит на часы.

— Только время зря теряешь, — сердится он. — Были бы запчасти, сам бы отремонтировал!..

— А где запчасти? — спрашивает Пышта.

— Так вот загодя «Техника» не дала. Колхозов много, машин много, запчастей не хватает. Такие порядки…

Пышта думает: «Это не порядки, а беспорядки».

— А у нас в классе, — говорит Пышта, — когда мы в кино идём, так заранее списки пишем, кому одни билет нужен, кому два. И деньги собираем. И всем до одного хватает билетов.

Тракторист молчит.

— А нельзя, что ли, все тракторы во всей стране сосчитать и для всех сделать по плану эти запчасти?

— Можно, — ответил тракторист. — Давай вырастай, выберем тебя Министром Всех Машин.

Не поймёшь, шутит он или всерьёз.

Проехал автобус — туда и обратно. Прошли школьники, стайка девочек, — косички, разглаженные красные галстуки, и банты, и фартучки. Затопали, засвистели, пронеслись табуном мальчики — серые костюмы, из-под фуражек уши торчком, галстуки как сосульки.

Девочки увидали Пышту, хихикнули:

— Помощник киномеханика, гражданин Задом Наперёд!

— Что они сказали? — удивился тракторист.

— Сам не знаю, — схитрил Пышта. Ему сразу надоело тут сидеть. — А если закрыто, почему мы с вами к вам домой не пойдём?

Непейвода затянулся папиросой, щёки запали тёмными ямами.

— Никто меня там не ждёт, — ответил он хмуро.

Наверно, Анюта ещё в школе, а её мама на работе.

— Торчишь тут, как чурка… — проворчал тракторист.

— Какая… — начал было Пышта, но у тракториста лопнуло терпение:

— Слушай, сколько в тебе ещё этих вопросов сидит, а? Ну чурка, чурка, деревянная, неживая! Понятно? А у человека есть голова — думать, руки — работать, а ему, как чурке безрукой и безмозглой, — жди, торчи! Хуже нет на свете ничегонеделанья!

— А зачем мы сидим, как чурки?

— Ах ты! Не видишь, закрыто? Грамотный? Читай!

— А я уж сто раз читал: «Открыто с 10 часов». А пусть они открывают раньше, пышто у нас может что-нибудь сломаться даже в восемь!

— И в шесть может. Каждому ребёнку ясно: летом колхозы начинают работу рано, значит, и «Техника» и все должны начинать рано, кому народный хлеб дорог… — Он с досадой бросил окурок и придавил его ногой.

— А этой «Технике» не дорог? — спросил Пышта.

— Отвяжись! — простонал тракторист. — Порядок у них такой.

— Он не порядок, пышто он беспорядок, — сказал Пышта.

Тракторист поднялся:

— Голова от тебя вспухла, вот что. Пойдём сходим пока на нефтебазу насчёт подвозки горючего…

Прошли мимо низеньких аккуратных домов, — на окнах за стёклами красная герань в цвету. Уж лучше бы Фёдор такую герань Майке подарил, а не сорняки… Прошли мимо длинного дома; на длинной крыше, наверно, сто антенн, целый лес.

— Живут, как в лесу, некультурно… — проворчал тракторист. — Просверлили всю крышу дырками. Каждому ребёнку понятно — нужно ставить общую, коллективную антенну.

— Мне понятно, — согласился Пышта, — пышто я…

— Знаю, знаю, — прервал тракторист, — тебе всё понятно. Тебе только одно непонятно: что можно когда-нибудь и помолчать…

Прошли мимо четырёхэтажной школы. В школьном дворе было тихо: у кого были уроки — были на уроках, а у кого кончились — те ушли.

«Вы, как миленькие, сидите в классе, а я хожу по улице!» — мысленно хвастался Пышта. И вдруг ему тоже захотелось, как миленькому, сидеть на парте и поднимать руку, если выучил урок. И ещё захотелось — не как миленькому — покрутить под партой катушку, чтоб по нитке приползла с задней парты от Бунчикова в спичечном коробке марка для обмена. А можно даже засунуть в коробок живого кузнечика. И ещё захотелось Пыште рассказать своим ребятам, что он теперь помощник тракториста…

Прошли школу, завернули за угол. Вот она, нефтебаза, позади всех домов, на краю поля. Во дворе на подставках лежат огромные бочки, похожие на спящих слонов, шланги свисают как хоботы. И некоторые совсем по-слоновьи закручены петелькой. Дорога утыкается прямо в ворота. На воротах надпись:

«Открыто с 12 часов». И — замок.

Тракторист сказал: «Эх!» — и они пошли обратно.

И когда опять проходили мимо школы, Пыште захотелось даже вызваться самому отвечать по арифметике и чтоб Аглая Васильевна сказала: «Молодец! Пять с плюсом!»

В таких приятных мыслях он поотстал от тракториста. Вдруг из крайнего окна, не из широкого, за какими находятся классы, а из узенького, закрашенного белой непрозрачной краской, вынырнула ушастая физиономия и заорала Пыште:

— Эй, ты, выручай! Пятнадцать собак прибавить тринадцать сёл!

— Двадцать восемь! — без запинки подсказал Пышта.

— А кто сложил, тот осёл! — получил он вместо благодарности, и ушастая физиономия скрылась.

А возмущённый Пышта схватил камень и запустил вслед обидчику.

Звон, гром, шум, топот. Не успел Пышта удрать, как его крепко схватили два мальчика с красными повязками на рукавах.

— А-а!.. — заорал Пышта, вырываясь. — Мне некогда! У меня трактор стоит! Мне пахать надо!..

Подошли ещё мальчики и девочки. На шум вернулся тракторист.

— Пышто он ослом обзывается! Сам он осёл! — кричал Пышта.

— Мало ли ослов на свете, во всех камнями кидать — окон не хватит, — сказал тракторист. — Сам про порядки всё утро рассказывал, а сам беспорядки наводишь? Что вы с ним собираетесь делать? — спросил он у ребят.

— Мы пионерский пост, — сказали ребята. — Мы отведём его к директору.

— А директора нет, — сказал кто-то.