Она хотела сбежать, и Уго не мог винить ее в этом. Всякий раз, когда он смотрел на нее, воздух словно пронизывали сексуальные токи. Он ощущал кончиками пальцев шелковистость ее кожи и с огромным трудом подавлял желание поцеловать ее.

Сегодня он предстал перед ней в наихудшем свете, и, тем не менее, она сидит здесь и смотрит на него голодным взглядом. Почему так? – спрашивал он себя. Сэнди надела его кольцо и готова выйти за него замуж, в то время как должна понимать, что все его доводы в пользу этого брака – блеф и что она обладает средствами, позволяющими отказаться от него, если ей того захочется.

Она делает это ради сына? Сына, который даже в глаза не видел своего отца? И где гарантия, что ему понравится то, что он увидит? Что тогда? Как в этом случае поступит Сэнди?

Убрав пальцы, он отвел взгляд и услышал легкий прерывистый вздох Сэнди. Водитель открыл перед ней дверцу. Она вышла из машины и поспешила по дорожке к дому. Достав ключ, она вставила его в замок. Черный костюм подчеркивал изящество худенькой фигуры, бледно-золотистые волосы рассыпались по плечами. У Уго сжалось сердце. Это был страх. Стиснув зубы, он постарался загнать его обратно.

Дождь кончился, но воздух был холодный и влажный. Выйдя из машины, Уго почувствовал, как его сразу пробрало до костей, и вдруг ужасно захотел оказаться дома, в теплой Италии.

Но сначала нужно познакомиться с сыном. Его сердце опять сжалось, и, поморщившись, он повернулся, чтобы отпустить водителя. Затем Уго снова посмотрел на дом, в котором уже исчезла Сэнди. Машина отъехала, и он зашагал по дорожке. Когда он вошел внутрь, ему показалось, что дом пришел в движение, как пробуждающееся от сна животное, которое почуяло опасность.

Опасность для кого? Для Сэнди или для его сына? Может быть, это дух Эдварда Медфорда наблюдает из темного угла за вторгшимся в его владения чужаком, чтобы понять, достойный ли это преемник? Уго одернул себя. Обычно он не был подвержен подобному иррациональному бреду.

Из гостиной донесся шорох, и Уго направился туда. Сэнди стояла на коленях перед камином, разжигая поленья, аккуратно уложенные на решетке. Пламя вспыхнуло, и Сэнди, встав, задвигалась по комнате, включая тусклые старинные настольные лампы, поправляя подушки в вылинявших чехлах.

– Чувствуй себя как дома, – сказала она. – Мне нужно переодеться, до того как… Дрова сухие, горят хорошо, и я включила центральное отопление, так что дом прогреется довольно быстро.

Как мужчина, который, входя в любой из своих многочисленных домов, не думает о том, холодно там или тепло – и отчего это бывает, – он ошеломленно наблюдал за хлопочущей Сэнди. Она вышла в холл. Он услышал ее легкие шаги, поднимающиеся по лестнице. Где-то открылась и закрылась дверь. Несколько минут спустя напольные часы пробили половину. Он инстинктивно задрал белоснежную манжету рубашки, чтобы свериться со своим швейцарским произведением часового искусства, и с раздражением заметил, что ископаемое в деревянном ящике точно почти до секунды.

Три тридцать, отметила про себя Сэнди. Оставалось всего десять минут до прихода Джимми из школы, и она старалась не думать о том, что будет, когда она сменит черный костюм на джинсы и голубой свитер, причешет волосы, стараясь не смотреть в зеркало, чтобы не вспоминать о…

Ее словно обожгло изнутри. Затаив дыхание, Сэнди смотрела на старомодные розочки на обоях, в то время как в голове мелькали картины происшедшего за последние несколько часов, что отнюдь не улучшало ее состояния.

О, она вела себя как настоящая распутница! Что он должен был подумать о ней?

Он – Уго Паоло Бартоломео Ферри, представитель старинного венецианского рода. Сэнди мысленно произнесла его полное имя и немедленно представила себе обнаженного Уго. Большого, смуглого, мускулистого, с завитками темных волос, покрывающих торс и спускающихся книзу, туда, где…

Нет! Она с трудом, заставила себя прогнать этот образ. Чувствуя, как горят щеки, Сэнди надела легкие домашние туфли и попыталась сосредоточиться на том, что предстоит, а не на том, что было.

Услышав звук работающего на малых оборотах мотора школьного автобуса, она поспешила спуститься по лестнице в холл. Хлопнула дверца. Детский голос крикнул: «Пока!», и Сэнди застыла в предвкушении того, что должно сейчас произойти.

Она никогда не запирала дверь перед приходом Джимми. Первым влетел портфель, приземлившийся на лакированном деревянном полу, за ним последовал мальчик. Его галстук, как всегда, сбился набок, воротник рубашки был задран кверху.

– Привет! – воскликнул он, закрывая за собой дверь.

– И тебе привет, – сказала Сэнди и, чувствуя, как сердце проваливается в пустоту, подошла к сыну. – Как прошел день?

– Мы рисовали рождественские открытки, – сказал он, когда Сэнди присела перед ним на корточки. – Миссис Эпплби сказала, что она их размножит и мы сможем послать их своим друзьям.

– Что ж, хорошая идея. – Сэнди улыбнулась, или, точнее, попыталась это сделать, одновременно оправляя на нем рубашку и приглаживая встрепанные волосы.

– Зачем ты это делаешь? – нахмурился Джимми. – Я ведь сейчас переоденусь.

– У меня для тебя сюрприз, – сообщила она, чувствуя, что ее напряжение достигло предела. Интересно, о чем сейчас думает Уго? Что он делает?

– Сюрприз? – переспросил Джимми.

– Да. – Она улыбнулась и, выпрямившись, взяла сына за руку. – Чудесный сюрприз. Пойдем посмотрим.

С этими словами она повела его в гостиную и с бешено колотящимся сердцем остановила на пороге. Сэнди заметила, что Джимми поднял взгляд, почувствовала, как он замер, увидела неподвижное чеканное лицо Уго. Тот стоял посреди комнаты, там, где она оставила его, уходя, а за его спиной в камине полыхало пламя. Она инстинктивно обхватила сына руками и ощутила, как быстро забилось его сердечко.

– У-Угог это Джимми, – запнувшись, представила она. – Джимми, – ласково обратилась Сэнди к сыну, – это…

– Мой папа, – закончил за нее мальчик. Никто не мог ожидать, что он скажет это.

Сэнди даже не знала, известно ли ему, как выглядит отец. Уго же просто казался оглушенным.