Шляпки крепились к ножке, как бутон цветка, и пластинчатая часть располагалась внутри него.

Рэм остановился.

Мышка в нагрудном кармане вдруг испуганно забилась, а потом замерла.

— Паш?.. — позвал он проводника.

— Что такое? — обернулся Павел.

— А грибы навыворот — это нормально для системы?..

Тот обернулся, маякнул по кустику лучом налобного фонаря.

— А-а, подснежники наши заметил? Подожди, сейчас опустимся на нижний уровень — вот где начнется двор чудес...

— Звучит вдохновляюще, — с кривой улыбкой признался Рэм. — А выглядит немножечко напрягающе, — он наконец смог отклеиться от грибов и продолжить путь, плавно загребая ногами жижу. Павел тоже пошел вперед, продолжая разговор.

— Да уж, система — рай для поэтов! — насмешливо сказал он.

— А что во дворе чудес?..

— Там живности больше. Их смывает туда, а тоннели гагаринской системы устроены таким образом, что подняться обратно они не могут... Разве только возле очистных.

— Так я не понял, получается, в Москве две канализации, одна под другой?

— Не совсем. В Москве две старые системы, а когда они стали захлебываться, под ними проложили две новые, гагаринскую и восточную. Они тянутся до самых окраин, обслуживают пригород и разгружают старые системы. Там и змеи встречаются, и крыс целые общины, и насекомые всякие. Одна экспедиция рассказывала, что там даже стаю голых собак видели, правда, я не очень в это верю...

— И они все... странные? — спросил Рэм, не сразу подобрав подходящее и необидное слово для местных обитателей.

Павел хмыкнул, обернулся, ослепив его на секунду ярким лучом света.

— Ну вот ты и почувствовал энергетику места, да, Ромыч?

— Пожалуй, — согласился Рэм, невольно поймав себя на том, что теперь везде высматривает каких-нибудь уродцев.

— Они там разные. Есть нормальные, есть странные.

— Почему?

— Как стоунист я тебе скажу: энергия камня здесь искаженная. Вот и получается искаженная форма жизни... И демоны.

На голой белой стене Рэм увидел огромную надпись, сделанную красной светоотражающей краской: «Роза ветров».

— Любопытный пост, — прокомментировал он.

— Ничего любопытного, — отозвался Павел. — Это указатель. Мы почти дошли до спуска в гагаринскую кишку.

Чувствительно потянуло сквозняком, и вскоре неразличимый за плеском и хлюпаньем под ногами шум небольшого водопада стал совершенно отчетливым. Течение заметно усилилось.

Павел показал пальцем в потолок:

— Видишь?

Там огромными готическими буквами было начертано: «Вход во двор чудес», и чуть дальше, уже помельче: «Не верь, что Алисе приснилось, будто она попала в кроличью нору. На самом деле ей приснилось, будто она оттуда выбралась». А ниже мелкими буквами стояли подписи и даты, даты, даты... Некоторые из них были обведены рамку.

Павел ткнул пальцем в один из таких автографов.

— Эту экспедицию вел я. Рита не вернулась на поверхность. Я сам обвел ее подпись...

— Я могу спросить, что произошло, или лучше не соваться?.. — осторожно поинтересовался Рэм, рассматривая аккуратные круглые буквы, перечеркнутые нервным размашистым вензелем.

— Ты уже спросил, — мрачно ответил Павел, вытаскивая из кармана маркер и рисуя дату и свою подпись. — Сорвалась в воронке. Она пошла с любовником, из новичков. Парень подвел ее, не поддержал — испугался крысы. А там высота — два метра. Она ударилась головой о каменный выступ и потеряла сознание. В себя она уже не пришла.

— И вы оставили ее внизу? А если... — удивленно проговорил Рэм.

— Мы не поднимаем трупы, — резко оборвал его Павел. — Раненых вытаскиваем, мертвых — нет. Все наши знают это правило. Ты подписываться будешь?

— Я воздержусь. И, кстати, что-то не припомню, чтобы ты на берегу меня о таком предупреждал, — заметил Рэм.

— Ты в паре со мной, я сам за тебя отвечаю. Если не вернемся, то — оба сразу. О том, что не все и не всегда возвращаются, я тебе говорил, и этого достаточно. А сейчас хватит о мертвых, пока они за нами не пришли. Смотри: вон там, — Павел указал рукой на выделяющееся кольцо на полу, — спуск.

— Я сначала спущу тебя, а потом сам спущусь. Меня страховать не надо, только мешать будешь.

Он бросил Рэму веревку.

— Ромыч, обвяжись, надень противогаз и натяни капюшон. Мышь пока засунь под комбинезон, во внутренний карман.

Рэм послушно выполнил все указания.

— Готов.

— Тогда полезай. Окажешься обеими ногами на твердом — отвяжись и дерни за веревку два раза.

— Понял.

Павел пристегнул собачку веревки к поясу, намотал остаток на локоть и, пошире расставив ноги, уперся ими в основание кольца.

Рэм заглянул в жерло: хлюпая и булькая, туда падали сточные воды, оставляя на решетчатом мусоросборнике какие-то пакеты, тряпки и бумагу. Перебравшись через решетку, Рэм интуитивно зажмурился, затаил дыхание и полез в трубу. Быстрое погружение в мутную воду — и вот он уже болтается на веревке под обрушивающейся вниз струей, под ногами — около полутора метров. Веревка небольшими рывками опустила его вниз. Отвязав ее от себя, Рэм подергал за ее конец, и веревка исчезла в трубе. Через несколько минут Павел уже стоял рядом с ним.

— Ну вот и прибыли, — сказал он, стягивая противогаз и перекладывая решетчатую коробочку в нагрудный карман.

— Какой же геморрой с этой живостью. А не проще носить запасной датчик газа? — проворчал Рэм, делая то же самое со своей мышью. Хотя гораздо больше его раздражал не навязанный питомец, а поблескивающий от вонючей жидкости костюм. В горле застыл и не желал рассасываться брезгливый комок.

— Не проще. Датчик газа — это датчик газа, а мышь — это живой оберег, — назидательным тоном ответил ему Павел.

Рэм осмотрелся.

— Экие вы, оказывается, лирики, — усмехнулся он, освещая лучом налобного фонаря надписи на стенах. «Ты в аду!» «Ниже живет только дьявол!» — сообщали они. Но это было как-то логично и ожидаемо. А вот длинная молитва, написанная ровными, аккуратными буквами, его всерьез удивила.

Павел начал было что-то отвечать, но запнулся, остановился и подошел вплотную к тексту молитвы.

— Итить твою в рот, и сюда доползли! — с неожиданным злом в голосе выдохнул он. Повертев головой, он сначала потрогал пальцами, потом снял перчатку и поскреб ногтем краску.

— Свежая еще, даже облезать не хочет...

— Какие-то диггеры-христиане? У тебя конфликт с ними?

Рэм взглянул под ноги, и невольно отпрянул, увидев в воде проплывающую мимо крысу.

— Это Ромыч, плохо... — прошептал Павел. — Значит так: идем быстро, не отставать, вопросов не задавать и слушаться! Все, поплюхали до перекрестка!

Встряхнув поклажу, он устремился вглубь разрезанной светом его фонаря темноты. Рэм поспешил за ним. То ли от активного движения, то ли еще по какой причине, но тени по сторонам тоже зашевелились как-то по-особенному. Все чаще то тут, то там попадались крысы.

Наконец они добрались до места, где труба разделялась на три более узкие, и в этот миг в черном тоннеле справа блеснул свет. Рэм увидел его краем глаза, и невольно повернулся к нему. Послышался громкий плеск. Павел рванул его за рукав:

— Свет гаси! За мной!

Выключив свой фонарь, Павел потащил Рэма назад, в слепую тьму.

Рэм оступился, поскользнулся и плюхнулся больным коленом на бетонный пол.

— Блять! — вырвалось у него, и в то же мгновение он почувствовал, как рука Павла разжалась, и он остался один в кромешной тьме.

А через мгновение ему в спину уже впился яростный свет мощного фонаря.

Вскочив на ноги, Рэм обернулся. Сощурившись, он увидел много теней и темных фигур.

— Молитвами святых отец наших... — с эхом прогремело в тоннеле, и Рэм поспешно подхватил знакомую формулу.

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Аминь! — последнее слово он выкрикнул уже один.

Несколько фигур, отделившись от остальных, побежали прямо на него. Рэм сжался, приняв боевую позицию — но они уже пробежали мимо, и через полминуты раздался громкий плеск и крик Павла.

Те, что остались, подошли к Рэму. Их было четверо. У одного в руке поблескивал короткий широкий нож, у другого, похоже, был пистолет или кислотник.

— Ортодокс? — низким простуженным голосом спросил человек с ножом, направляя Рэму в лицо дополнительный маленький лучик карманного фонарика, словно прожектора в руках его спутника было недостаточно.

— Нет, — честно ответил Рэм, закрываясь от нестерпимого света рукой. — Слушайте, у меня сейчас глаза побелеют — можно хоть немного яркость убавить?

— Нельзя, — послышался ответ, и неласковый тычок в спину прозрачно намекнул, что повторять просьбу не следует. — Иди вперед, брат, и без резких движений, иначе и на тебя веревку найдем.

— А мой напарник?

— Не думай о нем, лучше о себе подумай, — послышался писклявый голосок антисекса.

Рэм окинул взглядом своих конвоиров. Они были одеты в черные балахоны с остроконечными капюшонами, на капюшонах и на груди виднелись белые кресты и надписи. В контексте системы с ее подснежниками и тенями эти люди вполне могли сойти за материализовавшиеся потусторонние силы. И Рэм подчинился, послушно поплелся за ними, опустив голову и стараясь не рассматривать зловещие рисунки на их одежде, но уже через десяток шагов взял себя в руки и остановился.

— Нет, мужики, без напарника я никуда не пойду, — тихо, но решительно сказал он, заставляя себя выпрямиться и расправить плечи.

— Бесстрашный, значит? Или у тебя по две запасные жизни в карманах? — сипло прохрипел человек с ножом, зайдясь влажным кашлем. Между лопаток Рэму прилетел подгоняющий удар кулаком. Он пошатнулся, но не сделал ни шага вперед. Повернувшись к хриплоголосому, он постарался рассмотреть под глубоким капюшоном лицо, но густая тень скрывала его ниже носа.

— Слушай, я бы от одного вашего вида здесь мог бы обоссаться, даже если бы у вас в руках не оружие было, а долбанные анютины глазки. Но мой напарник — это не просто компаньон. Он — мой единственный билет на поверхность, поэтому если вы его в рамку обведете — мне по-любому местных крыс кормить.