Их эгоизм и их подобострастные оправдания равно ее позабавили, так же, как и бунт Каслвуда. Он был себялюбив не менее остальных, но не столь низок, да к тому же - о чем он сам откровенно заявил - мог позволить себе роскошь иногда отстаивать свою независимость, потому что ему все-таки принадлежало родовое поместье.

Госпожа Бернштейн, будучи женщиной нетерпеливой, решительной и для своего возраста удивительно энергичной, имела привычку вставать рано. Она была на ногах задолго до того, как томные каслвудские дамы (лишь накануне вернувшиеся домой из Лондона и еще не отдохнувшие от его раутов и балов) покинули свои пуховики, а веселый Уилл проспался после неумеренных возлияний. Встав ото сна, она прогуливалась среди зеленых лужаек, где повсюду сверкала дивная утренняя роса, мерцавшая на буйных цветочных коврах симметричных партеров и на темной листве аккуратных живых изгородей, в прохладной сени которых нежились мраморные дриады и фавны, пока кругом пели тысячи птиц, фонтаны плескались и искрились в розовом свете утра, а в лесу перекликались грачи.

Чаровали ли баронессу эти давно знакомые картины (ведь в детстве она часто гуляла тут)? Напоминали ли они о днях невинности и счастья? Черпала ли она в этой тихой красоте спокойствие и радость, или в ее сердце пробуждались раскаянье и сожаление? Во всяком случае, она держалась с необычной мягкостью и ласковостью, когда, погуляв по аллеям около получаса, встретила наконец того, кого ожидала. Это был наш молодой виргинец, которому она спозаранку отправила записку с одним из внуков Локвуда. Записка была подписана "Б. Бернштейн" и извещала мистера Эсмонда Уорингтона о том, что его родственники в Каслвуде, и в их числе близкий друг его деда, с нетерпением ожидают его "в английском доме полковника Эсмонда". И вот юноша явился в ответ на это приглашение; он прошел под старинной готической аркой и быстро сбежал по ступеням садовых террас, держа в руке шляпу; ветер отбрасывал светлые волосы с разгоряченных щек, а траур придавал его тонкой фигуре особую стройность. Красота и скромность юноши, его приятное лицо и манеры понравились баронессе. Он отвесил ей низкий поклон, достойный версальского щеголя. Баронесса протянула ему маленькую ручку, а когда на нее легла его ладонь, другой рукой легко коснулась его манжеты. Потом она ласково и нежно посмотрела на простодушное раскрасневшееся лицо.

- Я была близко знакома с твоим дедом, Гарри, - сказала она. - Так, значит, вчера ты пришел посмотреть его портрет, а тебе указали на дверь, хотя, как ты знаешь, этот дом по праву принадлежал ему.

Гарри густо покраснел.

- Слугам не было известно, кто я такой, - сказал он. - Вчера поздно вечером ко мне приходил молодой джентльмен, но я был в дурном настроении, а он, боюсь, не вполне трезв. Я обошелся с моим кузеном очень грубо и хотел бы извиниться перед ним. Ваша милость знает, что у нас в Виргинии гостей, даже незнакомых, встречают совсем иначе. Признаюсь, я ожидал другого приема. Это вы, сударыня, послали вчера за мной кузена?

- Да, я. Однако ты увидишь, что сегодня твои родственники встретят тебя очень любезно. Ты, разумеется, останешься тут. Лорд Каслвуд непременно явился бы сегодня к тебе в гостиницу, но мне не терпелось тебя увидеть. Завтрак будет через час, а пока мы с тобой поболтаем. За твоим слугой и багажом в "Три Замка" кого-нибудь пошлют. Дай-ка я обопрусь о твою руку. Я уронила трость, когда увидела тебя, так послужи мне тростью.

- Дедушка называл нас своими костылями, - сказал Гарри.

- Ты на него похож, хоть ты и блондин.

- Если бы вы видели... если бы вы видели Джорджа! - И глаза простодушного юноши наполнились слезами. Мысль о брате, жгучая боль вчерашнего унижения, ласковый прием, который оказала ему баронесса, - все это вместе повергло молодого человека в сильное волнение. Он испытывал нежную благодарность к старой даме, встретившей его так приветливо. Еще минуту назад он чувствовал себя совсем одиноким и невыразимо несчастным, а теперь у него был родной кров и ему протянули дружескую руку. Не удивительно, что он уцепился за эту руку. В течение часа Гарри изливал своему новому другу всю свою честную душу, и когда солнечные часы показали, что настало время завтрака, он лишь удивился тому, сколько успел ей рассказать.

Баронесса проводила его в утреннюю столовую; она представила молодого виргинца графине, его тетушке, и велела ему обнять двоюродных братьев. Лорд Каслвуд был обходителен и мил. У честного Уилла болела голова, но происшествия прошлого вечера начисто изгладились из его памяти. Графиня и девицы были чарующе любезны, как умеют быть дамы их круга. И мог ли Гарри Уорингтон, простодушный и искренний юноша из далекой колонии, лишь накануне ступивший на английскую землю, мог ли он догадаться, что его улыбающиеся приветливые родственники воспылали к нему настоящей ненавистью, с ужасом наблюдая, как нежна с ним баронесса Бернштейн?

А она была без ума от него, говорила только с ним и не обращала внимания на каслвудскую молодежь, водила его по замку, поведала ему всю историю дома их предков, показала комнатку, выходившую во внутренний двор, комнатку, некогда служившую спальней его деду, и потайной шкаф над камином, сооруженный в эпоху преследования католиков. Она каталась с ним но окрестностям, показывала ему самые примечательные имения и замки, а взамен мало-помалу выслушала полную историю жизни молодого человека.

Эту краткую биографию снисходительный читатель соблаговолит узнать не из безыскусственного повествования Гарри Уорингтона, но в том виде, в каком она изложена в нижеследующих главах.

^TГлава III^U

Виргинские Эсмонды

Генри Эсмонд, эсквайр, офицер, дослужившийся до чина полковника в войнах, которые велись в царствование королевы Анны, в конце его оказался замешанным в неудачной попытке вернуть английский трон семье этой королевы. Нация, к счастью для нее, предпочла другую династию, и немногим противникам Ганноверского дома пришлось искать убежища за пределами Соединенного Королевства - в их числе по совету друзей уехал за границу и полковник Эсмонд. Однако мистер Эсмонд искренне сожалел о своем участии в заговоре, а августейший монарх, взошедший на престол Англии, был весьма незлопамятным государем, и друзьям полковника в самое короткое время удалось добиться его прощения.