— Значит, и Зейнабке, и Винюшке папочка вклеил микросхемы, так? — переспросил я еще раз.

— Именно.

— А третьей, белой, кто будет?

— Кармела… — ответила Ленка без особого энтузиазма. — Но очень мне все это не нравится.

— Почему?

— Потому что я бы не стала включать в ocoбую цепь элемент, который не мы изготовляли.

— Не понял…

— Понимаешь, у сомалийки и вьетнамки в голове наши, совершенно предсказуемые в работе микросхемы. Мы их сами разработали и сами ввели, как говорится, в эксплуатацию. Тут я могу точно предсказать, как они себя поведут в той или иной ситуации, когда могут сгореть, какой выход энергии могут обеспечить, по каким силовым линиям она пойдет. Потому что там, на полигоне, нам нужно будет определить только одно: действительно ли перстеньки могут создать астрально-материальный вихрь, дать этому вихрю покрутиться максимум несколько секунд и тут же заглушить его магнитными полями. Если мы не хотим оказаться там, куда вышвырнуло «Боинг» по милости Киски. И это «там» может оказаться очень далеко, не то что в другой планетной системе, галактике или еще где-либо в материальном мире, а вообще в Астрале. Мы не знаем, что из этого выйдет.

— «Товарищи ученые, доценты с кандидатами…» — пропел я. — Все это здорово, конечно, Елена Ивановна, но мне лично на вашем месте хоть чуточку захотелось бы подумать: «А не плохо ли, с моральной точки зрения, взять вот так, без спросу, трех в принципе живых девочек, которые, может быть, втайне надеются когда-нибудь замуж выйти и детей нарожать, да и запузырить неизвестно куда?»

— Моралист нашелся… — проворчала Ленка. — Уж тебе-то про гуманизм рассуждать? Я ведь, милок, хорошо знаю, что у тебя в памяти записано. Это можно такой сериал ужасов снять — куда там Хичкоку! И ничего, ты еще не свихнулся, живешь, работаешь на благо отца родного. Так и я с Зинкой. Мы люди маленькие…

Тут я подумал, что в нашей родной стране всегда так было. И при князьях, и при царях, и при большевиках, и после оных. Придет в голову какому-нибудь Вещему Олегу Царьград на бабки ставить — собрал кодлу, то бишь дружину — и поставил. Народ вроде бы понимает, что неудобно как-то получается: люди работали, торговали, наживали, а мы пришли и «счетчик» включили. Но куда там

— мы ж люди маленькие. Князь-батюшка умный, нас, дураков, и не спросит. Или в удельные времена, например, что есть «междуусобица»? Самая чистокровная разборка. Кому Киевом володеть или Москвой. С той же самой, что и в нынешние времена, целью: собирать дань со всякого торгового и промышленного люда. То, что при татарах было, от этого дела не отличалось ровным счетом ничем. Дань только не для самих себя собирали, а для хана. У ханов свои разборки пошли — тут мы их зажали. Но тем не менее ничего особо не поменяли. Переименовали должность хана в царя, перенесли столицу из Сарая в Москву и зажили в том же порядке: одни собирают, другие — платят. И головы не поднимай, делай, что положено: дают — бери, а бьют — беги. Власть может тебе что хошь приказать — и не пикнешь. Петру Европа понравилась — заставил всех побриться. Не хочешь? Плати, падла, за то, что с бородой ходишь! Море понравилось — у шведов отберем. В морду при Нарве получили — не беда, мы их, сук, под Полтавой подловим… И так — двести лет подряд. Чем большевики лучше оказались? Да ничем, хотя и не хуже, конечно. Были, конечно, ребята, которые все это хотели поломать, но обстоятельства не дали. Гражданская война — та же разборка. Кому править, кому дань собирать, кому казнить и миловать. Война — значит, нужны войска. Войско жрать должно — опять пришлось, по старому обычаю, полюдье устраивать, то есть продразверстку. Потом колхозы завели, чтоб не мучиться с каждым, а сразу оптом со всех брать. А переводили эту деньгу шальную примерно так, как наши нынешние: на охрану, на оружие и на роскошь. И жили, и в космос летали, и песни пели: «Я! Ты! Он! Она! Вместе — целая страна! Вместе — дружная семья …» Не осталось ни копья…

На этой утешительной ноте я и заснул.

Проснулись мы с Ленкой очень рано. Наверно, потому, что залегли в койку еще засветло. Хрюшка с утра сказала, что у нее где-то там опять лягушки завелись и шебаршатся. Пришлось достать «главную толкушку» и толочь этих лягушек безо всякой пощады.

Хавронью Премудрую вся эта толкотня разморила, утомила, и она громко объявила:

— Как же мне, блин, надоело на работу ходить! В отпуск хочу!

— Пойди поклонись в ножки батюшке Сергею Сергеевичу. Так, мол, и так — желаю послать на хрен все твои испытания и укатить подальше, скажем, на Гавайские острова.

— И пойду! — сказала Ленка. — Нанялась я ему пахать, как папа Карло! Зинка, та хоть изредка с Мишкой куда-нибудь катается. А мы с тобой невыездные, что ли?

— Вообще-то он обещал… — сказал я с неопределенностью в голосе. Вся эта неопределенность проистекала из того, что если бы Чудо-юдо сейчас пришел к нам в спальню и положил на тумбочку пару загранпаспортов, билеты до Тенерифе или Гонолулу, да еще присовокупил бы пару «мастеркардов» или «виз» с хорошим наполнением, то я особо упираться не стал бы. Но поскольку он не приходил, то ожидать, что он сделает это по первому требованию, не следовало.

— Вставай и пошли! — велела разбушевавшаяся Хрюшка, слезла с кровати и стала втискивать свою попу в трусики.

— Пошли, — зевнул я, хотя, по моему разумению, отец еще изволил почивать.

Фиг я угадал! Чудо-юдо был уже на ногах и чем-то руководил по телефону. Он говорил с каким-то Сережей и поминутно громко хохотал. Увидев нас, он сказал:

— Слушай, тут ко мне пришли, придется в другой раз дотрепываться. Но все равно, приятно пообщаться было — жуть! Значит, с самолетиком все на мази, верно? Все, заметано, привет семье!

Пока Ленка набиралась духу, дабы подать челобитье на высочайшее имя, а я скромно надеялся, что нас за это не отправят на конюшню, Чудо-юдо всех опередил.

— Так, — сказал он, щурясь из-под очков, — надо думать, что это представители стачкома. Даешь отпуск или устроим всеобщую политическую стачку с переходом в вооруженное восстание! Верно, товарищи депутаты?

— В основном отражает, — кивнул я.

— Казаков с нагайками у меня нет, ОМОНа с дубинками — тоже. Придется отпустить, пока вы какой-нибудь крейсер не угнали.

— Ой, серьезно? — просияла Ленка.

— Вполне. Вот они, ваши ооновские паспорточки, товарищи граждане мира. Натуральные, между прочим, липы не держим. А вот карточки кредитные — очень аппетитные! На билеты дам отдельно, когда придумаете, куда лететь… Карточки у вас — на десять тысяч баксов каждая. Как пропьете, так и возвратитесь. Понадобитесь раньше — под землей найду.

— Сергей Сергеевич! — завопила Ленка. — Я вас обожаю!

И Хрюшка полезла к отцу с поцелуями. У меня особой эйфории не было, потому что Чудо-юдо как-то странно посматривал на меня из-за Ленкиного плеча. Сие означало, что наш отпуск, вероятно, начнется после того, как я отловлю еще одну Кармелу.

— Ладно лизаться-то… — шутливо проворчал отец. — А то еще мужик твой приревнует. Тем более что ему перед отпуском еще кой-куда съездить надо будет.

— Это куда же? — Ленка явно была недовольна и разом отшатнулась от свекра.

— Оборудование отвезет на полигон, — сказал Чудо-юдо. — На самолете он за сутки обернется. И все — свободен, как птица. В общем, мадам Баринова, идите готовьте супругу завтрак, а потом топайте на работу. Там наша милая Клара никак не соберется. При твоей энергии и ее обстоятельности вы все сделаете прекрасно. Заодно будешь поторапливать эту копушу. Зинуля полетела вчера в одиннадцать вечера, стало быть, уже на месте. С ней улетели и девочки. Не задерживай нас, Лена!

Последняя фраза была сказана откровенно приказным тоном, и я понял: отец не желает, чтобы Ленка присутствовала при нашем шибко мужском разговоре. Когда Хрюшка, бурча что-то себе под нос, удалилась из кабинета, Чудо-юдо сказал:

— Дело действительно довольно плевое. Надо доставить на полигон Кармелу и перстни. Маршрут движения такой: в одиннадцать утра Лосенок отвезет тебя в Центр. Там сядет военный «Ми-8», возьмет около тонны оборудования. С тобой полетят четыре парня из нашей «Службы быта» в экипировке, с автоматами, с документами военнослужащих МВД. Среди ящиков — один твой лично. Это упаковка для Кармелы.