Парня усадили в глубокое кресло спиной к окну; по бокам сразу встали бойцы, что живо напомнило мне собственное положение на допросе у Герострата. Наручники снять с парня никто не удосужился: видимо, так и предполагалось, что разговор будет проходить в их присутствии.
Сифоров взял за спинку свободный стул, перенес его на середину кабинета и уселся лицом к «объекту»; мы с Мариной устроились в стороне, ближе к массивному письменному столу, сработанному в мебельной традиции середины XIX века и, по сути, главному украшению кабинета.
Сифоров повел допрос:
— Имя? Фамилия? Отчество? Род занятий?
Парнишка скривил разбитые губы.
— Кому это нужно? — глухо произнес он.
— Отвечайте не поставленные вопросы! — рявкнул капитан: не слишком-то он обходителен.
— Катись ты!..
Сифоров подался вперед, вытянув руку, ухватил парня за воротник. Я ожидал вспышки показной ярости, но капитан продолжил почти дружелюбным тоном, что не совсем соответствовало напору, с которым он начал.
— Ты что же думаешь, — ласково спросил Сифоров парнишку, — я с тобой тут в бирюльки буду играть? На тебе три убийства висят, — (ого, уже ТРИ!), — на вышку тянет без вопросов. И я обещаю, что лично позабочусь о том, чтобы ты ее получил. И пересмотров, отсрочек не жди: не будет ни пересмотров, ни отсрочек. Так что самым разумным на твоем месте будет раскаяться и помогать следствию, то есть отвечать на все мои вопросы прямо и без утайки, понятно?
Парень промолчал.
— Понял, я спрашиваю?!
— Нихт ферштеен, моя твоя не понимай, начальник, — оскалился парень и тут же получил по зубам от Сифорова.
Голова его мотнулась, от разбитых губ по подбородку покатились новые ярко-алые капли.
Я старался выглядеть равнодушным, но парня мне теперь было по-настоящему жаль. Видно, никто в этой компании никогда не слыхал о правах человека. Неудивительно в нашито бесцеремонно-вольные времена. И не посоветуешь здесь им ничего: Сифорову виднее, КАК вести себя в подобных ситуациях.
— Будешь теперь отвечать? Будешь?
Я перехватил взгляд одного из бойцов невидимого фронта, того, что стоял правее кресла. Взгляд этот не выражал ничего, кроме скуки. Скучно ему, видите ли. Ну-ну, скучай себе дальше…
— Вы не имеете права так со мной обращаться, — раздельно произнес парнишка. — Я гражданин Российской Федерации, я защищен Конституцией Российской Федерации. Я знаю закон. Вы не имеете права…
— Сейчас я покажу тебе свои права! — взъярился Сифоров или умело сымитировал, что взъярился. — Сейчас ты у меня увидишь…
— Перестаньте, — вмешалась Марина. — Ваши методы в данном случае ничего не дадут. В конце концов, он легко может вам соврать.
— Пусть только попробует: я так же легко могу проверить. Хотя ладно. Что вы предлагаете? — опустив руки, Сифоров отступил от допрашиваемого, с интересом взглянул на Марину.
— А зачем я здесь? — прищурилась Марина.
— Не рано? — усомнился Сифоров.
— Самое время.
— Тогда прошу, — Сифоров сделал рукой широкий приглашающий жест.
— Через минуту вернусь.
Марина вышла и действительно через минуту вернулась, принесла с собой блестящий металлический чемоданчик, очень похожий на те, которые показывают в гангстерских боевиках в качестве емкости для переноса героина или не указанной в налоговой декларации наличности.
— Буду вам признательна, — обратилась Марина к Сифорову, — если вы принесете из гостиной один из тех столиков.
Капитан ФСК Сифоров счел ниже своего достоинства таскать какие-то там столики, поэтому он со значением взглянул на бойцов, и тот, что стоял по правую руку от парнишки, послушно затопал в гостиную.
Столик поставили слева от «объекта»; тот наблюдал наши приготовления без страха, а с каким-то даже гордым презрением, чуть выпятив нижнюю распухшую губу. Кровь остановилась и теперь подсыхала корочкой на его подбородке.
Марина положила свой чемодан на столик, набрала известный ей шифр на замке, и чемодан открылся. Там обнаружилось некое устройство, занимавшее практически все внутреннее пространство чемодана и напомнившее мне громоздкий тридцатого года выпуска амперметр, который бесценным реликтом гордо стоял в лаборатории кафедры электротехники нашего института. Так же, как и древний амперметр, устройство было снабжено стрелочными шкалами, переключателями, верньерами. Одно из немногочисленных отличий — огромные наушники, длинным толстым кабелем подсоединенные к круглому разъему на торцевой стороне устройства.
— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал Сифоров, вытягивая шею и с почти что мальчишеским любопытством разглядывая устройство: вот оно — чудо американского военно-промышленного комплекса!
Марина взяла в руки наушники и, обойдя кресло с допрашиваемым, аккуратно надела ему их на голову. Парнишка не сопротивлялся, всем своим видом выражая крайнюю степень скепсиса. Впрочем, сопротивляться ему было бы бесполезно: двое бойцов находились в состоянии полной готовности подавить любой позыв к сопротивлению.
Марина вернулась к чемодану, переключила там что-то; шкалы осветились, и стрелки на них дрогнули. Да, это тебе все-таки не дудочка Гамельнского крысолова, это кое-что посовременнее.
— Можно начинать? — спросила Марина, взглянув на Сифорова.
— Пожалуйста, — не стал возражать тот.
Марина кивнула, повернула один из верньеров с хорошо слышным щелчком, затем пальцем откинула неприметный металлический колпачок на устройстве, под ним обнаружилась кнопка. Помедлив, она вдавила ее, и кнопка засветилась красным под ее пальцами.
Парнишку в кресле выгнуло дугой. Бойцы едва успели среагировать и ухватить его за плечи. Парнишка засучил ногами по ковру, но через секунду так же резко обмяк, осел под давлением сильных рук.
— Это что, разновидность электрического стула? — беспристрастно поинтересовался Сифоров.
— Похоже? — Марина улыбнулась. — Это только начало.
Пожалуй, в этой комнате я один сочувствовал парнишке, его боли. Всем остальным было наплевать. А особенно — моему «напарнику, более чем располагающему к интересному общению», Марине Кэйбот.
Как она тогда сказала: «меня не интересует состояние ЕГО психики»? И действительно, если вдуматься: кто он ей? «Объект» и не более. Даже не соотечественник.
Марина положила пальцы на тот же верньер и медленно, наблюдая с полным вниманием за шкалами, начала поворачивать его по часовой стрелке.
Парнишка, сидевший до того молча с закрытыми глазами, вдруг запел. Хрипловатым низким голосом, совсем не похожим на тот, которым он отказывался отвечать на вопросы, — какую-то белиберду на незнакомый мне мотив. Изо рта у него потекла розовая слюна. Это было настолько жутко, что я непроизвольно отпрянул. И перехватил на себе изучающий взгляд Кирилла Сифорова. Сифоров тут же подмигнул мне и снова повернулся к Марине:
— Нам еще долго ждать?
— Покурите пока.
Сифоров полез в карман за пачкой «Мальборо», предложил сигареты мне. Я машинально взял, прикурил от чиркнувшей зажигалки. Сифоров с довольным видом уселся на край письменного стола и придвинул к себе пепельницу.
Парнишка приподнялся в кресле и начал раскачиваться. Вправо-влево, вправо-влево. Совсем не в такт напеваемому мотиву.
— Гольгульди ло, овела то, мартума цо, беволи ло, — шептал он распухшими губами.
Мне почему-то вспомнился наш институтский компьютерный «гений» по прозвищу Юзер, в совершенстве разбиравшийся в любых заморочках, подаренных нам окном в мир современных технологий, прорубленным требованиями рыночной экономики. Зовут «гения» Влад Галимов, и он — по-настоящему увлекающийся этим делом человек. Причем, разбирается он одинаково хорошо как в IBM-совместимых персоналках, так и в группе «Синклеров», коими захвачен на сегодняшний день компьютерный рынок в Автово и половина специализирующихся на электронно-вычислительной технике магазинов города («ZX-Spektrum», «Scorpion-256», «Hobbit», «Pentagon» — все наши, доморощенные, собранные на базе микропроцессора Z-80, который на развитом Западе применяется ныне лишь в телефонных станциях, калькуляторах и в чисто игровых приставках).