Здоровый детина не скрывал собственных чувств. Он подбежал к Фролу и, словно родитель, приподнял Валетова над землей и обнял. На мгновение мелкому показалось, что сейчас он попал внутрь бетономешалки.

– Здорово, здорово! Отпусти, все со мной нормально, – отвечал на неудержимые ласки Валетов, предлагая поставить себя на землю.

– Ну ты как, в порядке? – Здоровые руки трясли его за плечи.

– Да ничего, – Фрол протянул и показал собственные ладони. – Вы что, уроды, не могли другую веревку подобрать? Я себе всю кожу содрал! Ты не видишь? Это все из-за тебя, придурок! Куда ты полез с такой хреновой веревкой на крышу? И зачем ты долбил отверстие так громко? Пока ты дрябал своим молотком, эта обезьяна, она меня затискала, я уже не знал, куда от нее деваться. Чуть не задушила от большой любви. Боялась, как бы я с ума не сошел. Она же не понимает, что происходит, а я-то понимаю. Ты запомни, чтоб больше с такой хреновой веревкой меня спасать не лазил!

– Да-да, – пятился Простаков в недоумении. – Ну извини, мы ничего другого найти не могли.

– А надо было искать, надо было искать лучше! Почему я должен свою кожу оставлять в этом гребаном ангаре?

Наблюдая офигевшее лицо Простакова, Валетов расслабился и заулыбался:

– Да ладно, чего ты, все ништяк. А крутые учения у нас получились, да?

Валетова доставили в палаточный городок с перевязанными руками.

Даша, Саша и Маша, которых, естественно, по тревоге не поднимали и ни на какие учения не увозили, встретили Валетова с великим чувством сострадания и окружили его лаской и заботой. Так они стали, кроме официанток, еще и сестрами милосердия на добровольных началах.

Маша Миронова – дочка интеллигентных родителей – не сводила глаз с рваной кожи на руках Валетова во время перевязок.

– Что же с тобою случилось? – шептала она, пока сноровистая Даша меняла неумело наложенные повязки Простакова на собственные, куда более симпатичные.

Стойлохряков на пару с Мартином такого натерпелись в этом ангаре, что сейчас горели одним-единственным желанием – найти того, кто подложил им такую свинью, а точнее, медведей с тиграми в одном флаконе.

Ни у кого не было сомнений в том, что необходимо продолжать учения, и личный состав выдвинется к тому же ангару на следующий день, естественно, за исключением Валетова. И они все равно будут выносить оттуда всех пострадавших. Стоит только надеяться, что за сегодня со своей задачей справятся звероловы и хозяева зверинца, которые уже прибыли на место и излучали море счастья, несмотря на то что несколько животных пришлось убить. Но большая часть оставалась в целости и сохранности.

Директор предприятия, насколько знал Стойлохряков, лично предпринимал неимоверные усилия, угнетая басом телефонную мембрану, дабы к нему приехали все звероловы области, включая циркачей-трюкачей и местный ОМОН, с одной-единственной целью – освободить помещение от живых и мертвых братьев наших меньших, для того чтобы его предприятие в конечном счете продолжило нормальную работу.

Французы, немцы, англичане и русские с завистью глядели на Валетова, сидящего за отдельным столиком и ужинающего. Никто больше не принимал пищу в таких условиях – все девушки крутились вокруг маленького бедняжки и буквально с ложечки запихивали в него кашку с подливкой и хлебушком, а также компотик.

Фрол мог бы и сам взять ложку в руки, но заботливая Даша забинтовала ладони так, что пальцев видно не было. Приходилось ему сидеть и только рот разевать да время от времени поворачиваться к Сашеньке для того, чтобы она промокнула солдатские губки белым полотенчиком.

Кушая не хуже любого шейха, Валетов наслаждался завистливыми взглядами остальных солдат.

Ефрейтор Петрушевский не скрывал собственной озабоченности по поводу слишком уж большого расслабления Валетова на службе. В ответ на это Простаков ему мягко замечал о возможности получить точно такой же кайф, но только после двух часов общения с лохматой женщиной, таскающей тебя по балкам на двадцатиметровой высоте.

Валетов пил дежурный компот из сухофруктов с таким выражением, будто ему сейчас наливали отменный коньяк, чем доводил того же Петрушевского до невменяемого состояния.

– Ну ты посмотри, как они вокруг него крутятся, – толкал он в бок Резинкина, превратившегося за время службы из духа, попавшего к нему в подчинение, в нормального кореша: ведь водила водилу понимает.

Витек пожимал плечами и угрюмо лопал кашу. Ему завтра снова подниматься раньше остальных (удел водителей – постоянный недосып), и глядеть на то, как сейчас девки ублажают Валетова, у него никаких сил не было, но, вспоминая рассказы Простакова о том, как бедняга сидел в обнимку с обезьянкой, Резинкин понимал, что удача – вещь относительная, особенно если взять тот отрезок, когда Валетову пришлось буквально отпугивать обезьяну, хвататься за веревку и, не обращая внимания на боль в руках, спускаться вниз, а потом от ужаса быть схваченным дикими животными в темпе забираться на контейнеры. Нет уж, лучше пусть его девушки с рук не кормят, но он от подобных злоключений будет освобожден.

Жанна д’Арк, удовлетворяя информационный голод, с жадностью поглощала местные новости, в которых сообщалось об инциденте, случившемся во время совместных российско-натовских учений. К ее неудовольствию, в сводках ни одного слова не говорилось о животных. Говорили лишь о неожиданной накладке и о нескоординированности действий работников завода, выполнявших роль пострадавших, и солдат, которые должны были спасать бедняг из зоны химического поражения.

Проглядев внимательно весь репортаж и выслушав для пущей верности перевод находящегося поблизости соратника Евгения, она выключила телевизор и уставилась на костер, горящий рядом с ее палаткой. Ну что же, месть осуществлена. По словам Евгения, там даже слышались выстрелы. И нет ничего лучше, чем доставить неприятности военным, особенно после того, как они решили поиздеваться над защитниками природы, посланниками всего цивилизованного мира, которых эти солдафоны позволили себе засунуть в дымовое облако, да еще и избить.

Следующим вечером, когда интернациональная рота, обтраханная за день, вываливалась из машин, Валетов улыбался, только про себя (не дай бог, увидят остальные его злорадство), сидя в окружении девчонок, и точил лясы. Он видел, как непросто пришлось всем солдатикам, и уже начинал переставать жалеть свои собственные ожоги на руках, полученные от веревки. Явно им всем сегодня досталось. Вот и сердитый Резинкин прошел мимо и поздоровался:

– Привет, козел!

За ним плелся Петрушевский. Взял и крепко-крепко пожал его больную руку. Потом шел Леха. Он вообще в его сторону не посмотрел, прошел в палатку и завалился на свою койку. Благо до ужина дали полчаса, чтобы привести себя в порядок.

Среди гостей из Европы также не наблюдалось ни одного веселого. Все рожи были хмурые и злые.

Тем временем Стойлохряков вел собственное расследование происшествия. Ему было наплевать на действия милиции. У него свое начальство в виде генерала Лычко, так мягко намекнувшего на то, что, мол, необходимо найти злоумышленников и постараться их еще и наказать, а не просто так отпустить после того, как в них ткнут пальцем, мол, вот ты сделал каку. И больше попросим не бедокурить.

Вынужденный шевелиться, комбат надыбал владельца зверинца и привез с собой в палаточный лагерь. Расположившись рядом с полевой кухней, они плюс полковник Мартин сообразили на троих, сели за бутылкой водки и начали разговор. Поскольку американец ни хрена не понимал, он просто ел пельмени, приготовленные поваром-сержантом и девчонками, и пил водку.

А в это время комбат выяснял у владельца зверинца обстоятельства похищения. После четвертой стопки выяснилось, что они, уезжая из Самары, были встречены толпой молодых людей, и им были предложены неплохие деньги за то, что они покажут всех своих животинок именно им, так сказать, эксклюзивно. Развернулись, показали. А почему нет, долго, что ли. Молодые, длинноволосые, грязно одетые люди начали прохаживаться меж клеток, высказываясь на многих европейских языках по поводу экстерьера животных. Незаметно-незаметно все его помощники и он сам были опоены и окормлены какой-то дрянью, после которой все вырубились, а когда проснулись в чистом поле без контейнеров со зверюшками, было уже поздно кричать «помогите!».