— Могу поспорить, она уже вскипает.

Профессор улыбнулся.

— Да, скоро полночь. За разговором быстро летит время. — Задумчиво провел пальцем по мокрому столу. — Ну ладно. Love is the Law.

— Love under Will, — откликнулся Зеботтендорф. — Спящий все еще спит.

5 мая 1933-го года пришел меморандум о самороспуске. Помню, душеприказчик Гвидо фон Листа протянул мне пакет, доставленный из веймарской голубятни. Кель орёр! Уже догадавшись, в чем дело, я поспешно раскрошил сургуч.

"LV–LUX–LIGHT. Слезы застилают наши глаза, алые капли выглядывают из царапин, пена пузырится на губах, немеют руки. С того благословенного четверга 9-го ноября, когда пламя факелов озарило парадные залы, с того дня, когда тевтонская мудрость океанскими волнами хлынула в чертоги, не могут успокоиться, о парни, наши сердца. От Туле до А-е, от расколотых статуй до мощи куба и шара, от алхимических колб до башен Вевельсберга, взмывает ликованием соколиная волна: Scorpio! Aphopis! Destroyer! И вот несу вам благую весть, о парни: последняя башня Храма, возведенного Новым Иродом, готова. Череп Жана Донета венчает ее, словно крест тау. Целы теменные кости. Трепещут ошметки кожи и белокурые пряди. Горят знаки Баррона, белое пламя струится из глазниц. Наша миссия завершена, парни".

Дрожь охватила меня: а если это обман? "Приведи мальчишку", — шепнул я гонцу. Лезвие кинжала, шприц, капсулы, бечева — что там еще? От волнения я не мог открыть шкатулку, крышка увязла в пазах. Красное море, покрытое конской щетиной, перевернулось перед глазами. Призывно вспыхнул наперсток.

"Есть множество способов увеличить риск, — наставлял Маркопулос. — Кислота, электрошок, колючая проволока, циклон-б. В ЭИ сотни скрытых уровней; помнишь, как это было в городе мертвых под Палермо? Кости, кости и еще раз кости. Но вот самое главное, о чем я хотел тебя предупредить: существует серьезная опасность заболеть, когда заклинаешь лучи элементарного короля например Oro Ibah Aozpi ты открываешь ворота для беседы с владыкой и вот мост опущен дрожит июльский воздух матросы охраняющие ущелье трепещут напрягают мускулы стягивают ремни разворачивают огнеметы облизывают губы подмигивают рвут постромки теребят бахрому и мало-помалу болезнь подступает впивается в виски крошит череп выворачивает суставы вырывает жилы остерегайся молю тебя остерегайся не спускай глаз с креста тау не глотай облатки не подходи к башне радиация она не прощает".

"Но вы заметили розовый проблеск? — допытывается Маркопулос. — Он появился снова! Первый — в тунисской пустыне (1924) и вот теперь в день летнего равноденствия в Boca do Inferno, где темные волны вертятся в бесовской глотке, рычат, хрюкают, словно стая вепрей, повторяют на языке Михаэля и Уриэля: Zirdo losmi depede zarzax please destroy all this bloody bastards cut them all into pieces suffocate them drain their blood in the name of Horus and Osiris in the name of Barron and his jewel Jean Donnet let the love in since love is the Law oh boy love is the Law Herr Sebottendorf Sacred blood Herr Haushofer Io Kia Amen".

— Мальчишка доставлен, ваша светлость, — улыбнулся Прелати.

Это от элементов, думает Хаусхофер. Сизое пятно на ключице, яростные иглы в кишках, изморозь, анестезирующая запястья. Неудачная инвокация, it happens. В алюминиевом ковшике вскипело молоко, едва успел поймать грибную пену, дыхание молодых безупречных тел, спрятавшихся на дне.

Помогал сыну натянуть майку, случайно дотронулся до соска. Вспышка, соус энергий. "Великий бог Пан погиб".

Поглядите, что отыскали в архивах: дело "Черный георгин". Девушка с недоразвитыми гениталиями, Бабалон, черноволосая сука, immaculata meretrux. Планеты, повернутые Парсонсом вспять. Разрезали пополам, содомизировали, распороли рот. То, что всегда беспокоило, занимало. Их убивают каждый день. Каждые сто сорок секунд, тамплиеры восточного обряда. От Шанхая до малых Фарерских островов. Легче всего спрятать следы на скотобойне, никто не отличит. Иной тип красоты. Сунь руку в штаны, кричи: "Малькут!"

"Малькут! Где они все? Где Жан Донет, где черный георгин с недопиздой, где безымянный матрос, ложа зеленого дракона, братство южного креста?".

— Вечерняя ампула, господин профессор.

Со столика перед камином убрали принадлежности для гадания, лишь мельхиоровое ведерко с кровью останется до утра. Эфир давно улетучился, но, как знать, вдруг сладкие молекулы все еще рядом. Вытер подлую каплю мизинцем, потом, поразмыслив, коснулся губ. Роспуск ордена — ужасная ошибка, предзнаменование было ложным, нас испытывали на прочность, старик фон Лист — болван. Вот что ясно объяснила печень Ганса Эллерта, разносчика газет, превратившегося теперь в груду бессмысленных деталей. Куда они уносят отходы, по-прежнему в восточную башню? Надо бы поинтересоваться. Паршивец очнулся перед операцией, пытался схватить кочергу. Ле-Олам. Досталась пятерка дисков — беспокойство. Пальцы отстучали галоп: my monkey. Детский конструктор, ха-ха.

Шепот далекого монитора. "Вы правы. Нужно срочно собраться. Дело зашло слишком далеко, матросы встревожены, мост под угрозой. В А-е посходили с ума. А слышали, что приключилось в сан-хосе? Эти врачи, не могут даже пришить пальцы. В Берлине думают, что спящий очнулся, но он еще спит, это ясно. Строительство Храма Невинных Душ не завершено, нельзя медлить, немыслимо оставлять энергию без присмотра. Они забыли, что вышло с Парсонсом, крючкотворы".

Гриф, разумеется, точно оценил расклад. Белая кнопка.

— Господин фон Зеботтендорф у себя?

— Он срочно отправился в Веймар. Просил вас не беспокоить. В полдень, — понизив голос, — ему пришла пневматичка.

— И вы не доложили!

— Не был уверен. Простите великодушно. Вы были заняты с мальчиком.

— Noli me tangere.

— Простите великодушно.

Вот что сулила пятерка дисков.

"Дорогой Гриф, восхищен вашим анализом. В такой момент растворить Туле в пустоте — чистое безумие. Марта К., полагаю, наш союзник. Но, думаю, не стоит будоражить веймарских недоумков. Вот мой план: соберем 21-го июня Совет будто бы для коллективной малой пентаграммы, потом попросим разъяснений. В Экстернштайне, например.

Нам надо проработать платформу. Они не могут все решать на уровне XI степени. В конце концов, и у нас есть доступ к печати Бабабела. И неизвестно, что думает Баррон.

Зеботтендорф срочно отправился в Веймар. Что ему понадобилось? Готовится к 9-му ноября? Шучу, шучу.

Знакомо ли вам дело "Черный георгин"? Очередная находка Прелати. Любопытная история, яркая расчлененка, занятные параллели с Парсонсом".

Правая рука болела. Растянул связки. Ебаная кочерга.

— Неотложное дело, — каблуки внятно зацокали по плитам. — Пройдемте в трапезную. У Прелати есть подозрение, что кто-то проник в систему.

— Не может быть.

— Увы и ах. Парни ропщут. В последний раз, когда мы вызывали Баррона, у алтаря возникла глыба берилла. Дурной знак, вы согласны?

— Верно. Но может быть, проблема в индукции?

— Все проверено. Кир?

— Охотно. Но как это могло произойти? Системы надежно защищены.

— Рудольф, вы знакомы с Хаусхофером-младшим?

— Конечно. Мы встречались на первом конгрессе в Тале. Его батюшка…

— Да, разумеется. Вы, очевидно, еще не получили последний меморандум?

— Нет. А что? Энтропия?

— Вы будете удивлены. В документе говорится, что строительство Храма завершено.

— Но это… Не понимаю… Из-за выборов канцлера?.

— Поверьте, всего лишь уловка. Вешалка для агента. Если Хаусхофер-фис замешан…

Йод-Хе-Вау-Хе! — пропели майские часы. Доктор не знал, как поступить с серебряной книгой. Казалось, под обложкой томятся адские угли, и стоит только расстегнуть пряжку, повалятся, словно леденцы. Черный георгин, есть ли связь?