Окраину города он проезжал в одиночестве, не рискуя выпустить своих коллег из багажника, чтобы редкие прохожие не смекнули, что происходит.

Когда Халис остался позади, Азиз остановился на перекрёстке с двумя указателями. На одном было написано: «Туз-Хурмату — 120 км», на другом: «Туз-Хурмату — 170 км». Посмотрев по сторонам, он вышел из машины, открыл багажник и выпустил своих пассажиров. Пока они со стонами разминали конечности и вдыхали полной грудью воздух, Азиз показал на указатели. Скотту не надо было смотреть на карту, чтобы решить, по какой дороге ехать.

— Мы должны воспользоваться более длинной дорогой, — сказал он, — в расчёте на то, что они по-прежнему считают, что мы едем на грузовике.

Ханна с чувством захлопнула крышку багажника, и все четверо уселись в машину.

Азиз выжимал на извилистой дороге сорок миль в час, а его пассажиры каждый раз ныряли на дно машины, едва завидев на горизонте какое-нибудь движение.

В промежутках между нырянием все четверо с удовольствием угощались фруктами, которые Жасмин оставила на переднем сиденье.

Когда миновали знак, показывавший, что до Туз-Хурмату осталось двадцать километров, Скотт сказал Азизу:

— Я хочу, чтобы ты остановился, не доезжая деревни, и сходил туда один, прежде чем мы решим, можно ли нам проехать через неё. Не забывай, что от неё до шоссе всего три мили и там может быть полно солдат.

— А до курдской границы? — спросила Ханна.

— Около сорока пяти миль, — ответил Скотт, продолжая изучать карту. Они ехали ещё двадцать минут, прежде чем, перевалив вершину холма, увидели вдали деревню, приютившуюся в долине. Ещё через несколько секунд Азиз свернул с дороги и остановил машину в небольшой цитрусовой роще, укрывавшей их от солнца и любопытных глаз проезжавших мимо. Внимательно выслушав указания Скотта, Азиз вышел из машины и затрусил в направлении Туз-Хурмату.

Генерал Хамил захлебнулся от ярости, когда молодой лейтенант доложил, что «кадиллак» проехал контрольный пункт в Халисе около часа назад и ни один из постовых не побеспокоился заглянуть в его багажник.

Когда в ход были пущены пытки, один из них тут же признался, что террористам, должно быть, помогала девушка, которая регулярно проезжала через контрольный пункт.

— Больше она никогда не проедет через него, — заключил генерал.

Кроме этого, солдаты смогли сообщить лишь, что за рулём сидел кузен девушки, который был гомосексуалистом. Хамил удивился, откуда они могли знать это.

Генерал опять подошёл к карте на стене. Он уже бросил целую армию вертолётов, грузовиков, танков и мотоциклистов на дорогу между Халисом и границей, но до сих пор никто не видел «кадиллак» на шоссе. Это была какая-то мистификация, ведь не могли же они повернуть назад, где неизбежно бы налетели на его войска.

Его глаза ещё раз обшарили каждый маршрут между контрольным пунктом и границей.

— Ах вот оно что! — сказал он наконец. — Они, наверное, поехали по дороге через горы.

Палец генерала пробежал по тонкой извилистой красной линии и упёрся в шоссе.

— Вот вы где! — воскликнул и стал выкрикивать новые приказы.

Прошло около часа, прежде чем Кохен объявил:

— Курд возвращается, сэр.

Когда Азиз подбежал к ним по склону, на его лице была усмешка. Он побывал в Туз-Хурмату и мог заверить их, что деревня живёт обычной жизнью, но радио кричит о четверых террористах, которые пытались убить великого вождя и которых теперь разыскивают на всех главных дорогах.

— У них есть наши описания, но в сводке новостей час назад все ещё говорилось, что мы передвигаемся на грузовике.

— Хорошо, Азиз, — сказал Скотт, — поехали через деревню. Ханна, садись впереди с Азизом, а мы с сержантом спрячемся на заднем сиденье. Как только проедем Туз, укроемся где-нибудь и продолжим движение только с наступлением темноты.

Азиз сел за руль, и «кадиллак» медленно двинулся к деревне.

Деревня тянулась метров триста по сторонам дороги, на которой едва могли разъехаться две машины. Ханна смотрела на маленькие деревянные лавки и мужчин, состарившихся на их ступеньках. «Грязный старый „кадиллак“, медленно проезжающий по деревне, наверное, представляет для них целое событие», — подумала она и увидела на другом конце улицы машину.

— Навстречу нам движется джип, — спокойно предупредила она. — В машине четверо, один из них, похоже, сидит за зенитным пулемётом, установленным сзади.

— Продолжай ехать как ехал, Азиз, — сказал Скотт. — Ханна, а ты продолжай сообщать нам все, что видишь.

— Они в сотне метров от нас и начинают проявлять интерес.

Кохен показал на сумку с инструментом и выхватил из неё гаечный ключ. Скотт взял монтировку. Они медленно перевернулись и привстали на колени.

— Джип развернулся и встал поперёк дороги, — сказала Ханна. — Секунд через пять нам придётся остановиться.

— Их действительно четверо? — спросил Скотт.

— Да, — подтвердила Ханна. — Больше я никого не вижу.

«Кадиллак» остановился.

— Джип в нескольких шагах перед нами. Один из солдат выходит. За ним второй. Двое остаются в машине. Один за пулемётом, второй по-прежнему за баранкой. Мы берём первых двух, — сказала Ханна. — Вам придётся иметь дело с двумя в машине.

— Понятно, — ответил Скотт.

Первый солдат подошёл к «кадиллаку» со стороны водителя, а второй стал обходить его со стороны пассажира. Азиз и Ханна держали руки на дверцах, слегка приоткрыв их.

Уловив момент, когда первый глянул назад и потянулся за оружием, Азиз стремительно распахнул дверцу, ударив солдата по коленям и сбив его с ног. Прежде чем тот успел прийти в себя, Азиз выпрыгнул из машины и прижал его к земле. Скотт выскочил, когда второй бросился к Ханне. Первый удар Ханны пришёлся ему по сонной артерии, а второй по основанию черепа, когда он пытался вытащить пистолет, который в конце концов выпал из его безжизненной руки. В руках у третьего заговорил пулемёт. Кохен нырнул на дорогу, и к нему из-за баранки бросился четвёртый, на ходу стреляя из пистолета. Кохен метнул в него гаечный ключ, заставивший его сделать шаг в сторону и оказаться на линии огня пулемёта. Огонь мгновенно прекратился, но Кохен уже вцепился ему в горло. Солдат обмяк и, получив два удара по шее, стал корчиться в судорогах на земле. Кохен быстро переключился на сидевшего за пулемётом, который уже ловил его в перекрестие прицела. Достать его на расстоянии десяти шагов было невозможно, и Кохен метнулся к «кадиллаку» под градом пуль, две из которых впились ему в левую ногу. В этот момент с другой стороны к джипу бежал Скотт. Когда солдат развернул ствол пулемёта в его сторону, Скотт пролетел оставшиеся метры по воздуху и рухнул на него сверху.

Пулемёт продолжал строчить, когда они неуклюже свалились на землю и, вскочив на ноги, двинулись друг на друга. Скотт ударил пулемётчика монтировкой по шее — тот подставил руку и отразил удар, но Скотт саданул его левым коленом в промежность и заставил сложиться вдвое. Второй удар монтировкой пришёлся в цель и перебил шею солдату. Он распластался на дороге, как пловец кролем, замерший на взмахе. Скотт стоял над ним, словно загипнотизированный, пока Азиз не бросился к нему под ноги и не сбил на землю.

— В первый раз это всегда тяжело, — отметил курд, видя, как Скотта трясёт.

Они огляделись по сторонам в ожидании реакции местных жителей. Кохен с окровавленной ногой неуверенно забрался в джип и занял место за пулемётом.

— Не стреляй без команды! — крикнул Скотт, оглядываясь в ту и другую сторону по дороге. На улице не было ни души.

— Слева, — сказала Ханна. Повернувшись, Скотт увидел старика с черно-белой куфией на голове и в длинной белой рубахе, схваченной толстым ремнём на талии. Он медленно шёл к ним, подняв руки над головой.

Старик остановился под пристальным взглядом Скотта в нескольких шагах от «кадиллака».

— Меня послали деревенские старцы, потому что только я говорю по-английски. — Старика била дрожь, и говорил он запинаясь. — Мы думаем, что вы террористы, которые пришли убить Саддама.