— Да за что же? — Ей очень не хотелось впутываться в их отношения.

— За его манеры. Иногда он беспокоит меня. Мне нередко кажется, что он стремится к соперничеству.

— Полагаю, это не так уж необычно. Когда и отец, и сын — сильные личности, это не может время от времени не приводить к столкновениям.

— Брод пошел в моего отца. Тот был агрессивен по природе.

— Но при этом все считали его великим человеком, не так ли? — тихо сказала Ребекка, просто чтобы показать, что много читала о сэре Эндрю Кинроссе.

— Знаете, иногда у меня такое чувство, будто я знал вас всю жизнь, — заявил Стюарт Кинросс, кладя руку ей на плечо и заглядывая в глаза.

А в это время на другом конце поля Брод, стоя в кругу восхищенных друзей, тревожно наблюдал за Стюартом и Ребеккой. Они кажутся отцом и дочерью, думал он с холодным гневом. Ее голова с густыми блестящими волосами находилась примерно на уровне груди отца, лицо было приподнято. Тоненькая, изящная фигурка казалась бы мальчишеской, если бы не холмики грудей. Рука отца лежала на ее плече. Он пристально смотрел ей в глаза.

Боже, это совершенно невозможно, но именно это и происходит. Отец влюбился! Эта мысль потрясла Брода до глубины души. Он резко отвернулся, обрадованный тем, что подошел Райф и протянул ему банку холодного пива.

Ребекка стояла перед зеркалом и по очереди прикладывала к себе то одно платье, розовое, как цветок лотоса, то другое — из темно-зеленого шифона с отделкой из стекляруса. Оба платья были очень дорогие, на тоненьких бретельках и длиной чуть ниже колен, в стиле тридцатых годов. Платья ей нравились и шли к ее миниатюрной фигурке. Фи сообщила ей заранее, что их гости любят одеваться по моде, и сейчас Ребекка изучала свое отражение, чтобы решить, какое из платьев смотрится на ней лучше. Она была рада, что, по совету Фи, взяла их с собой.

— Стюарт любит устраивать приемы, когда представляется такая возможность, — сказала она Ребекке.

И этот матч… Все ради нее. Еще недели две назад все это доставило бы Ребекке массу удовольствия. Но то, что Стюарт Кинросс вдруг увлекся ею, вызывало немало опасений. И не последнее из них — отношение к этому Бродерика Кинросса.

Хорошо зная своего отца, он сразу догадался об истинном характере интереса Стюарта. И Ребекка была готова биться об заклад, что Бродерик считает, будто она принимает это как должное и даже поощряет его отца.

Связь с мужчиной намного старше себя — это одно, но связь с очень богатым мужчиной намного старше себя — совсем другое. Общество позволяет могущественным, влиятельным людям получать то, что они хотят. Деньги, похоже, производят впечатление на всех.

Если Стюарт Кинросс женится во второй раз, у него вполне могут родиться дети, увеличится число наследников, претендентов на семейное состояние.

От этих мыслей Ребекку охватывал холодный ужас.

В ее жизни был мужчина, который превратил ее существование в сплошной кошмар. Она была тогда очень молода и не имела никакого понятия о том, что такое ревность и страсть. Но теперь она знает.

Да еще как!

Ребекка стояла совершенно неподвижно, держа перед собой, словно щит, прелестное темно-зеленое платье. Она пыталась уверить себя, что ей нет дела до того, что там думает Бродерик Кинросс. Его подозрения абсолютно беспочвенны, хотя понять их, наверное, можно. С первого дня, проведенного в Кимбаре, она считала Стюарта Кинросса исключительно обаятельным и щедрым человеком. Теперь она видела, что это, скорее всего, не так. Но одно становилось ей все яснее и яснее: он и вправду влюбился. Ребекка уже видела это предвкушение обладания в глазах мужчины. И не хотела увидеть снова.

Она резко отвернулась от зеркала. Зеленое платье подойдет. Оно придает зеленоватый оттенок ее глазам. И Бродерика Кинросса она не боится, хотя перспектива увидеть его вечером вызывает у нее волнение и тревогу. Если бы она действительно намеревалась поймать в свои сети его богатого отца, то большего врага нажить себе не могла бы. О ней, вероятно, уже идут разговоры. Слава богу, что Фи на ее стороне.

Примерно через час, когда Ребекка уже была готова присоединиться к гостям, в дверь постучали.

Она открыла, ожидая увидеть Фи во всем великолепии очередного потрясающего наряда, но на пороге стоял Стюарт Кинросс и держал в руке продолговатый бархатный футляр.

Ребекка вышла в коридор, не желая приглашать его в спальню.

— Моя дорогая, вы прекрасны, — сказал он, резкие черты его лица смягчились, выражая нескрываемое восхищение. — Ваше платье просто идеально.

— А вы, Стюарт, выглядите весьма импозантно, ответила Ребекка. Внушительный, подтянутый, он действительно производил впечатление человека намного моложе, чем был на самом деле. Лишь в глазах мелькало что-то хищное, подумала Ребекка, стараясь подавить нервную дрожь. Что может быть в этом синем бархатном футляре? Не хватало еще, чтобы это был подарок.

— Может быть, мы на минуту вернемся к вам в комнату? — произнес Стюарт бархатным голосом с богатыми модуляциями. — Там нам никто не помешает спокойно поговорить. Вы чрезвычайно порадовали меня выбором платья. Я кое-что принес, мне кажется, вам бы стоило надеть это сегодня. Это семейная реликвия, которую я, разумеется, должен буду взять обратно, но я заметил, что у вас с собой не так много украшений. Видимо, вы не ожидали, что окажетесь на вечере, подобном этому.

Она совершенно не собиралась соглашаться.

— Стюарт, я полагаю… — начала Ребекка.

— Вы не можете отказать мне в простой просьбе, дорогая. Я хочу похвастаться вами.

— Но зачем это, Стюарт? — Ребекка попыталась изобразить удивление и непонимание. — Все ведь знают, что я здесь только потому, что пишу мемуары Фи.

— Возможно, вы не догадываетесь, Ребекка, что нашли путь к нашим сердцам. Я очень надеюсь, что вы не откажете мне в любезности. Особенно когда вы это увидите.

Каким-то образом они все-таки оказались снова в ее спальне, выдержанной в золотисто-кремовых тонах, со старинным французским спальным гарнитуром, с картинами и фарфоровыми статуэтками.

Ей еще не доводилось жить в подобных комнатах.

Сделав несколько шагов, Ребекка повернулась лицом к хозяину дома. Он был в белом смокинге, белой рубашке, в черных брюках, при черном галстуке; его густые черные волосы, сильно вьющиеся, как и у сына, на висках серебрились сединой.

— Эта вещь довольно давно не извлекалась на свет, — сказал Стюарт и вынул из футляра кулон дивной красоты. Повернувшись, он положил футляр на один из шкафчиков.

— Стюарт, по-видимому, это очень дорогая реликвия. — Ей с трудом удалось заставить голос не дрожать. На золотой цепочке висел поистине великолепный крупный овальный опал, изумительно переливающийся всеми цветами радуги, легендарный драгоценный камень, окруженный сверкающими бриллиантами.

— Да, очень ценная для нашей семьи. — Он улыбнулся, пальцы его крупных загорелых рук разомкнули изящный замочек. — С этим опалом связана целая история. Когда-нибудь я вам ее расскажу. А сейчас нам пора к гостям.

Ребекка еще раз попыталась отказаться, хотя понимала, что может обидеть его:

— Стюарт, не сердитесь, но я не могу надеть такую дорогую вещь. К тому же некоторые считают, что опалы приносят несчастье.

— Чепуха! — презрительно фыркнув, отмахнулся он. — Греки и римляне очень высоко ценили опалы.

А королеве Виктории опалы присылали из австралийских колоний, и королевские ювелиры сделали ей из них немало великолепных украшений. Открытие крупного месторождения опалов принесло Кинроссам и Кэмеронам их состояния. Так что ни слова больше об этом, моя дорогая. Этот опал прекрасно гармонирует с цветом вашего платья. Вы словно заранее знали, что я собирался сделать. Ну же, будьте умницей, приподнимите волосы.

Он не оставил ей выбора. Ребекка приподняла волосы, и Стюарт надел кулон.

— Ну вот, что я вам говорил? — Смотреть на нее было для него бесконечным наслаждением. Она была само совершенство — от блестящих волос до красивых узких ступней в вечерних туфлях точно такого же цвета, как серебристая отделка платья.