Я несколько секунд продолжал жевать в поисках ответа.

- А, собственно, при чем тут ты?

Он улыбнулся и воздел глаза к небу. У него была очаровательная отеческая улыбка, ну прямо как у американского президента.

- Ни при чем, если не считать, что я вспомнил девушку, похожую на Веронику.

Я допил кофе и протянул ему сигарету. Сейчас я не столько думал, сколько чувствовал. Я вспомнил некоторые моменты, которых поначалу не замечал и которые пронеслись передо мною под стук ножей на кухне и свист пара из кофеварки.

Я вспомнил виллу на Датосе и нас, танцующих на пляже, причем наши головы уже были немного одурманены наркотиком, а тот же самый Боб Дилан пел ту же самую песню, которая неслась из динамика, который я поставил на песок. Не стоит забывать хорошее из-за того, что наступили плохие времена.

Подошедший капрал сообщил, что нам пора.

Над холмами вставал рассвет и от зданий тянуло холодом. Руперт не стал дожидаться, чтобы посмотреть, как мы взлетим, он уже вышел в море. Но Вероника стояла здесь, держась за подрагивающее крыло самолета. Я выудил из-за сидений старую кожаную куртку, так как в одной рубашке было довольно прохладно. Брентридж забрался в кабину и она шагнула ко мне.

- Пожалуйста, можно я полечу с тобой?

- Зачем?

- Я хочу быть рядом с тобой. Ты ведь не знаешь, что может случиться.

- Нет. И не хочу ни знать, ни думать.

- Не заставляй меня унижаться, Филипп.

Я взглянул на неё с расстояния в шесть дюймов и понял, что она говорит совершенно серьезно. Что за черт? Ведь мы могли бы ещё неплохо провести время, даже если любовь и ушла.

- Хорошо, залезай.

Вероника с трудом взобралась на крыло, демонстрируя мне все свои прелести из под чрезвычайно неудобной мини-юбки. Я захлопнул дверцу и втиснулся в те выемки, которое выдавил на сидении мой зад. Потом надел наушники и ларингофоны и подключил их. Включил питание, и на панели замигали огоньки. Моторы, масло, дроссели в нужном положении, горючего, заслонки. Я не спеша прошелся по списку. Наконец нажал кнопки и двигатели ожили. Мы спокойно сидели, пока я давал им возможность прогреться и продолжал оставшиеся проверки перед взлетом.

- Ты знаешь, мне ведь до сих пор ни разу не приходилось летать с тобой, - сказала Вероника. Она сидела рядом со мной на втором переднем сидении. Но я ещё не был готов простить ей все - я помнил об угрозе пятилетней тюремной отсидки.

- Тебе повезло, - сказал я и начал переговоры с контрольной башней. Пока я выруливал на взлетную полосу, начало подниматься солнце. Весь мир выглядел новым и юным, всюду светлые краски, и я хорошо себя чувствовал, так как в кабине стало тепло.

Диспетчер разрешил взлет и я взглянул на огромную взлетную полосу, исчерченную черными следами от колес и исчезающую вдали.

- Пристегнитесь, - велел я. Затем подал сектора газа и двигатели начали набирать обороты. Ужасный миг, когда ты знаешь, что должен уйти, прошел, и я поднял самолет в воздух.

Набрав примерно две тысячи футов, я снова пересек взлетную полосу, покачал крыльями и направился в сторону воспетого Гомером моря. Мои спутники расслабились и стали разглядывать покрытую легкой рябью поверхность моря, судно с ослепительно белым корпусом и острова, исчезающие позади. Я чувствовал себя бодрым и совершенно спокойным. Практически все время я сам вел самолет, не пользуясь автопилотом. Думать ни о чем не хотелось. Мои руки удобно лежали на пластмассовой ручке, а ноги стояли на педалях. Я был полностью поглощен самим процессом полета, я просто стал частью "чессны" - большой и умной механической птицы. Это было не так уж плохо - ведь машины не могут вас предать.

13. Знаки смерти

Мы двигались с постоянной скоростью примерно в двести миль в час. Брентридж достал термос с кофе и я объяснил ему, где найти чашки. Теперь, согнувшись в своем кресле, я прихлебывал кофе, а Вероника с ужасом смотрела на оставленную без присмотра и судорожно дергающуюся ручку управления.

- Совершенно не обязательно держать её руками, - заверил я и закурил.

Двадцать минут спустя внизу появилось судно, явно шедшее на всех парах, если судить по расходившемуся в стороны буруну. Я показал на него, отключил автопилот и крикнул:.

- Держитесь крепче!

А сам отдал ручку вперед, и "чессна" стала падать вниз, как бомба, море заполнило весь горизонт и судно понеслось навстречу нам со скоростью 300 миль в час. Это была настоящая атака из пике в духе Второй мировой. Затем я слегка принял ручку на себя и мы ракетой пронеслись над кораблем, перегрузка вдавила меня в кресло. Передо мной на какие-то миллисекунды промелькнуло несколько бледных лиц, потом я снова набрал высоту.

Надеюсь, я на всю оставшуюся жизнь напугал Руперта Генри - это был последний удар в его кошмарной схватке с морской болезнью. Правда, возможно, что в этот момент он находился в закрытой каюте, потягивая не облагаемый таможенными сборами джин.

Суля по Веронике, её слегка мутило.

- Держу пари, ты каждый день испытываешь то же в "мазерати", поспешил заверить я.

Когда до острова оставалось с полчаса полета, я попросил Брентриджа достать мне кое-что из запертого шкафчика, помещавшегося в задней части самолета. Он осторожно передал мне большой картонный ящик. Я открыл его и освободил содержимое от папиросной бумаги. Там было прицельное приспособление для воздушной стрельбы, которое я закрепил на двух кронштейнах над щитком приборов перед своим сидением. Затем я пошарил за щитком и вытащил провод, который подсоединил к хитрому ящичку компании "Интернейшнл Чартер" с помощью многоштырькового разъема. Попробовал включить - и судя по всему оно работало!

Вероника ничего не понимала, но Брентридж оказался более сообразительным.

- Ждешь неприятностей?

- Нет, но всегда лучше перестраховаться. Я оставил Детмана с двумя его парнями, прикованных наручниками к стене и, если Гудини* не доводится им близким родственником, они там и должны сейчас лежать. А самое опасное оружие на острове - обломки скал.

________________________________________________________

* знаменитый фокусник, умевший ловко избавляться от оков

Брентридж принялся заряжать и разряжать свой автоматический "браунинг", а Роника смотрела, как я справляюсь с управлением.

- Ты на меня все ещё сердишься? - наконец спросила она.

Перед тем, как ответить, я внимательно изучил всю панель приборов, словно те могли дать мне совет. Но они все попрятались в свои гнезда и помалкивали.

- А как ты думаешь? Как бы ты себя чувствовала, если бы наемником Квина оказался я, а ты - жертвой шантажа?

Она пожала плечами и отвернулась к окну. Я вновь вернулся к компасу, стараясь держать курс как можно аккуратнее, в пределах десяти градусов.

- Как ты оказалась замешана в это дерьмо? Ты всегда казалась такой преданной мне, что и в голову не могло прийти, что ты предана только фюреру Квину.

- Просто когда работаешь в разведке, то совсем не умираешь от счастья. Большую часть времени это обычная работа, как любая другая - ты-то должен это понимать. Но в ней были и некоторые компенсирующие моменты. Вроде тебя.

Я холодно рассмеялся.

- Премного благодарен. Я доволен, что смог внести тонкий луч солнечного света в твой кабинет, заполненный пыльными досье и приказами, размноженными в четырех экземплярах.

Больше нам уже нечего было сказать друг другу.

Брентридж последний раз протер свой пистолет и засунул его в кобуру на бедре. Меня не особенно интересовало, что он делает. Я сейчас был настолько занят мыслями о Веронике, что почти забыл о Детмане и потерял интерес к так любовно вынашиваемым планам. Я даже начал сожалеть, что поступил подобным образом - из чистой прихоти. Руперт Квин и его парни из морской пехоты были куда более квалифицированны для охоты за Детманом и его чемоданчиком, набитым египетскими секретами.

Теперь я размышлял о том, что буду делать, когда все окажется позади. О долгом отдыхе в каком-нибудь приятном месте. О долгом отдыхе, и непременно с девушкой. Не пригласить ли Веронику? Я тщательно анализировал свои чувства, пока "Чессна" монотонно гудела над морем, а стрелки тахометров неподвижно застыли на положенных местах.