Читающий послание к Римлянам, начиная с гл. XII, испытывает некоторое удивление. Павел тут как будто оставляет свое обычное правило: "каждому свое поле". Странно, что он дает авторитетные советы церкви, не им основанной, он, который так горячо возмущается дерзостью тех, кто стремится строить на фундаменте, не ими установленном. В конце XIV главы начинаются еще большие странности. Некоторые рукописи, которыми руководствуется Грисбах, после Св. Иоанна Златоуста, Феодорета, Феофилакта, Экумения, помещают здесь окончание XVI главы (стихи 25 - 27). Codex Alexandrinus и некоторые другие повторяют это окончание дважды, раз в конце гл. XIV и вторично в конце гл. XVI.

Стихи 1 - 13 гл. XV снова возбуждают в нас удивление. Эти стихи слабо повторяют и резюмируют предыдущее. Представляется маловероятным, чтобы они были помещены первоначально в том же послании, что и предшествующие. Павел часто повторяется, говоря о каком-нибудь предмете, но никогда не возвращается к предмету, чтобы резюмировать и ослабить его. Прибавим, что стихи 1 - 13, по-видимому, обращены к иудео-христианам. Апостол Павел делает в них уступки еврейским мнениям. Что может быть страннее ст. 8, где Христос называется diaхovoc пeрitounc? Можно подумать, что мы имеем тут свод гл. XII, XIII, XIV, сделанный для иудео-христианских читателей, которым Павел непременно хочет доказать, что принятие язычников не исключает преимуществ Израиля и что Христос исполнил древние обетования.

Место XV, 14 - 33, очевидно, обращено к Римской церкви и исключительно к ней. Павел выражается тут сдержанно, как и следует писать церкви, никогда им не виденной, которая, к тому же, будучи по преимуществу иудео-христианской, не состояла непосредственно в его ведении. В гл. XII, XIII, XIV тон более твердый; апостол говорит в них с мягкой властностью; он употребляет глагол пaрakaлw, оттенок которого, конечно, очень спорен, но который он всегда ставит, говоря со своими учениками.

Ст. 33 вполне заканчивает послание к Римлянам, сообразно обычаю заключений у апостола Павла. Стихи 1 и 2 гл. XVI можно было бы еще признать постскриптумом к посл. к Римлянам; но то, что идет, начиная с 3 ст., возбуждает серьезное недоумение: Павел как будто и не закончил письма словом аминь и начинает перечислять поклоны 26 лицам, не говоря уже о пяти церквах и группах. Во-первых, Павел никогда не помещает приветов, как тут, после благословения и слова аминь. Сверх того, мы имеем тут не обыкновенные приветы, которые можно послать людям, никогда вами не виденным. Павел, очевидно, был в близких отношениях с теми, кому он шлет привет. Каждое из этих лиц имеет свою особую черту: тот работал с ним; другие были с ним вместе заключены в тюрьме; третья заменяла ему мать (очевидно, ходила за ним во время какой-нибудь болезни; он знает время уверования каждого; все они его друзья, сотрудники, все ему дороги. He ocoбенно естественно, что у него оказывается столько связей с церковью, где он никогда не бывал, не принадлежащей к его школе, с церковью иудео-христианской, где его взгляды запрещают ему работать. Он знает не только имена всех христиан церкви, к которой обращается, но, сверх того, и хозяев тех из них, которые принадлежат к рабскому состоянию, Аристобула, Нарцисса; каким образом он так уверенно·называет эти два дома, если они в Риме, где он никогда не был? Когда Павел пишет церквам, им самим основанным, он посылает привет лишь двум или трем лицам; отчего тут, в письме к церкви, которую он ни разу даже не посещал, он приветствует так много братьев и сестер? Если мы рассмотрим подробно имена лиц, которым он посылает поклоны, мы еще яснее увидим, что этот список приветов и не думал быть обращенным к Римской церкви. Мы не находим там ни одного из тех людей, которые, как мы знаем, входили в Римскую церковь, и наоборот, встречаем имена нескольких лиц, наверное, не бывших ее членами. Сперва мы находим (ст. 3 - 4) Аквилу и Присциллу. По всеобщему признанию, между составлением I послания к Коринфянам и посл. к Римлянам прошло не более нескольких месяцев. Между тем, когда Павел писал I послание к Коринфянам, Аквила и Присцилла находились в Эфесе. Могут возразить, что за это время эта апостольская чета могла отправиться в Рим. Это было бы очень странным. Аквила и Присцилла ушли однажды из Рима, изгнанные эдиктом; после этого мы находим их в Коринфе, потом в Эфесе; приводить их обратно в Рим, не предполагая отмененным приговора об их изгнании, чуть ли не на следующий день после того, как Павел простился с ними в Эфесе, значило бы приписывать им чересчур уж кочевую жизнь; это противоречит всякой вероятности. Прибавим, что автор подложного II послания Павла к Тимофею предполагает, что Аквила и Присцилла находятся в Эфесе, из чего мы заключаем, что, по преданию, они тогда были в этом именно городе. Малый римский Мартиролог (сборник рассказов о мучениках, источник позднейших рассказов), упоминает, под 8 июля, In Asia Minori, Aquilae et Priscillae, uxoris eius. Это не все. В ст. 5 Павел приветствует Эпенета, "Начатка Азии для Христа". Что же это? Вся Эфесская церковь собралась в Риме? Следующий затем список имен также больше подходит к Эфесу, нежели к Риму. Конечно, первоначально Римская церковь была по языку преимущественно греческой. Среди рабов и вольноотпущенников, из которых христианство вербовало себе адептов, греческие имена, даже в Риме, были не редкостью. Однако, о. Гаруччи, изучая еврейские надписи в Риме, нашел, что количество латинских собственных имен было вдвое больше греческих. А здесь из 24 имен - греческих 16, латинских 7, одно еврейское, так что греческих почти вдвое больше, чем латинских. Имена господ Аристобула и Нарцисса - тоже греческие.

Следовательно, стихи Римл. XVI, 3 - 16 не были обращены к Римской церкви, а скорее к церкви Эфесской. Стихи 17 - 20 тоже не могли быть обращены к Римлянам. Апостол Павел употребляет в них слово, которым он обыкновенно отдает приказания своим ученикам (пaрakaлw); он чрезвычайно резко говорит о расколе, посеянном его противниками; чувствуется, что он здесь говорит по-домашнему; ему известно состояние церкви, к которой он обращается; он гордится ее доброй славой: он радуется ей, как учитель ученикам своим (eф' vuiv хaiрw). Стихи эти не имеют смысла, если предположить, что апостол обращается с ними к чужой для него церкви; из каждого слова ясно, что он проповедовал тем, кому пишет, и что к ним обращались его враги. Стихи эти могли быть обращены лишь к Коринфянам или к Эфесянам. Послание, в конце которого они помещены, было написано из Коринфа; стало быть, эти стихи, составляющие заключение какого-то послания, были написаны к Эфесянам. А так как мы показали, что ст. 3 - 16 также обращены к Эфесянам, то таким образом у нас образуется длинный отрывок (XVI, 3 - 20), который, должно быть, представляет часть какого-то послания к Эфесянам. В таком случае становится естественнее присоединить к этим ст. 3 - 20 и стихи 1 - 2 той же главы, которые можно было бы принять за постскриптум после заключительного аминь, но которые удобнее отнести к последующему. Путешествие Фивы также становится в таком случае более правдоподобным. Наконец, советы XVI, 2, написанные в довольно повелительном тоне, и причина, которою обосновывает их Павел, скорее понятны для нас, если они обращены к Эфесянам, которые так много были обязаны апостолу, чем если они обращены к Римлянам, которые ничем ему обязаны не были.

Стихи 21 - 24 гл. XVI не более предыдущего могли входить в послание к Римлянам. С какой стати все эти люди, никогда в Риме не бывавшие и никому из Римских верных неизвестные, стали бы кланяться римлянам? Чем могли быть для римской церкви эти неизвестные ей имена? Очень важно заметить, что все это имена Македонян или людей, которые могли знать Македонские церкви. Ст. 24 есть заключение послания. Стало быть, стихи 21 - 24 могли быть окончанием послания к Фессалоникийцам. Стихи 25 - 27 дают нам снова заключение, не имеющее ничего местного, которое, как мы уже говорили, находится в некоторых рукописях в конце гл. XIV. В других рукописях, в частности, в Boernerianus и в Augiensis (часть греческая), этого заключения нет. Несомненно, этот отрывок не входил ни в послание к Римлянам, кончающееся ст. XV, 33, ни в послание к Эфесянам, кончающееся ст. XVI, 20, ни в послание к Македонским церквам, кончающееся ст. XVI, 24. Итак, мы приходим к странному выводу, что в послании целых четыре заключения, а в Codex Alexandrinus даже пять. Это противоречит всем обычаям Павла и даже здравому смыслу. Стало быть, здесь какое-то недоразумение, происходящее из-за какой-то особенной случайности. Следует ли, подобно Марциону и Бауру, объявить последние две главы послания к Римлянам подложными? Удивительно, как это такой искусный критик, как Баур, удовольствовался таким грубым решением вопроса. Зачем было бы подделывателю выдумывать такие незначительные подробности? С чего он стал бы прибавлять к священному произведению список собственных имен? У авторов апокрифов I и II века почти у всех была догматическая цель; интерполяция апостольских трудов производилась ради установления известного учения или дисциплины. Мы думаем, что в состоянии предложить более удовлетворительную гипотезу, чем Баур. По нашему мнению, так называемое послание к Римлянам 1) не все целиком было обращено к Римлянам, 2) было обращено не исключительно к Римлянам.