— Вот он, сэр, — и я отдал ему билет.

— Я выиграл! — воскликнул он и хлопнул Абеля по спине. — Ну, что ты теперь скажешь, брат?

— Скажу, что он жив, а я проиграл двадцать тысяч фунтов. Никогда бы этому не поверил.

— Мой отчет еще не кончен, — сказал я, — и рассказывать придется долго. Разрешите мне навестить вас на днях и рассказать подробно всю историю этого месяца; ручаюсь, что ее стоит послушать. А пока взгляните вот на это.

— Что такое! Счет в банке на двести тысяч фунтов! Неужели они ваши?

— Мои. Я их заработал в тридцать дней, осмотрительно пользуясь небольшой ссудой, которую получил от вас. Я ничего не делал, только покупал разные пустяки и просил разменять билет.

— Ну, это поразительно! Просто невероятно, мой милый!

— Не беспокойтесь, у меня есть доказательства. Не принимайте моих слов на веру.

Теперь пришел черед Порции удивляться. Широко раскрыв глаза, она сказала:

— Генри, это в самом деле ваши деньги? Значит, вы мне сказали неправду?

— Да, милая, сказал. Но ведь вы меня простите, я знаю.

Она капризно надула губки и сказала:

— Не будьте так самоуверенны. Вам не следовало обманывать меня.

— О, вы должны простить меня, дорогая, должны примириться: ведь это была шутка, вы же понимаете. Ну, а теперь нам пора.

— Подождите, подождите! А как же вакансия? Ведь я хотел дать вам место, — сказал мой джентльмен.

— Ну, — сказал я, — я вам как нельзя более благодарен, но мне, право, не нужно никакого места.

— Но вы можете получить самое лучшее, какое имеется в моем распоряжении!

— Еще раз благодарю от всего сердца, но мне, пожалуй, даже и такого не нужно.

— Генри, как вам не стыдно? Вы плохо благодарите этого доброго джентльмена. Можно, я поблагодарю за вас?

— Ну конечно, милая, если вы можете сделать это лучше. Посмотрим, как у вас это получится.

Она подошла к моему джентльмену, села к нему на колени, обняла его и поцеловала прямо в губы. Оба пожилых джентльмена расхохотались во все горло, а я так и застыл на месте, просто окаменел, можно сказать.

Порция сказала:

— Папа, он говорит, что в твоем распоряжении нет такого места, какое он принял бы, и я обижена не меньше, чем…

— Дорогая моя, неужели это ваш папа?

— Да, это мой отчим, и самый милый, какой только может быть. Теперь вы понимаете, почему я так смеялась, когда вы мне рассказывали у посланника, каких хлопот и огорчений наделал вам план дяди Абеля и папы?

Разумеется, тут уже я не стал молчать и высказался напрямик, без всяких околичностей:

— О, простите меня, дорогой сэр, я беру свои слова обратно. У вас имеется свободная вакансия, которую я хотел бы занять.

— Какая же это?

— Вакансия зятя.

— Ну, ну, ну! Но, знаете ли, вы никогда еще не занимали этой должности и, конечно, не сможете представить рекомендаций, которые удовлетворяли бы условиям нашего договора, а потому…

— Испытайте меня, о пожалуйста, прошу вас! Только испытайте в течение каких-либо тридцати-сорока лет, и тогда…

— Что же, хорошо, если так, — берите ее.

Были ли мы оба счастливы? В самом полном словаре не найдется довольно слов, чтобы описать наше счастье. А когда через день-другой мои приключения с банковым билетом и счастливая развязка стали всеобщим достоянием, не говорил ли об этом весь Лондон и не смеялся ли? Да, еще бы.

Папа моей Порции отвез счастливый билет обратно в Английский банк и разменял, потом банк погасил его и опять преподнес владельцу, а он подарил нам этот билет в день свадьбы, и с тех пор он висит в рамке на самом почетном месте в нашем доме, за то что он дал мне мою Порцию. Если бы не он, я не остался бы в Лондоне, не попал бы к посланнику и никогда бы с ней не встретился, и потому я всегда говорю:

— Да, это билет в миллион фунтов, как видите. И за всю его жизнь на него была сделана одна покупка, зато такая, которая стоит вдесятеро дороже этой суммы!