Когда качка несколько утихала, Дженни и Фрэнсис выводили несчастных астрономов из кают на палубу, усаживали их в плетеные кресла не слишком далеко друг от друга, стараясь с каждым разом сокращать отделявшее их расстояние.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивала Дженни, натягивая плед на колени мистера Форсайта.

— Ох, нехорошо! — со стоном отвечал больной, даже не отдавая себе отчета, кто с ним говорит.

— Ну, как дела? — поудобнее подкладывая под спину доктора подушки, заботливо осведомлялся Фрэнсис, словно бы перед ним никогда не закрывали дверей дома на Элизабет-стрит.

Соперники проводили так по нескольку часов, только смутно сознавая свое близкое соседство. Некоторое подобие оживления они проявляли лишь тогда, когда мимо них проходил господин Шнак — устойчивый, уверенный в себе, словно старый моряк, которого не пугает качка, с высоко поднятой головой, как человек, все мысли которого устремлены к золоту и который все видит в золотом свете. Тусклая молния вспыхивала тогда в глазах мистера Форсайта и доктора Гьюдельсона, и у них хватало силы бормотать ему вслед слова, полные ненависти.

— Похититель болидов! — шептал Форсайт.

— Захватчик метеоров! — шептал Гьюдельсон.

Господин Шнак не удостаивал их вниманием. Он просто не желал замечать их присутствия на пароходе. Он расхаживал взад и вперед с надменной уверенностью человека, рассчитывающего найти у себя в стране больше денег, чем понадобилось бы на то, чтобы сто раз покрыть государственные долги во всем мире.

Плавание между тем протекало при довольно благоприятных условиях. Надо полагать, что и другие корабли, вышедшие из разных портов, также держали курс на север, направляясь к Девисову проливу, и еще многие другие, плывшие по тому же назначению, в эти дни разрезали волны Атлантического океана.

Продолжая путь на Бостон, «Мозик» вышел в открытое море, миновав Нью-Йорк и держа курс на северо-восток. Утром 30 июля он бросил якорь а порту Бостона — столицы штата Массачусетс. Одного дня хватит на то, чтобы наполнить угольные ямы. В Гренландии нечего было рассчитывать на пополнение запасов горючего.

Хотя переезд и нельзя было считать особенно тяжелым, все же большинство пассажиров переболело морской болезнью. Человек пять-шесть из них, сочтя такое испытание достаточным, высадились в Бостоне. Но ни мистер Форсайт, ни доктор Гьюдельсон, разумеется, не последовали их примеру. Если им суждено под ударами бортовой и килевой качки испустить последний вздох, то они по крайней мере испустят его, глядя на метеор — этот предмет их страстных вожделений.

После высадки менее выносливых пассажиров на пароходе освободилось несколько кают. Но они тут же были заняты: в Бостоне не оказалось недостатка в любителях, пожелавших принять участие в путешествии.

Среди этих новых пассажиров можно было заметить представительного джентльмена, который, явившись одним из первых, занял лучшую из свободных кают. Этот джентльмен был не кто иной, как мистер Сэт Стенфорт, супруг миссис Аркадии Уокер, который женился, а затем развелся, прибегнув в обоих случаях к помощи судьи Прота в Уостоне.

После развода, на который супруги решились вот уже два месяца тому назад, мистер Сэт Стенфорт вернулся в Бостон. По-прежнему подчиняясь своей страсти к путешествиям, он, после того как заметка мистера И.Б.К.Лоуэнталя заставила его отказаться от путешествия в Японию, объездил главные города Канады — Квебек, Торонто, Монреаль, Оттаву. Не старался ли он забыть свою бывшую жену? Вряд ли это было так. Оба супруга вначале понравились Друг другу, затем — разонравились. Развод, столь же необычный, как и свадьба, разлучил их. Все было сказано. Они никогда больше не увидятся, а если увидятся, то, быть может, даже не узнают друг друга…

Едва лишь мистер Сэт Стенфорт прибыл в Торонто, нынешнюю столицу Доминьона [17], как услышал о сенсационном сообщении И.Б.К.Лоуэнталя. Если падение болида должно было бы произойти за многие тысячи километров, в самых отдаленных местах Азии или Африки, то и тогда он предпринял бы все возможное и невозможное, лишь бы добраться туда. Нельзя сказать, чтобы падение метеора заинтересовало его само по себе. Но быть очевидцем зрелища, на котором будет присутствовать очень ограниченное число людей, увидеть то, чего не дано будет увидеть миллионам, — вот что неизбежно должно было соблазнить предприимчивого джентльмена, любителя всякого рода передвижений, который благодаря своим средствам мог позволить себе пуститься в любое путешествие.

Но здесь даже незачем было отправляться на край света. Место ожидаемой астрономической феерии находилось, что называется, у порога Канады.

Поэтому Сэт Стенфорт сел в первый же поезд, отходивший в Квебек, а там пересел в другой, пересекавший по пути на Бостон равнины Канады и Новой Англии.

Через двое суток после посадки этого джентльмена «Мозик», не теряя из виду земли, прошел на широте Портсмута, затем миновал Портленд, держась не слишком далеко от семафоров. Быть может, они могли сообщить какие-либо новости о болиде, который теперь, когда небо очищалось от облаков, был виден простым глазом.

Но семафоры хранили молчание. Не более разговорчивыми оказались и семафоры Галифакса, когда корабль находился на траверсе [18] этого самого крупного порта Новой Шотландии.

Как горько пришлось пассажирам пожалеть, что залив Фанди, между Новой Шотландией и Нью-Брансуиком, не имел выхода ни на восток, ни на север! Они избежали бы жестокой качки, преследовавшей их вплоть до острова Кейп-Бретон. Среди многочисленных больных мистер Форсайт и доктор Гьюдельсон, несмотря на заботливый уход Дженни и Фрэнсиса, привлекали к себе особое внимание.

Капитан «Мозика» сжалился над своими страдальцами-пассажирами. Он завернул, в залив Святого Лаврентия с тем, чтобы выбраться в открытое море через пролив Бель-Иль, под защитой берегов Ньюфаундленда. Затем он направился прямо к западному берегу Гренландии, для чего ему пришлось пересечь всю ширину Девисова пролива. Благодаря всем этим мерам путешествие протекало сравнительно спокойно.

Утром 7 августа показался мыс Конфорт. Гренландская земля кончается несколько восточнее мысом Фарвель, о который разбиваются волны северной части Атлантического океана. А с какой бешеной яростью они разбиваются — об этом слишком хорошо известно мужественным рыбакам Ньюфаундленда и Исландии.

К счастью, и речи не было о том, чтобы следовать вдоль восточного берега Гренландии. Этот берег почти совершенно недоступен. Волны хлещут его словно кнутом. Здесь нет ни портов, ни гаваней, в которых могли бы укрыться корабли. Но в Девисовом проливе, напротив, им легко найти убежище. Укрыться можно в глубине фиордов и за островами. За исключением тех случаев, когда ветер прорывается с юга, плавание в этих водах проходит при благоприятных условиях.

Путешествие и в самом деле протекало так, что пассажирам не на что было особенно жаловаться.

Эта часть гренландского побережья, от мыса Фарвель до острова Диско, почти всюду окаймлена высокими скалами, которые преграждают путь морским ветрам. Даже и в зимние месяцы этот берег менее загроможден льдинами, которые полярные течения приносят из Ледовитого океана.

В таких условиях «Мозик» взбивал своим винтом воды бухты Гилберта. Пароход на несколько часов остановился в порту Готхоба, где судовому повару удалось добыть значительное количество свежей рыбы. Разве не море служит главным источником, откуда черпает питание все население Гренландии? Затем пароход, не останавливаясь, прошел мимо Хольстейнборга и Кристиансхоба. Эти селения в глубине бухты Диско так плотно окружены скалами, что трудно даже заподозрить их существование. Они служат желанным убежищем для многочисленных рыбаков, снующих по Девисову проливу в погоне за китами, нарвалами, моржами и тюленями. Охотники эти нередко добираются, до самой северной части Баффинова залива.