— Вы безлошадный? — весело сказал Салливэн, подходя к своему «Вольво». — Могу подвезти, если нам по пути.

— Вообще-то мы с вами не договорили, господин Салливэн, — сказал я. — Насчет экстрасенса Бело-горского…

— Тем более, садитесь. Что вы еще хотели о нем узнать?

Всего за несколько минут до этого, когда я еще сидел в зале и слушал откровения неокоммунистов, мне никак не приходило в голову, что же еще можно выспросить о Белогорском у Салливэна, не вызывая при этом особых подозрений. Вдохновение или блестящая идея осенила меня неожиданно. Возможно, она пришла от РНС, хотя, возможно, и сама по себе.

— Знаете, мистер Салливэн, — сказал я, — не знаю, как вы посмотрите на то, что я вам расскажу, но вы должны понять, что у меня к Белогорскому не только профессиональный интерес, но и чисто практический. Один психиатр, к которому я анонимно обращался, посоветовал мне зайти к Белогорскому, но сейчас так много шарлатанов…

— У вас проблемы с психикой? — удивился Салливэн. — Вот уж не подумал бы! А что конкретно? Может быть, вовсе не обязательно обращаться к экстрасенсу?

— Вы понимаете, — влезая в машину, сказал я, — это некоторым образом связано и с вами. Психиатр порекомендовал мне прочесть вашу статью о Белогорском, после того как я пожаловался ему, что довольно часто вспоминаю то, чего со мной не было и быть не могло. Что именно, я скажу позже. Когда я посмотрел статью, то увидел ваш портрет и узнал того человека, которого много раз видел… Вы не поверите где — во Вьетнаме.

— Ну, во Вьетнаме я был, — заметно посерьезнел Салливэн, — но ни с кем из советских там не встречался. И наверно, даже неплохо, что не встречался, ибо такая встреча могла состояться всего только в двух случаях: либо я взял в плен кого-то из ваших, либо они бы взяли меня в плен. Последнее, пожалуй, было более вероятно. Но вам тогда, наверно, лет десять было, не больше… Неужели вы были во Вьетнаме?

— Конечно, нет. У нас когда-то была такая песня со словами: «То, что было не со мной, — помню…» Но именно так дело и обстоит. Я помню то, что было не со мной, а с вашим солдатом Ричардом Брауном. Он был вашим подчиненным в роте «Браво», которой вы командовали. И я помню, что ваша кличка была Donald Duck…

— В доброе старое время я постарался бы выставить вас из машины, — ухмыльнулся Утенок Дональд, — потому что мне стало бы на сто процентов ясно, что вы из КГБ. Сейчас все куда более занятно, потому что ни ФСК, ни СВР корреспондентов не ловят и шантажировать вроде бы не пытаются. Интересно, откуда вы получили всю эту информацию?

— Я не знаю откуда. Мне незачем вас шантажировать. Я просто хочу уточнить, было ли с вами все то, что я помню. Не более того.

— Ладно, рассказывайте, я доеду до одной забегаловки, где можно неплохо перекусить, и тогда вас высажу. Метро там совсем рядом.

— Согласен. Итак, если я не ошибаюсь, в мае 1971 года рота «Браво», которой вы командовали, получила задачу высадиться с вертолетов в тыл одному из отрядов НФОЮВ, как называли эту организацию наши, или Вьетконга, как выражались ваши. По-моему, это было не то 25-го, не то 26-го числа.

— Я тоже не помню точную дату, — отозвался Салливэн, — но что-то такое имело место.

— Этот отряд Вьетконга блокировал опорный пункт одного из южновьетнамских батальонов. Рота должна была нанести удар в тыл и помочь союзникам прорваться к реке, чтобы эвакуироваться на бронекатерах и баржах.

— Припоминаю…

— Но операция пошла не так, как задумывалось с самого начала. Разведгруппа южновьетнамцев, которая должна была обозначить посадочную площадку и вывести на тылы блокирующих базу вьетконговцев вашу роту, угодила в засаду и была уничтожена, причем одного или двух вьетконговцы взяли в плен. Не знаю, как там их допрашивали, но они выложили все, и посадочную площадку накануне вашей высадки заминировали, а кроме того, окружили системой ловушек, пристреляли по квадратам из минометов и пулеметов. Вместе с тем вся система радиокодовых и визуальных сигналов для десанта стала известна «чарли», и роту вашу, по сути дела, отправили на убой…

— Ну, допустим… — сказал Салливэн. — Мы действительно называли вьетконговцев «чарли».

— Приват Браун летел с вами на одном вертолете, Вы его чуть-чуть подтолкнули, когда он зацепился прикладом за край вертолетной двери. А потом выскочили сами. Вот тут и начался ад… «Чарли» заминировали площадку не нажимными минами, а электрическими фугасами. Когда вертолеты приземлялись, эти фугасы ни на что не реагировали, спокойно лежали под слоем почвы и дерна. Но когда все сели, фугасы были подорваны. Плюс к тому вам устроили «огневой мешок», то есть стали расстреливать из «ДШК», «РПД» и минометов калибра 82 миллиметра. В результате те, кто уцелел, и вы вместе с Брауном в том числе, угодили в болото, ибо только с той стороны у «чарли» не было пулеметов…

— Все верно, — кивнул Салливэн, — пока я еще не вижу той информации, которую вы могли бы получить не от ГРУ или КГБ… Кстати, мы подъезжаем к метро.

— Когда вы и Браун вынуждены были вбежать в болото, то справа от вас были еще двое: сержант Стив Бергман и специалист Моллесон. Мина досталась им, а осколок — вам.

— А вы не хотите поесть за счет мирового капитала? — вдруг изменил намерения Салливэн. — Идемте, я приглашаю…

— Haljava, please! — процитировал я какой-то анекдот или эстрадное выступление.

— Это я слышал, — ухмыльнулся Салливэн. — Заодно доскажете, как там было у нас во Вьетнаме.

Заведение было частное, не шибко шикарное, но и не особо вредное для здоровья. Посетители здесь были редки, а постоянного клиента, каким числился Салливэн, готовы были на руках носить. Два официанта довольно бодро принялись за обслуживание, и минут через пять мы уже ели. Поскольку я действительно здорово проголодался, то лопал все с большой скоростью, успевая при этом довольно быстро продолжать свой рассказ. Должно быть, это полностью соответствовало представлениям Салливэна о нищем и голодном русском журналисте, который торопится пожрать на халяву, прежде чем его успеют выставить.

— Браун штурмовым кинжалом распорол вашу штанину и обнаружил, что осколок пробил вам ногу выше колена (как потом оказалось, повредил связки) и ходить вы попросту не можете. Все это он сделал, разумеется, не сразу после ранения, а примерно через полчаса после того, как сумел вытащить вас на более или менее сухой островок, разогнав оттуда кучу гадюк.

— А где вы встречались с Брауном? — быстро спросил Салливэн. — Конечно, все эти подробности вы узнали от него?

— И да, и нет. Я встречался с Брауном исключительно внутри моего собственного мозга.

— Ладно, — усмехнулся Салливэн. — Продолжайте.

— Дик оказал вам первую доврачебную помощь, хотя и сильно сомневался, что у вас не начнется столбняк или заражение крови.

— Мне он об этих сомнениях не говорил, — заметил Салливэн.

— Как, наверно, и о том, что он два или три раза хотел пристрелить вас и утопить в болоте?

— Этого он не сказал даже нашему капеллану Смитсону, но я догадываюсь, что такие мысли могли прийти ему в голову. Я прекрасно помню, как этот насупленный мальчишка тащил меня через болото и молился, чтобы Господь уберег его от соблазна оставить меня на месте.

— Если б вы знали, каково ему приходилось, то молились бы вдвое сильнее,

— сказал я по-английски, неожиданно для самого себя вновь обретя интонации и «кукурузный акцент» Брауна. — Тащить на плечах двести пятьдесят фунтов, когда чувствуешь, что ил еле-еле тебя самого выдерживает, и при этом быть уверенным в том, что никто и никогда не заподозрит тебя в убийстве, если ты решишься на него, ибо, кроме Господа Бога, все равно ни одного свидетеля нет… Соблазн — это мягко сказано, сэр!

На Салливэна все это произвело впечатление.

Он внимательно посмотрел на меня сквозь очки, словно бы пытаясь углядеть черты сходства с Ричардом Брауном.

— Пластическая операция? — спросил он вполголоса, даже, по-моему, оглянулся, чтобы убедиться в отсутствии подслушивающих.