— Вот! Вот это и есть потребное нам настроение, — сказал он, продевая свою руку сквозь королевскую и радостно улыбаясь. — Это уже на что-то похоже. Отвечай за себя сам, тогда не пропадешь. А просить совета — роковая ошибка. Помимо прочего, меня здесь очень скоро не будет, и советовать будет некому.

— О чем это ты все время твердишь, — что тебя здесь не будет, насчет могильника и так далее?

— Да ерунда. Мне в скором будущем предстоит влюбиться в девицу по прозванью Нимуя, и тогда она выучит мои заклинания и на несколько веков заточит меня в пещеру. Это из тех вещей, от которых никуда не денешься.

— Но Мерлин, это же ужасно! Застрять на несколько столетий в пещере, будто жаба в норе! Надо же как-то этому помешать!

— Глупости, — сказал волшебник. — 0 чем я говорил?

— О той девице…

— Я говорил о советах и о том, что никогда не следует их принимать. Так вот, теперь я как раз собираюсь дать тебе парочку. Я советую тебе подумать о битвах, о волшебном твоем королевстве и о том, чем должен заниматься король. Ты сделаешь это?

— Сделаю. Разумеется, сделаю. Но вот насчет этой девицы, которая выучит твои заклинания…

— Ты понимаешь, дело ведь не в одних королях, но и просто в людях. Когда ты говоришь, что сражение вышло прелестное, ты думаешь так же, как твой отец. А я хочу, чтобы ты думал по-своему, чтобы ты оправдал все то образование, которое от меня получил, — потом, когда я буду всего лишь стариком, упрятанным в яму.

— Мерлин!

— Ладно, ладно! Я, собственно, и напрашивался на жалость. Не обращай внимания. Это я так, для эффекта. Сказать по правде, получить покой на несколько сотен лет — возможность совершенно очаровательная, а что до Нимуи, то, оглядываясь на прожитое, я с большим нетерпением предвкушаю нашу с ней встречу. Нет-нет, самое важное сейчас — это чтобы ты выучился думать самостоятельно, и еще вопрос о сражениях. Ты, например, думал когда-нибудь всерьез о состоянии твоей страны, или ты так и намерен продолжать ту жизнь, которую вел Утер Пендрагон? В конце-то концов, ты ведь здешний Король.

— Думал, но не очень подолгу.

— Понятно. Ну так разреши, я вместо тебя немного подумаю. Предположим, мы задумались о нашем гаэльском друге, о сэре Брюсе Безжалостном.

— Об этом типе!

— Вот именно. А что это ты так о нем отзываешься?

— Да ведь это свинья. Он же убивает девиц, а стоит настоящему рыцарю прийти кому-то из них на помощь, как он удирает во все лопатки. Он растит особых быстрых скакунов, чтобы никто не смог его изловить, да еще и нападает со спины. Попался бы он мне, я бы его на месте убил.

— Что ж, — сказал Мерлин. — Не думаю, чтобы он сильно отличался от прочих. К чему, вообще говоря, сводится все это рыцарство? Если попросту, то оно означает, что нужно быть достаточно богатым, чтобы обзавестись замком, оружием и доспехами, а когда у тебя все это есть, ты можешь заставить саксов делать то, что тебе угодно. Единственно чем ты рискуешь — это получить пару царапин, если доведется нарваться на другого рыцаря. Вспомни хоть тот поединок между Пеллинором и Груммором, когда ты был маленький. Это ведь доспехи сражались. Любой барон может резать бедняков, сколько ему заблагорассудится, а увечить друг друга — это просто их каждодневная работа, — и в результате страна лежит в запустении. Сильный прав — вот их девиз. Брюс Безжалостный — всего лишь пример общего положения дел. Взгляни на Лота, на Нантреса, на Уриенса, на всю ораву гаэлов, сражающихся с тобой за Королевство. Я готов допустить, что вытягивание мечей из камней не такое уж юридически безупречное доказательство происхождения, но ведь короли Древнего Люда бьются с тобой не из-за этого. Они восстали против тебя, против своего суверена, просто потому что трон зашатался. Как мы когда-то говаривали, трудности Англии — шанс для Ирландии. Для них это возможность свести расовые счеты, устроить небольшое чисто спортивное кровопускание и малость заработать на выкупах. Лично они в этой заварухе ничего не теряют, они же в латах, — и похоже, что ты тоже наслаждаешься. Однако посмотри на страну. Посмотри на сожженные риги, на торчащие из прудов ноги покойников, на лошадей, валяющихся вдоль дорог со вздувшимися животами, на разрушенные мельницы, на зарытые деньги, на то, как никто не решается выходить на дорогу с золотом или украшениями на одежде. Вот это и есть современное рыцарство. С привкусом Утера Пендрагона. А ты еще говоришь о веселом сражении!

— Я думал о себе.

— Я знаю.

— А надо было думать и о людях, у которых нет доспехов.

— Верно.

— Сильный не прав, так, Мерлин?

— Ага! — просияв, ответил волшебник. — Ага! Ты хитрый паренек, Артур, но на такой ерунде ты своего старого наставника не поймаешь. Тебе хочется меня разозлить и вынудить думать вместо тебя. На это я не клюну. Я для этого слишком старый лис. Остальное тебе придется додумывать самому. Прав ли сильный, — а если не прав, то почему, привести причины и разработать план. И затем, — что ты намереваешься делать в этой связи.

— А что бы… — начал было Король, но вовремя заметил признаки неудовольствия.

— Очень хорошо, — сказал он. — Я подумаю об этом.

И принялся думать, поглаживая верхнюю губу там, где еще предстояло вырасти усам.

Перед тем, как им уйти с укреплений, случилось маленькое происшествие. Человек, несший ведра в зверинец, теперь воротился с пустыми. По дороге к кухонной двери он ненадолго остановился прямо под ними, совсем крохотный с виду. Артур, поигрывавший ослабевшим камнем, который он вытянул из навесной бойницы, утомясь от размышлений, глянул вниз с камнем в ладони.

— Каким маленьким кажется Курселен.

— Совсем крошка.

— Интересно, что будет, если я уроню этот камень ему на голову?

Мерлин прикинул расстояние.

— При тридцати двух футах в секунду, — сказал он, — я полагаю, его убьет до смерти. Четырехсот g достаточно, чтобы разнести череп.

— Я никого никогда так не убивал, — пытливым тоном произнес юноша.

Мерлин смотрел на него.

— Ты Король, — сказал он. И добавил: — Никто тебе ни слова не скажет, если ты попробуешь.

Артур стоял неподвижно, перегнувшись, с камнем в руке. Затем он, не шелохнувшись, скосил глаза, чтобы встретиться взглядом с наставником.

Камень аккуратнейшим образом снес с головы Мерлина шляпу, и старый джентльмен грациозно помчался за юношей вниз по лестнице, размахивая палочкой из дерева жизни.

Артур был счастлив. Подобно человеку в Раю, еще до грехопадения, он наслаждался невинностью и удачей. Вместо бедного оруженосца он стал королем. Вместо того чтобы так и остаться сиротой, он был любим почти всеми, за исключеньем гаэлов, и сам отвечал любовью всякому.

Пока что во всем, что касалось его, на веселой, радостной поверхности сверкающего росой мира не замечалось ничего, похожего и на малую частицу печали.

Сэр Кэй интересовался Королевой Оркнея, — он много слышал о ней.

Как-то раз он спросил:

— Кто такая Королева Моргауза? Мне рассказывали, что она прекрасна. Это из-за нее желает драться с нами Древний Народ? И что представляет собой ее муж, Король Лот? Какой его полный титул? Я слышал, как одни называли его Королем Внешних Островов, а другие — Королем Лоутеана и Оркнея. Где этот Лоутеан? Недалеко от Ги Бразила? Я не понимаю, с какой стати бунтуют? Все же знают, что Король Англии — их феодальный властитель. Говорят, у нее четыре сына. Правда, что она не очень-то ладит с мужем?

Они верхом возвращались домой после целого дня, проведенного в горах за охотой с сапсанами на куропаток. Мерлин отправился с ними, потому что ему хотелось проехаться. В последнее время он впал в вегетарианство — в качестве принципиального противника всякого вида спорта, сопряженного с пролитием крови, хоть в пору бездумной юности и сам он успел поупражняться в большей части из них, да и поныне втайне наслаждался, глядя на соколов. Их совершенные круги в небесах, в ожидании, — снизу они казались не больше соринки — шумный шелест, с которым они, будто косой, сносили куропатку, и то, как несчастная дичь, мгновенно убитая, падала кверху тормашками в вереск, — перед всеми этими соблазнами он пасовал с неуютным чувством своей греховности. Он успокаивал это чувство, повторяя себе, что куропатки предназначены для еды. Но и то было пустой отговоркой, ибо употребление мяса также казалось ему неправым.