Козлов глядел с завистью:

— Слушай, а? Дай, а?

— Отойди! Не тебе присудили чистить, а мне!

Они с Анютой перешли в третий «Б». Сюда к ним заглянули третьеклассницы.

— А можно и нам попробовать? — с уважением спросили они, как будто не они учились в третьем классе, а Пышта.

Он дал им по кусочку наждачной бумаги — так и быть, научил, как крутить её.

— «Надраивать» — по-флотски называется, — объяснил он.

Когда они вчетвером надраивали четвёртый «Б», пришли все судьи.

— Ух ты, какая красотища! — сказала судья с чёлкой. — Дай нам наждачку, мы тоже попробуем!

Теперь каждому новому «петушку» радовались всемером. А потом подошли ещё ребята, и скоро уже ручек в десяти классах не хватило, все сверкали и переливались. И под водительством Пышты все пошли в спортивный зал, где, кроме окон, были ещё металлические поручни, кольца и брусья.

Только и слышалось:

— Пышта! Погляди! Пышта, так?..

А Козлов тащился за всеми и канючил:

— Э-эй, присудите меня к этому самому!

Очень удивился тракторист, когда вернулся:

— Так много виноватых?

— Нет! — дружно закричали ему. — У нас только один был виноватый, но он уже оправданный! За хорошую работу!

— А как со стеклом? — спросил тракторист. — Может, помочь?

— Нет, спасибо, — ответили ребята. — У нас в шестых классах есть бригада ремонтников. Они уже вставили и мелом закрасили.

Тракторист увидал Козлова, который стоял, подпирал стенку.

— Понимаю, — серьёзно сказал тракторист. — Они тебя присудили к самому страшному наказанию. К ничегонеделанью.

Ребята зашептались.

— Да, — кивнула судья с косой. — Мы его как раз к этому и присудили.

— Бедный, бедный! — пожалел тракторист. — Неужели нельзя хоть немного облегчить ему наказание?

У бездельника Козлова уши стали багряными. Все свои двенадцать лет он больше всего на свете любил ничего не делать. Вдруг оказалось, что ничегонеделанье — самое тяжёлое наказание. И ужасная обида выжала из его глаз горючие слёзы.

— Суд, а суд! — сказал тогда Пышта. — Он, что ли, разбил окно? Не он! Можно, я дам ему кусок наждака, а?

— Пусть уж даст! — попросила Анюта.

— Ладно, дай, — согласились судьи.

В вестибюле, прощаясь, Анюта встала на цыпочки и поцеловала тракториста. А Пыште подала руку, как знакомая знакомому.

— Приезжай к нам, дочка, — сказал тракторист.

Анюта потупилась.

И Пышта вспомнил Зелёного змея.

Когда они вышли на улицу, Пышта долго ещё оборачивался на школу. Из того узенького окна, где уже было вставлено новое непрозрачное стекло, высунулся Козлов, помахал наждачной бумагой, — наверно, хвастался, что нашёл ещё помещение, где много дверных ручек.

— Эй! — крикнул он Пыште. — Сколько получится — пять слов и восемь ослов?

— Один Козлов! — ответил Пышта.

— А в нос хочешь? — совсем уже мирно крикнул Козлов и захохотал.

— Не-а! — ответил Пышта, и они с трактористом ушли.

А прыгалку Анюте забыли отдать.

Тракторист вышел из конторы «Техника» вместе с заведующим. Стоя на крыльце, заведующий разводил руками:

— Вас много, а я один. И рад бы всем помочь, да не осталось ни одной. Как нам их отгрузили, так все и расхватали.

Тракторист сердился:

— Потому и расхватали, что в другой раз у тебя не надеются найти. Всегда полки пустые. А должно как быть? Вышла из строя деталь, я заехал, сменил на новую и опять работаю. На то ты и «Техника», а не шарашкина контора!

— Не агитируй, — ответил заведующий. — Я сам грамотный!

Дверь за ним захлопнулась. Теперь на ней было написано: «Открыто».

Тракторист сказал этой двери:

— Плохо ты грамотный.

Он был очень расстроен. Даже не заметил, что Пышта дёргает его за руку. Даже не заметил, что на ступеньке сидит моется кошка, и наступил ей на хвост. Когда уж она заорала дурным голосом и стала бить его лапой, тогда он приподнял ногу и кошка умчалась.

— Черт ее сюда принёс… — сказал тракторист.

А кошка, наверно, думала про него то же самое.

— Вас какой-то дяденька дожидается, — сказал Пышта.

Толстошеий человек — из-под шляпы топырятся согнутые уши — протянул трактористу руку.

— Зря нервы портишь, Непейвода, — сказал он вместо «здравствуй». — Я хорошего человека всегда выручу, найдётся у меня, что надо.

— Выручи! — взмолился тракторист. — У меня работа стоит. Земля не может ждать, сам понимаешь. А я тебе тоже чем-нибудь помогу.

— Сочтёмся, — ответил толстошеий. — Зайдём ко мне в дом…

В прихожей толстошеий снял шляпу, уши распрямились. Тракторист осторожно положил замасленную кепку у зеркала на столик. Долго вытирали ноги. Прихожая сияла чистотой, а уж комната!.. Никогда Пышта не видал такого убранства. Телевизор на салфеточке. Приёмник под салфеточкой. Ваза на салфеточке. Графин под салфеточкой. Статуя «В бой за власть Советов» на салфеточке. Пышта сел на диван — над головой салфеточка.

— Будьте знакомы! — сказал толстошеий. — Моя законная жена. Супруга!

Жена, которую звали Супругой, сказала, что ей очень приятно познакомиться. Толстошеий наполнил из графина две рюмки. Пышта посмотрел внимательно: прозрачно, видно насквозь. Но Пышту теперь не проведёшь.

— По маленькой, — сказал хозяин.

Пышта заволновался.

— Мальчик, — сказала Супруга, — не ёрзай, не порти заграничную софу!

Оказывается, он сидит не на диване, а на какой-то софе?

— В рабочее время не потребляю. — Тракторист отодвинул рюмку.

Хозяин пододвинул её обратно.

— Чтоб я, Шнырин, без заправочки гостя отпустил? — сказал он. — Как не выпить за дружбу? И фамилия у тебя подходящая: Непейвода! Не пей, мол, воды, а пей вино! — Он захохотал, и толстая шея его покраснела.

«Не сдавайся, не сдавайся!» — думал Пышта.

— Фамилия тут ни при чём, — ответил тракторист.

— Мальчик, говорю — не ёрзай! Чехол сполз. Пыль же! А за неё двести рублей плачено!

— За пыль? — удивился Пышта.

— За софу! — строго объяснила Супруга. — Иди, мальчик, пересядь на стуло и скушай вон тот румяненький яблок.

Средний род в классе прошли уже давно. Но никогда ещё Пышта не встречал стульев среднего рода и яблок мужского рода. И он осмотрел стул, перед тем как сесть, и яблоко, перед тем как съесть. Обыкновенные!

И вдруг увидел, что рука тракториста лежит близко от рюмки.

— Дяденька Непейвода! Пойдёмте! Пышто нам пора! — запросился домой Пышта.

— Ему скучно! Выйди, мальчик, погуляй. У нас садик хорошенький. — Супруга уважительно поправила чехол на софе.

— И ты хозяйством займись, у нас тут свои дела, — приказал Шнырин.

Супруга через кухню выпустила Пышту в садик. И что тут хорошего? Ступить некуда. Между голых яблонь чернеют листья на клубничных грядках. Колючие кусты смородины сидят в клетках. За проволочной сеткой сарай. Там сквозь лаз в заборе ходят куры — на улицу и обратно, и у каждой на спине синяя клякса. Всем видно: я курица шныринская.

Людям ходить можно по одной дорожке, к калитке. На ней замок.

«Что я — в плену? Возьму да перелезу!» — решил Пышта. И полез. А поверх калитки и по всему забору, как жирные чёрные слепни, сидели железные колючки. И он порвал штаны.

— Куда полез, озорник! — крикнула из курятника высокая старуха. — Заявился незваный гость, так сиди смирно. Водит тут всяких…

— Кто? — насупившись, спросил Пышта.

— «Кто, кто»! Известно, зятёк водит. А потом ложек недосчитаешься, а они серебряные! — Сквозь проволочную сетку старуха не спускала с Пышты глаз. А куры у её ног толкались, лезли друг на дружку, клевали зерно.

Где-то Пышта уже видал эту длинную, как цапля, старуху? Ну и ладно, видал, не видал… Больно нужны её ложки! Он разозлился и пошёл в дом.

В кухне, свесив к полу соломенные кудельки волос, Супруга собирала рассыпанные спички. Поднимет одну, наклонится за другой. Поднимет другую, наклонится за третьей…