Тимур уже ждал меня – сцепив руки за спиной и нахмурившись, когда я запнулась и криво шагнула в его сторону. Он не смог скрыть озадаченности, когда увидел мой головной убор и продолжал разглядывать меня даже тогда, когда я встала рядом, и он взял меня под руку, поворачиваясь к регистратору.
Я гадала, на каком языке будет проходить процесс – на русском или татарском, и была немного удивлена услышав родную речь, правда со свойственным татарам забавным говором:
- Дорогие молодые. Любовь — это большое сокровище, дарованное человеку. Ваша жизнь как песочные часы, два хрупких сосуда связанных невидимой нитью времени. Эта нить связала вас, ваши судьбы. А сегодня ваши сердца заключают союз биться рядом неразрывно на всю последующую жизнь…
Она говорила много – половину я просто не услышала сквозь гул крови в висках. Единственное, что вывело меня из ступора, это приглушенное: «Да», сказанное Тимуром.
- Прошу ответить вас, невеста.
- Да, - просипела я.
- Прошу вас подкрепить своё решение клятвой. Повторяйте за мной…
Все было, как в тумане. Словно я отделилась от тела и смотрела со стороны на себя, на Агеева, на его родных, стоящих напротив, как свидетели.
«Я, Тимур Маратович Агеев, беру тебя в законные жены…»
Его взгляд прожигает насквозь, когда он произносит слова: «Обещаю оберегать…»
Мои плечи дрожат, а на глаза наворачиваются слезы, когда я повторяю: «Помогать и понимать тебя…»
Адиля вздыхает и Марат Асмарович приобнимает ее за плечи, когда их сын продолжает: «Помогать и верить тебе… именем всего, что мы создали вместе»
А по моей щеке сбегает слезинка и я смахиваю ее, произнося: «И всего того, что будет нами создано».
- Примите обручальные кольца, как символ единства, верности и чистой любви. Пусть они всегда напоминают вам что ваша любовь бесконечна, - отец протянул Тимуру шелковую подушечку с украшениями, - Дорогие новобрачные, я прошу вас обменяться обручальными кольцами.
Прохладный металл скользнул по моей коже. Кольцо Тимура, которое взяла дрожащими пальцами, туго село на его безымянном, блеснув золотом в свете хрустальной люстры на потолке.
- Ну чего ты разревелась, - прошептал Тимур у моих губ, наклонившись для поцелуя и так и не дав мне ответить.
Все изменилось. Теперь меня целовал муж – муж! – от этой мысли кружилась голова, а колени подкашивались и держали меня только крепкие руки.
Скромная фотография на память с родителями жениха и бумажная волокита, которую Тимур чудом под название «взятка» умудрился решить в максимально короткий срок. Тихий шепот Адили, когда она сжала меня в объятиях: «Не давай ему спуску, а если что, жалуйся мне – я быстро поставлю сына на место» и сухое: «Поздравляю, дочка», произнесенное Маратом Асмаровичем, однако от его улыбки внутри потеплело – она была искренней.
Я стала женой.
5
- Илона? – мелькнувший в оконном отражении силуэт отвлек меня от разглядывания города, раскинувшегося внизу, как на ладони.
Качнув головой, я посмотрела на Волгу и редкие островки, виднеющиеся вдалеке.
Гостиничный номер встретил парой лебедей на кровати, бутылкой шампанского в ведерке со льдом и пышным букетом белых роз на туалетном столике. Сервис, безусловно, на высоте, но я с куда большей радостью оказалась бы сейчас где-нибудь в лесу, в деревянном домике. Чтобы вместо зеленого ковролина с узором толстая шкура на полу у камина; чтобы вместо большого панорамного окна маленькое с закрытыми деревянными ставнями; а вместо ужина в ресторане небольшое крыльцо и чашка какао в руках.
Неожиданное прикосновение к плечу заставило вздрогнуть и Тимур, вполне закономерно, одернул руку.
- Все в порядке? – обеспокоенно спросили, разглядывая исподлобья.
- Просто задумалась.
Развернув за плечи, он обхватил мое лицо ладонями, и я невольно поморщилась от легкого укола булавки у виска.
- Что, уже надоел? – усмехнувшись, спросил Агеев, когда я стянула платок на плечи.
- Колется.
- А я начал задумываться о том, чтобы оставить его на тебе, хатын, - чуть отстранившись и оглядев меня, Тим тихо пробормотал, - Тебе идет.
- Ну еще бы… - успела съязвить перед поцелуем.
Он был таким привычным – не слишком требовательным, но и не слишком мягким. Таким, словно этот мужчина знает меня всю жизнь. Его ладони уверенно опустились к моим плечам, большие пальцы рисовали какие-то узоры на шелке платья, но я чувствовала эти прикосновения даже через ткань.
Взгляд невольно зацепился за широкую кровать с теми самыми лебедями, сюрреалистично разложившимися на красном покрывале с дурацкой золотой вышивкой. Все в этом номере было «слишком» - мраморная ванная, резная мебель, лепнина на потолке, золотые канделябры, шелковое постельное белье, проглядывающее из-под того самого покрывала.
- Это то, о чем я думаю? – прошептала, даже прохрипела, когда Тимур отстранился
«Это наша брачная ночь»: мелькнула обескураживающая мысль, но, слава Богу, вслух я ее не озвучила. Правда, во взгляде Тимура, смогла разгадать четкое и безапелляционное: «Да».
- Сегодня мы муж и жена.
- Не только сегодня, - он снова наклонился, чтобы легонько коснуться уголка губ, - И завтра, - снова поцелуй, - И послезавтра, - еще один, - И через год. И через десять лет.
Странно, что я так нервничаю – а нервничаю я знатно. Дрожь, когда Агеев отступил назад и чисто мужским взглядом начал разглядывать меня с макушки до ног, не удалось скрыть - подол платья тихонько зашуршал. Не скрылось это и от мужчины, стоящего напротив – его губы тронула едва заметная усмешка.
- Обещаешь? – снова тихий, едва слышный шепот не своим голосом; все, на что я сейчас способна.
- Обещаю.
Сердце забилось так громко, что показалось, весь город может принять его за набат, призывающий собраться на площади. Тимур медленно потянул узел галстука, а я попыталась протолкнуть воздух в легкие, но вышло с трудом. Он спокойно вытащил из кармана брюк мобильный, две связки ключей и положил их на прикроватную тумбочку. Расстегнув верхние пуговицы белоснежной рубашки, протянул мне ладонь, и я сделала шаг вперед, хватаясь за нее, как за спасательный круг.
Тимур не сказал ни слова. Его: «Обещаю» тихим эхом повисло в воздухе, когда он обошел меня и медленно, пуговица за пуговицей, начал расстегивать платье. Я же стояла не дыша, только вздрагивала от каждого движения пальцев и от того, как кожу обдавало прохладой.
Он поцеловал оголившееся плечо, выдохнув мне в шею и осторожно, словно это платье было мне второй кожей, потянул его вниз. Я закрыла глаза, слушая только эти звуки: наше дыхание, шелест такни, шорох его чуть шершавых ладоней по моей спине и рукам, щелчок застежки бюстгальтера. Платье бережно стянули вниз, за ним последовало нижнее белье – кружево немного оцарапало кожу. Терпкий мужской запах обволакивал, как и кольцо рук, когда меня подхватили и уложили на кровать, так бережно и осторожно, словно я могу рассыпаться на кусочки.
Нависая надо мной, Тимур молчал, и, наверное, слова были не нужны. Я могла прочитать в его глазах – почти черных в приглушенном свете – все, что он хотел сказать. Видела свое отражение в них, как будто смотрелась в зеркало.
Потянулась к его рубашке, неуверенно расстёгивая пуговицы и так же неуверенно снимая ее. Провела пальцем по аккуратной арабской вязи, овивающей плечо, и снова задержала дыхание, когда Тимур отстранился, чтобы снять брюки. Щелчок пряжки ремня, вжик молнии – неотрывно следила за каждым движением; за тем, как перекатываются мышцы и натягивается тонкая кожа на длинном шраме, тянущемся вдоль руки.
Мне показалось, что его ладони дрожат, когда он провел по моим икрам вверх, обхватывая колени и приподнимая их. Наклонившись, Тимур прижал мои ноги к своим бокам, и я на секунду закрыла глаза, ощущая его кожу своей. Теплые губы коснулись ложбинки между грудей, медленно поднялись выше к впадинке на шее и оставили влажный след на подбородке.