– Я вышла через черный ход, и мы сМишель пошли по проулку, который виден из окна моей комнаты. Ты и сам видел, что это за проулок. Кругом бегают куры, слышится ругань мамаш, еще и грязь по колено. В общем, мне поскорее хотелось выбраться оттуда, поэтому, не оглядываясь по сторонам, мы проскочили проулок  и вышли на мощеную булыжником улицу.

– А ты как хотела, без грязи тоже не обойтись. Даже у нас, в Лондоне, есть такие проулки.

Мария посмотрела на меня с укором и продолжила:

– Мишель повела меня в ателье, будто бы мне нужно сшить платье. Портниха была жизнерадостной женщиной и без умолку щебетала, так, что я иногда не понимала о чем она говорит, и мне приходилось переспрашивать. Но Франсуаз, так зовут портниху, ни разу не обиделась. Наоборот, каждый раз, когда я переспрашивала, она добавляла к рассказу какую-то новую подробность. Конечно, я провела у нее все утро, но зато узнала много интересного, и знаю практически каждого в этом городе. Я думаю, Мишель не случайно повела меня сначала в ателье. От этой Франсуаз я, конечно, много узнала, но так же я и очень устала от нее. Так что после похода к ней я провела в таверне что-то около часа, где, между прочим, тоже немало узнала.

– Так что ты узнала?

– Я узнала, что дворяне практически не переносят бедняков, что, впрочем, не было для меня тайной. Дворяне обожали своего феодала Фурнье, а бедняки его ненавидели, что тоже понятно. Но вот, что интересно. Как бы бедняки ни ненавидели своих тиранов, они бы никогда не затеяли против них сговор.

– То есть, ты хочешь сказать, не убили бы Фурнье. Но откуда тебе это известно?

– Потому что, как бы не терроризировал Фурнье свой народ, они жили намного лучше, чем люди из соседних городов. Они могли отправить своих детей на хорошую службу к мсье Фурнье, где бы им хорошо жилось, да и родителям было бы легче. А теперь Фурнье убит и не известно, что будет дальше.

– Слышал я об этой службе. Да ведь он просто отбирал детей у их родителей за неуплату налогов!

– Может и так, но большинство это устраивало. Ведь с человека полностью снимались налоги.

– Но никогда не увидеть своего ребенка…

– А с чего ты взял, что те, кто отдали своих детей, никогда больше их не видели? Детей ведь не забирали в рабство. Они вольны ходить, куда им вздумается, например, навещать своих родных и близких. Но со службы, конечно, уйти нельзя. Да никто и не хочет, насколько я поняла. Тут тебе и бесплатный кров, и еда, кто ж захочет уходить?

– Что-то уж слишком радужную картину обрисовала тебе эта портниха. Я вот, например, другое слышал. Что ты скажешь на то, что Фурнье красивых девушек брал в придворные дамы, а одну из них, самую строптивую, которая не захотела ему подчиняться, казнил? И таких случаев было не мало.

– Я и не говорю, что Фурнье был хорошим человеком. Знаю на собственном опыте. Но у моих деда с бабкой и в мыслях не было убивать Фурнье. Наоборот, они мне объясняли, как хорошо было бы у него служить. Я сейчас не об этом. Мы же хотим узнать, кто убил Фурнье. Так вот, я пришла к выводу, что это кто-то из его же окружения.

– Почему ты так думаешь? Насколько я понял из разговоров, дворяне очень его любили и совсем не рады его смерти. Им перепадало много от налогов взимаемых с бедняков. И они, кстати, бедняки, последнее время были недовольны величиной налогов. У меня сложилось такое впечатление, что крестьяне подозревают дворян, а те их. Но никто в открытую об этом не говорит, все только и твердят, что это могли сделать лишь не местные. Такое ощущение, что дворяне вздохнули с облегчением, когда в убийстве обвинили каких-то заезжих. А крестьяне уверены, что это сделал кто-то из местных. Кстати, нас с тобой считают колдунами.

Мария громко рассмеялась:

– Что только о нас не думали! Помнишь, как нас тоже приняли за ведьму и колдуна в тихой маленькой английской деревушке? Все тогда думали, что мы похищаем детей и съедаем их, вроде как продлеваем молодость. Смеху было! Пока на нас не открыли настоящую охоту, прямо как здесь. Только там нам никто не помогал, но у нас хотя бы были кольца.

– Да, всякие у нас были ситуации, но такая как эта, – я покачал головой, – меня только одно радует, что скоро мы все узнаем. Именно здесь все началось, и я не упущу свой шанс.

– Было бы у нас времени было побольше, а так приходиться только думать о том, как бы отсюда выбраться. Но сейчас не об этом. Дворяне думают одно, крестьяне – другое. Но все это не имеет значение. Я тебе сейчас говорю об окружении мсье Фурнье, то есть о тех людях, которые живут в замке.

– Но почему ты так думаешь? Ведь его убили ночью, любой мог бы это сделать.

– Любой, да не любой. Не думаю, что простые люди, даже дворяне, могли знать о его передвижениях, – я попытался возразить, но Мария не дала, – это потом уже всем становится все известно. И потом, я тебе еще не сказала самого главного. У Фурнье была жена, которая пропала накануне его смерти.

– Я знаю об этом, как и том, что убийство связано с ней.

– Так что ты мне тут голову морочишь? Крестьяне, дворяне.

– Потому что надо просчитывать все варианты. А то мы решим, что убийца может быть только в замке и зайдем в тупик. Надо учитывать все. Так что тебе рассказали о жене господина Фурнье?

– То, что она очень красивая, но никто не видел ее лица, и что вроде как она не местная. Но Франсуаз сказала мне по «секрету», что многие думают, будто жена Фурнье была местной простолюдинкой. Поэтому-то мсье Фурнье и выдумал историю о том, что его жена из далекой страны, и ей нельзя показывать лицо.

– А Франсуаз случайно не знает, кто она такая?

– К сожалению, нет, никто не знает. Ведь она не показывала своего лица. Кстати, можешь себе представить, что ты меня забрал отсюда два дня назад! Представляешь! Мне Франсуаз рассказала, будто бы у некой старой четы недавно забрали внучку. Они не сильно горевали, но она-то, Франсуаз, знала, как им было тяжело, – Мария усмехнулась.

Дверь скрипнула и в комнату, пятясь задом, вошла та же женщина, что приносила мне куриный бульон. На этот раз в руках она держала огромный поднос, уставленный всевозможными булочками и пирожными. В комнате повеяло ароматным чаем из большого чайника на подносе. И как она все это унесла?

– Прошу вас мадам, мсье, – сказала она, устанавливая поднос на столик возле моей кровати, – угощайтесь, особенно вы мсье, вам надо набираться сил, – она склонилась и ушла.

У Марии заблестели глаза, и губы начали растягиваться в улыбку.

– Смейся, сколько хочешь, – я попытался сделать оскорбленный вид, но у меня это не получилось, и, не выдержав, мы вместе рассмеялись.

– Просто непривычно видеть тебя больным, да еще чтоб и хлопотали вокруг тебя, – улыбнулась Мария. – А как это случилось?

– Кто-то знает, что мы здесь, во всяком случае, что я здесь.

– Я даже подозреваю, кто это.

– Может и Лаура, – кивнул я, – ну уж очень все странно. Мне передали записку с пожеланием увидеться в церкви. Я пришел, а там мне на ухо шепнули, мол, ничего не предпринимайте и скоро будете дома.

– А ты успел увидеть, кто это был?

– К сожалению нет. Я быстро обернулся, но сзади никого не обнаружил. Впрочем, в церкви было полно людей, так что этому человеку ничего не стоило затеряться в толпе. Еще какой-то рыжий мужик обманул меня.

– У него случайно нет такого большого носа?

– Есть и шевелюра пышная такая, а костюм весь в заплатках.

– Точно! А работает он на какого-то художника, не помню его имени, но он еще не известный, не то, что Лорнье, как сказал мне рыжий.

– Вот в этом и обман. Мне он представился помощником башмачника, и как я уже выяснил, это оказалось неправдой.

– Не может быть! Мне он представился как Повалье, а тебе, какое имя назвал?

– Тоже Повалье.

– Так может его и на самом деле зовут Повалье? Вдруг он мне правду про себя рассказал? Зачем только тебя обманул?

– Не знаю. Тут вообще странный город. Когда я зашел в таверну недалеко от лавки старьевщика, тамошний бармен сказал, чтоб я шляпу не забывал и рассмеялся.