– Аура, – тихо позвал он.

Девушка блеснула на пего серо-голубыми глазами, усталым движением поправила волосы, стесненно вздохнула.

– Ну, теперь ты довольна? – он кивнул на Биоробот, на равнину, ясно видимую сквозь стену башни. Тысячи роботов, похожих на больших пауков, деловито монтировали последние секции Космотрона, тянули линии волноводов, устанавливали защитные экраны и барьеры. – Дело идет к концу.

Она смотрела на него и молча улыбалась. Говорить было не о чем: не то время, не та обстановка. Все личное казалось сейчас несущественным. Сознание победы общего дела связывало их сердца более прочной нитью. Кто-то включил многоканальный космофон. В зал ворвался вихрь кодированных сигналов: обрывки команд, ответов, запросов. То переговаривались между собою роботы, заканчивая предпусковые операции на Космотроне. Иногда в их голоса врезалась живая струя человеческой речи. Михаил попеременно узнавал голоса Кедрова, Цыбы, Дайна, Макрольва, следивших за действиями автоматов. Внезапно все голоса смолкли, в космофоне послышался негромкий металлический лязг. Растянувшись по всей равнине, армия механоавтоматов двигалась к своим «жилищам» – ангарам. Высоченный тороидальный вал Космотрона, уходивший в обе стороны за горизонт, бросал на них ослепительные копья света.

Настал день пуска. Глаза всех, кто был на Меркурии – в подземных убежищах, пунктах связи, диспетчерских и операторских залах, – устремились на купол Главной Башни управления. Там был Дайн, бесконечно усталые глаза которого светились тихой радостью: наконец-то свалилась с плеч эта невиданная стройка; Борак и члены Совета Энергии, упорно сохранявшие на лицах традиционный скепсис и недоверие; застывший у пульта Цыба – изредка он будто просыпался и нервно передергивал плечами.

Михаил, Кедров и Аура находились в отсеке Командного робота.

В космофоне размеренно прозвучал металлический голос автомата:

– Есть Титан! Они готовы.

И тотчас на вершине Концевого Параболоида возник яркий зеленый шар – сигнал начала эксперимента.

Кедров не сводил взгляда с большого, во всю стену, круга цезиевых часов, стрелка которых отсчитывала последние секунды. Вот она коснулась деления «нуль». Автоматически включился Командный робот. Точно такую же операцию проделал и его коллега на далеком спутнике Сатурна, в двух миллиардах километров отсюда. Аура, крепко сжав пальцами звукоприемный шлем, старалась уловить только одну мелодию – голос Главного Нейрона, едва пробившийся сквозь тысячи сигналов, испускаемых приборами Концевого Параболоида. И не только уловить, но и довести до совпадения, резонанса, с ответной мелодией, которую испускал Командный робот Космотрона. В момент резонанса включится электромагнитное поле ускорителя. Точным движением Аура возбудила группу искусственных биоклеток, вмонтированную в электронную схему Биоробота, и замерла, обратившись в слух. Вскоре она отчетливо восприняла мелодию Главного Нейрона. Мелодия была так чиста, окрашена такой глубокой, почти человеческой тревогой, что сердце Ауры дрогнуло. Ей почудилось, что бесстрастный автомат взволнован какой-то опасностью и зовет на помощь… Она беспокойно взглянула на пульт, где светились бесчисленные шкалы приборов. Нет, кажется, все в порядке.

Мелодии слились. Концевой Параболоид украсился разноцветными сигналами сторожевых роботов. Сверхплотный шнур протонов начал свой бег в разгонном туннеле. Триллионы киловатт энергии неиссякаемой лавиной ринулись в Космотрон, сжимая его электромагнитную «пружину». За доли секунды обежав Меркурий по экватору, протоны в конце каждого оборота получали все более мощный толчок. Цыба, словно фокусник, проделывал угловатые, но безупречно точные манипуляции на клавишах энергопульта, искусно варьируя резервами энергии. Все ближе скорость протонов подходила к световой…

В Главную Башню поступило сообщение актинометрической обсерватории. Обычное сообщение: на Солнце начался цикл особенно бурного роста протуберанцев. Борак, сидевший у экрана связи, прослушал сводку и пожал плечами:

– Ну и что?.. Подумаешь, невидаль. Протуберанцы…

И рассеянно взглянул на колоссальные вихри материи, вставшие по краям солнечного диска. Сквозь защитное вещество башни они казались тускло-желтыми, совсем незаметными.

А потом в Главную Башню ворвался Макролев, на ходу сбрасывая шлем.

– Кедров!.. – вопил он. – Где Кедров?!

– В чем дело? – немедленно отозвался бас. Взмыленный Макролев остановился в дверях отсека:

– Геоны!.. Масса геонов!

– Откуда?! – удивился Кедров. – В Сумеречном поясе мы уничтожили все, что было.

– Не знаю… – тяжело выдыхал Макролев, – не знаю… Они идут с юго-востока.

– Не связано ли это с протуберанцами? – деловито поинтересовался Борак. – Я только что слушал сводку. Усиление активности.

Кедров глянул на косматое Солнце, висевшее над ГАДЭМом, потом на Борака и метнулся к шкафу, где находились скафандры.

Все поднялись с мест, заговорили. Михаил устремился вслед за Кедровым. Он понял, в чем дело.

Они бежали к Универсону. Кедров достал плоский радиокристалл, излучил на аппарат импульс. Машина на глазах изменила свои формы, превратилась в вездеход, и на его куполе выросли большие зонты квантовых прожекторов.

На предельной скорости они вынеслись к окраине ГАДЭМа.

– Вот они! – сказал Михаил. Насколько хватал глаз, до самого горизонта колыхалось море прозрачно-фиолетовых шаров, цилиндров, торов. Геоны медленно обтекали Концевой Параболоид, все убыстряя движение.

– Да, да, – бормотал Кедров, лихорадочно настраивая робота-водителя на только ему известный режим. – Я так и думал. Геоны – дети Солнца. Оно рождает их! Но кто мог знать?.. Они не могли возникнуть так быстро! Это внезапное усиление активности Солнца…

– Но Солнце хорошо изучено, – возразил Михаил.

– Только вековые циклы… А тысячелетние! Миллионолетние?.. – Кедров то и дело поглядывал на часы. Всем своим существом он чувствовал, как течет время. Там, внутри космотронного туннеля, продолжался разгон протонов. Их энергия приближалась к критическому значению. «Успеем ли?», – подумал он. Они помчались наперерез большому сферическому геону. С внутренним трепетом Михаил ждал, что из этого выйдет… Аппарат врезался в голубой сгусток энергии. Полыхнула ослепительная вспышка, автоматически ослабленная светофильтрами. Универсон содрогался в крупных вибрациях. На миг Соколову показалось, что машина разваливается на куски. Он глянул вверх: из квантовых прожекторов били фиолетовые лучи.

– Все правильно, – подтвердил Кедров. – Энергия протонов преобразуется в видимый свет.

Ритм движения геонов изменился. Они остановились, словно живые существа, почуявшие опасность. Потом быстро образовали несколько сгустков, похожих на гигантские диски, и узким клином ринулись на Концевой Параболоид.

– Как их тянет туда, – прошептал Михаил. Он догадался, что между электромагнитным полем Космотрона и геонами возникло какое-то непонятное притяжение.

Кедров прибавил скорость, обогнал головные геоны и, круто развернув Универсон, начал длинными зигзагами резать скопление. Смерчи фиолетовой субстанции, вставшие над ГАДЭМом, погасили свет меркурианского Солнца. Люди в Главной Башне, затаив дыхание, следили за поединком. Один за другим геоны исчезали в ненасытной пасти квантовых прожекторов. Вокруг аппарата бушевали вихри освобожденной энергии.

Наконец все было кончено… Последний геон истекал голубым, медленно бледневшим лучом. Остатки других ослепительными разрядами прыгали по телу Космотрона. Кедров с отчаянием смотрел на них, сознавая, что на карту поставлена судьба дела: он думал о всепроникающей способности этих разрядов. Глаза его неестественно расширились. В них была огромная усталость.

– Ох, как тебе надо отдохнуть, – с болью проговорил Михаил. – Когда же все это…

– Скорей в башню! – прервал Кедров. – В башню! Еще, может быть, не поздно.

Они бросили Универсон на площадке перед Главной Башней. Кедров гигантскими шагами взбежал к люку кессона. Он тяжело дышал и все поглядывал на часы.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: